Сайт писателя
Андрея Анисимова

СТАРОСТЬ

Щемит в груди весны подспудное томленье
Она уже в пути и ясно, что придет.
Дождешься, или нет - имеются сомненья
Может встречать ее уже не твой черед.

Но это не беда, нет горечи в прощанье
Как нет и куража в предчувствии тепла.
На вечность не давал никто нам обещанья
И нечего бубнить – печаль моя светла.

Унынье не печаль, оно при увяданьи
Как Ангела слеза, как невеселый хмель
Оно даже ни грех, когда взамен страданью
Оно как тихий дождь, сиделка и постель.

***
Жене

Нельке дома не сидится,
У неё синдром девицы
Не добегавшей своё
В строгой юности её.

Под отца суровым взором
И общественным надзором
О заветном лишь мечтать,
Юркнув в девиью кровать.

А сбежавши к мужу в койку,
Угодила в «перестройку».
С голодухи без затей
Наплодила сыновей.

И теперь ей статус дамы,
Праведной жены и мамы
Взрелом жизненном пути
Так безрадостно нести.

Оттого хоть к черту в гости
Перемыть знакомым кости,
Оторваться от забот,
Подивиться на народ,

Покрутить немного попой,
Нахаляву что-то слопать,
Пококетничать слегка
Без последствиев пока.

Что спешить к зануде мужу?
Он ворчит и в зной, и в стужу
И торчит один как пень,
Сочиняя свою хрень.

Нельке дома не сидится,
У неё душа девицы.
Это надо понимать
И нельзя её ругать.

ЗАЧЕМ?

Словно дурной цыганской птице
Без перелетов мне не жить.
И тянет из глуши в столицу
Невидимая сердцу нить.

Хотя мне суета не в радость
И злит толпы людоворот,
Родимых улочек усталость
Души тоской не обожжет.

Известно все мне, что там будет,
О чем мне скажут и споют,
Какие мимоходом люди
Пройдут, проедут, пробегут.

Друзей дежурные объятья
Без горячения крови,
Девиц столичных безучастье
Во время временной любви.

В деревне чище и светлее.
И не понятен тот предел,
Когда, от скуки сатанея,
Прервав чреду разумных дел,

За руль, экспрессом, в самолете ―
Лишь бы на месте не стоять, ―
Оставив дом, друзей в заботе,
С дворовым псом старуху мать,

Лечу в Москву, придумав цели,
Шалея дурью молодой,
Через границы и метели ―
Веселый, буйный и седой.

Зачем мне шумный город детства,
Где за толпою нет лица?
Наверно, чтобы наглядеться
На бег Садового кольца,

Чтобы напялить ритм столицы
На задремавший организм,
Чтобы еще раз разозлиться
На весь российский кретинизм,

И, став напористей и злее,
Обратно в глушь свою бежать,
От белизны снегов чумея
Погладить пса, облаять мать.

И, понося Москву нещадно,
Смакуя сада тишину,
Забыть о городе громадном,
Точить перо и ждать весну.

Экспресс «Эстония», 12.01.1999 г

ЧУЖАЯ РОЛЬ

Финал, мне надо уходить. Итак я слишком заигрался.
Смешно на сцене слезы лить. Я сам собою оказался.
Наверное, я виноват, сыграв всерьез чужую драму,
Взяв в героини напрокат самоуверенную даму.

Теперь доходы пополам за счастье или за несчастье ―
Пора расплачиваться нам за лень души и безучастье.
Поклон, мне надо уходить. Итак я слишком задержался.
Когда начнешь меня судить, поверь хоть в то, что я старался

Играть всерьез чужую роль, бездарно мучаясь словами,
Отыскивая страсть и боль по ходу пьесы между нами.
Выходит, я плохой артист, тебе мои аплодисменты.
А мне ― галерки звездный свист и в перспективе ― алименты.

НЕОЖИДАННЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
ПО ДОРОГЕ ИЗ КОХИЛЫ В ЖУКОВСКИЙ

Как быстро пролетели годы,
И я теперь банально удивлен,
Что я давно не нов, что вышел я из моды,
На девок не гляжу, ворчлив и раздражен.

Не хочется мне петь блатных похабных песен,
Брить морду по утрам, а к ночи ждать друзей.
Мой выходной пиджак на брюхе стал мне тесен,
Я в рубище хожу, свободном, без затей.

Лишь иногда затянет на природу.
Все так же хороша, куда ты глаз ни кинь.
Что сделал в жизни я? Я все искал свободу.
Свободу я нашел, теперь теряю жизнь.

Кохила ― Жуковский, 1996

ВЕДЬМА

Когда в вас Ангел умирал,
Тогда в вас Дьявол пробуждался,
Я этого мгновенья ждал,
Я вас без Ангела боялся.

Как Ангел светел ваш и чист,
А Дьявол злобно беспощаден,
Вы, словно черно-белый лист,
Судьбой расчерченный в тетради.

Как трудно было мне понять
Законы Ваших превращений,
Как темный лист от Вас отнять,
Чтоб Вас покинул темный Гений?

Мне этих красок не смешать,
Осталась боль страницей белой.
В ней удивления печать
И свет в душе осиротелой...

Москва, 1996

ОСТАНОВИТЕ ЖЕНЩИНУ

Остановите женщину, она идет влюбиться.
Остановите женщину, она идет ко дну.
Остановите женщину, пора остановиться,
Остановите женщину одну.

Она идет с предчувствием вселенной
Занять орбиту спутницы моей.
Она идет всем спутницам на смену,
Остановите женщину скорей.

Остывшая, усталая планета
С потухшей лавой в мантии души,
Я не даю давно тепла и света,
Сгорев дотла в пространственной глуши.

Остался тлен потухшего светила,
Но женщина не видит пустоты.
Ее влечет космическая сила,
Она спешит, но сожжены мосты.

Остановите женщину...

Москва, 1997

НЕТ СПРАВЕДЛИВОСТИ В ЛЮБВИ

Я надеваю, как броню,
Свой плащ и галстук поправляю,
В поход последний выступая
Я одеваюсь, как в броню.

Нет справедливости в любви.
Сегодня наш последний вечер,
Я не боюсь финальной встречи.
Нет справедливости в любви.

Сегодня я отвечу нет,
Сегодня я захлопну двери.
Перенеся грозу истерик,
Сегодня я отвечу нет.

Я твердо направляюсь в ночь
На круг трамвайного разъезда.
Вот палец на звонке подъезда.
Но почему бегу я прочь?

Дрожу, ступая в темноту,
Твой влажный взгляд за мной маячит,
В карман плаща я руки прячу
И отступаю в темноту.

Но завтра я отвечу нет,
Но завтра я захлопну двери,
Пройдя через грозу истерик...
Нет справедливости в любви.

Москва, 1997

***

Маленькой любимой актрисе

О Шахразады тень с бездонными глазами!
За лаской Шагине Дамаска спит металл.
Чем ворожишь? Движением, словами,
Но замирает покоренный зал.

Детеныш сцены, дочка балагана,
Где ты взяла уверенность царей?
Откуда боль Кнут-Гамсунского Глана
Откуда тайна Дориана Грэй?

Твой белый шелк манит невежд заполнить
Его азами истин прописных,
Им не понять, что космос твой запомнил
Иные письмена и свет миров иных.

В твоей крови монгольские предгорья,
Татарских ханов вековой набег,
И ржанье табунов, и мрак средневековья,
И пена желтых азиатских рек.

Что делать с этим роковым коктейлем,
Тебе самой пока что не понять.
Он может стать лечебным добрым зельем,
А может превратиться в яд и убивать.

О Шахразады тень с бездонными глазами!
Под шелком Шагине дамасской стали меч?
Ты справишься с друзьями и врагами,
Вот от самой тебя бы уберечь.

19.1. 1999, Кохила

ТЕАТРАЛЬНАЯ ПЕСЕНКА

Владимиру Сергеевичу Иогельсену

За кулисами в последний раз ругается
Режиссер.
Сцена замками и морем покрывается.
Роль бубнит суфлер.
Занавес взовьется, и восторженно
Ахнет зал.
Шпагою картонною низложенный
Враг упал.
И в мильонный раз непобежденным
Гибнет Датский принц.
А за ним следят мильоны возбужденных лиц.

Вздохи, впечатления,
И партер затих.
Гамлет у Офелии
Просит на такси.

Завтра снова меч картонный
Зло насквозь пронзит.
Снова принц непобежденный
Еще раз убит.
А сегодня меч картонный
Отдан в реквизит.

Ташкент ― Москва, осень 1972