Сайт писателя
Андрея Анисимова

Збигнев поручил роботу встретить гостью и в раздумье остановился у бара. Хотел было выставить бутылку коньяка. Но передумал. Поить Блум Хеннесси ему показалось лишним. Алжирское вино больше подходило к случаю. Збигнев не отличался скупостью, но воздерживался предлагать удовольствия людям, не способным их оценить. Робот встретил редакторшу у лифта и проводил в гостиную. Госпожа Блум явилась в гости не одна, а в обществе кривоногого мопса. Хозяина это не обрадовало. Помимо русских, поляк ненавидел всяческий беспорядок. В том числе и животных в городских квартирах. Поэтому настоятельно попросил Блум взять собачку на руки. Что Марте удалось не сразу. Мопс испугался робота, затеял прыжки вокруг механического работника и поднял истерический лай. Наконец, госпоже Блум удалось его изловить. Устроившись в кресле, она усадила мопса на колени, раскрыла дамскую сумку необъятных размеров и выложила на стол тюремную фотографию Дмитрия Крымова.
- Это что такое, госпожа Блум? – спросил Збигнев, с опаской разглядывая снимок.
- Это наш русский в компании уголовников – пояснила Блум, - сегодня его выпустили из тюрьмы. Да еще принесли ему всяческие извинения. И все новый инспектор Большого жюри. Вы понимаете, как он поведет себя на слушаниях в парламенте?
- Кто из них Крымов? – спросил поляк, вглядываясь в незнакомые лица заключенных. Для себя он сразу определил русским мрачного вислоусого субъекта с голым черепом. И был неприятно разочарован внешностью реального Крымова. С фотографии улыбался молодой мужчина вполне интеллигентной наружности. Но успокоив себя мыслью, что враг всегда маскируется, мгновенно проникся к нему неприязнью.
- Да, пани Марта, пренеприятное лицо у этого типа. Так что вы сказали о новом инспекторе Гуманитарной комиссии?
- Этот французик или идиот, или сволочь. И трудно сказать, что для нас хуже.
- Вы о месье Бумже?
- Именно о нем. Он, видите ли, против русских ничего не имеет!
- Сначала давайте помянем госпожу Колиндз. Прекрасная была женщина – пан Залесский откупорил бутылку, разлил вино по бокалам, и поднял свой: - Светлая ей память. Пусть дева Мария примет ее с миром.
- А главное, такая нелепая смерть – напомнила Марта и разом опустошила бокал.
Збигнев порадовался своей сообразительности. Квадратная редакторша с тем же успехом влила бы в себя и фужер прекрасного французского коньяка, не поняв разницы. Отдав дань памяти почившей соратнице, госпожа Блум снова обрушилась на Бумже, повторив, как заклинание:
– Представляете, он не видит в русских ничего плохого!
Збигнев, едва пригубивший вино, сделал еще глоток, поставил бокал и философски произнес:
- А чему тут удивляться, пани Марта. Я немного знаком с биографией господина Бумже. От пятилетней службы послом в Африке у любого поедет крыша. После людоедов и русские покажутся ангелами. У них, кажется, официально каннибализм запрещен.
- Неважно, они находят способы поедать друг друга в обход закона.
- Другой бы спорил. Так, что вы предлагаете. Выкладывайте ваши соображения. Вы же не только собачку мне принесли?
- Не сердитесь, господин Залесский. Жужик и так весь день один в доме. Мне жаль оставлять песика и на вечер. Ведь он у меня, а я у него. Больше у нас никого нет.
Услыхав свое имя, мопс зашевелился, потянулся к лицу хозяйки и длинным розовым язычком лизнул ее в губы. Марта прижала Жужика к широкой груди, покрыла его мордочку страстными поцелуями и опять усадила на колени. Залесский терпеливо выдержал интимную сцену и для вежливости спросил:
- Вы не замужем? – спросил, и сам изумился глупости своего вопроса. С внешними данными госпожи Блум, вкупе с боевой мощью бронемашины, любителей подарить ей руку и сердце днем с огнем не сыщешь. Если Марта не лесбиянка, то Жужик - единственный мужчина, способный ужиться с таким чудовищем. Все это Збигнев подумал про себя и, выслушав ответ, подтвердивший его соображение, вернулся к делу: - Не стесняйтесь, пани Марта, выкладывайте, с чем пришли.
- Понимаете, господин Залесский, мы с госпожой Колиндз, буквально накануне ее нелепой гибели, провели некоторые подсчеты. Вот они, – и Марта вынула из все той же необъятной сумки листок белой бумаги, испещренный цифрами.
- Что это? – удивился Збигнев. Сегодня даже первоклассники не применяют для арифметических упражнений бумаги и шариковых ручек. А тут и то и другое. Но Збигнев все же заглянул в листок и развел руками: – Без ваших комментариев, пани Марта, для меня это воистину китайская грамота.
- Я вас прекрасно понимаю, господин Залесский. Мы использовали этот первобытный метод, чтобы наши вычисления не попали в глобальную сеть. Это для сугубо личного пользования.
- Тогда сделайте одолжение и растолкуйте мне смысл вашего шедевра современной конспирации.
- Все очень просто, господин Залесский. По документам Дмитрию Крымову девяносто восемь лет.
- Это мне известно. Поэтому русскому и требуется возрастная карта.
- Сейчас все поймете. Брат Крымова, Остап, держал свои капиталы в эстонском Хуаньцентре. Эстония, чтобы избежать дефолта, позволила китайцам заморозить вклады местных миллионеров. Крымов попал в их число.
- У него нет денег?
- К сожалению, часть счета ему разморозили. Покойная Магда пыталась помешать, но глава Экономической комиссии, Антонио Верозо, смахивает на французика Бумже. И Магду не поддержал. Брату Крымова выдали четверть миллиона. Теперь давайте считать. Год возрастной карты обходится престарелым европейцам мужского пола в двадцать пять тысяч. Умножьте эту сумму на восемь, получится двести тысяч.
- А зачем я должен умножать?
Марта Блум снисходительно улыбнулась:
- Дмитрию Крымову девяносто восемь. По закону он просрочил карту на восемь лет. Плюс штрафные санкции, получится почти триста. Таких денег у Остапа нет, и оплатить возрастную карту брату он не сможет. Не сможет и продлить свою. Если вывести русского из параграфа «ценность личности», мы избавимся от обоих русских братков. Сначала от Дмитрия, позже от Остапа. Если вам удастся это провернуть, будем пить шампанское на моей вилле.
Збигнев рассмеялся:
- Только женщины могли до такого додуматься. Звучит весьма заманчиво. Но Крымов полвека отлежал в холодильной камере. В том числе и последние восемь. И за них он отчитается.
- Господин Залесский, в Евросоюзе еще не издали закона, чтобы оправдать неплательщика только за то, что он прятался от Большого жюри в холодильнике. Если я ошибаюсь, плюньте мне в глаза. И ваша обязанность, как депутата парламента, следить за соблюдением Конституции Евросоюза.
Жужику надоело сидеть на руках хозяйки. Мопс пронзительно затявкал и, скаля мелкие острые зубки, начал активно выдираться на волю.
Марте пришлось прощаться. Чему Збигнев Залесский не стал возражать. Если общество малосимпатичной дамы оправдывалось целью ее визита – нагадить русскому, то общество Жужика в глазах поляка оправданий не имело. Проводив Марту до лифта, радушный хозяин вернулся в гостиную, проследил, чтобы робот разобрался с остатками вина, грязной посудой и как следует пропылесосил квартиру. Залесского очень беспокоила невидимаяглазу собачья шерсть, которая могла остаться в его доме.
И только после этого позволил себе снова уединиться в кабинете. Теперь насладиться зрелищем избиения русских хамов доблестными польскими воинами ему уже не сможет помешать никто. Погрузив себя на тахту, Збигнев надел очки и запустил фильм Рышарда Брониславского «Чудо над Вислой».

*******
Вилли Хант вышел из кабинета начальника штабов оборонного ведомства Евросоюза весьма довольный собой. Интервью получилось пресным. Генерал произносил общие фразы о Кремлевской угрозе и жаловался на скромность оборонного бюджета. Вилли ничего другого и не ждал. Он пришел сюда совсем с другой целью. И этой цели добился. На столе генерала, под толстым стеклом хранились цифровые коды секретных кабин для высших офицеров штаба. Престарелый военачальник не обладал орлиным зрением, и цифры для него печатали крупным жирным шрифтом. Обладая прекрасной зрительной памятью, Вилли, изображая внимательного слушателя, незаметно поглядывал на стол. Спускаясь на лифте, он уже так крепко помнил семизначный секрет, что разбуди его ночью, отрапортует без запинки.
Внизу, перед залом с кабинами, дежурили офицер и два автоматчика. Вилли это предусмотрел – заранее испросил у генерала разрешения воспользоваться ска-дромом ведомства, не уточняя маршрута. И пропуск на него охране спустили. Военные кабины перемещали путников, как и все остальные. Но, в качестве дополнительного сервиса, обслуживали секретные объекты. То, что затеял Вилли Хант, законопослушному гражданину грозило решеткой. Но журналист понимал свою исключительность и иногда ею пользовался. Пользовался, не злоупотребляя, когда игра стоила свеч. Дежурный офицер просветил его документ и пропустил в зал. Вилли непринужденной походкой человека, далекого от коварства, зашел в кабину и набрал заветный код. Когда над стальной дверью засветилось табло «на выход», открыл ее и оказался в прозрачном холле Лунного модуля. Высокий пластикатный купол упирался в непривычно черное небо. Прямо над головой Ханта висел огромный мутный фонарь земной планеты, и свет от нее столь же мутно освещал корявый лунный грунт. Вилли Хант оказался на Луне впервые, и зрелище его не впечатлило. Впереди, сколько хватало глаза, тянулась унылая, серая равнина. Цветом и фактурой Луна ему напомнила плохо вытряхнутую пепельницу. Нечто похожее Вилли наблюдал в окрестностях Мертвого моря. После посещения Израиля, где все цвело и зеленело, Мертвое море произвело на него тягостное впечатление. И журналиста потом долго преследовал тошнотворный запах и удручающий колорит тех мест.