Сайт писателя
Андрея Анисимова

- Я же сказал, мне показалось…
- А где сейчас эти субъекты?
- Уголовники?
- Они самые.
- Вчера покончили с делами, на сегодня заказали прогулочный теплоход «Орел» с рестораном для прощального обеда. Через час отчалят от Речного вокзала.
– На сколько времени арендовано судно?
- До двадцати одного часа. Потом разлетятся кто куда…
- Сделай мне распечатку их совещания.
Наум усмехнулся:
- Зачем? Суть я вам изложил, текст все равно не поймете. У них свой сленг.
- Феня, что ли?
- Скорее, тюремно-лагерный жаргон.
- Да, блатной язык изучать не довелось.
- Не берите в голову, ничего нового не вычитаете, а головную боль обещаю. Вы же были в Польше. Они говорят вроде на славянском, а хрен что поймешь. Так и тут.
Рогозин спорить не стал и от идеи лично ознакомиться с текстом бесед уголовников отказался. Он поднялся из-за стола, предупредил Наума, что погуляет по залам музея, и вышел из кабинета. В пустых коридорах его башмаки гулко печатали каждый шаг. Анатолий Васильевич смутился своей поступи и остановился у окна. Из него просматривался сквер и немного Старой площади. Именно там сейчас отчитывался Гусев. Полковник поддержал план Рогозина, и теперь отстаивал его у начальства. Анатолий Васильевич успел привязаться к этому подтянутому, внешне суховатому мужчине. Тот как-то ненавязчиво умел опекать своего зама, подталкивая к верным решениям. Причем делал это столь мастерски, что Рогозин ощущал автором этих решений только себя. Уже потом, анализируя работу подразделения, осознавал, как ему помог полковник. Гусев относился к Рогозину по-отечески тепло, но чувств своих никогда не выказывал. Он вообще не любил демонстрировать эмоциональную часть своей натуры, научившись за долгие годы работы в разведке владеть каждым своим нервом. Рогозин ценил отношение к себе старого служаки и старался его не подводить. Особенно теперь, когда Дмитрий Николаевич доверил ему руководство операцией. И сейчас, оставив проблему уголовников полностью на совести своего заместителя, еще раз как бы подталкивал Анатолия Васильевича к самостоятельным действиям. И Рогозин обязан был найти решение. Ведь перспектива лишиться главного фигуранта операции «Родня» означала ее провал. По-человечески жалости к полковнику ОБЭП Рогозин не испытывал, как говорили революционеры – собаке собачья смерть. Но лишившись главного фигуранта, сложно привлечь к суду остальных участников преступной цепи. А арест прокурора Хачатурова станет практически невозможным делом. И получается, что все труды подразделения окажутся почти напрасными. Но как помешать уголовникам, Рогозин представлял слабо. Арестовать их, пока преступление не совершено, нет оснований. Запись переговоров на их блатном «сходняке» суд как улику не примет. А для нейтрализации авторитетов преступного мира на свободе необходимо проделать огромную работу - установить наружное наблюдение, прослушку контактов, поднять архивы на каждого, вычислить киллера. Одним словом, пахота. А свободных кадров для этой пахоты у Павла нет.
Анатолий Васильевич еще раз взглянул на Старую площадь и вышел из здания Политехнического музея. Машину он оставлял за квартал, чего требовала инструкция. Так поступали все работники подразделения, и пока шагал к машине, предупредил Бирмана, что едет на Петровку. Уже возле машины выдал еще один звонок. Полковник Лагутин, к его удовольствию, оказался на месте:
- Валерьян Афанасьевич, мне надо с вами поговорить. Можете уделить мне немного времени?
- Рогозин, ты всегда, как снег на голову. Нельзя ли на завтра?
- Товарищ полковник, дело очень срочное, и без вашей помощи может оказаться под угрозой большое дело. Мне вы нужны немедленно.
- Черт с тобой, разведчик. Сейчас выпишу пропуск.
- Не надо пропуска, давайте десять минут погуляем по саду Эрмитаж. Вам полезно подышать воздухом и немного размяться.
- Ты о моем здоровье не пекись. Я умру здоровеньким. Хорошо, через сколько ты будешь?
- Я в центре, если без больших пробок, минут через десять. Но я лучше позвоню снизу, чтобы не заставлять вас ждать.
Рогозин добрался до Петровки за семь минут. Лагутин вышел из проходной сразу после звонка и тут же направился в сквер. Пожав Рогозину руку, спросил:
- Опять секреты? Боишься, что мой кабинет под колпаком?
- Береженого Бог бережет, – уклонился от объяснений Рогозин и коротко обрисовал ситуацию.
- И что ты от меня хочешь? – Поинтересовался Лагутин.
- Хочу, чтобы вы их всех до пятницы задержали.
Лагутин аж крякнул:
- Ничего себе заявы! А как ты себе это представляешь!? Их, по твоим словам, человек тридцать, съехались со всей страны и ближнего зарубежья, нигде не регистрировались. Мне их найти неделю возьмет, а тебе срочно. Да и с какими глазами я приду к начальству, задействовав без всякого повода половину личного состава Управления?
Рогозин едва сдержал улыбку - возмущение начальника убойного отдела ему показалось забавным:
- Валерьян Афанасьевич, – Рогозин посмотрел на часы: - их не надо искать. Они сейчас занимают места на прогулочном теплоходе «Орел». Поплывут по Истринскому водохранилищу. У них прощальный обед до девяти вечера. Один отряд ОМОНа - и они все ваши.
- А мотив задержания?
- Уверен, у каждого незаконный ствол в кармане, да и документы у половины липовые. Так что предлог у вас будет. А посмотреть на целую гвардию уголовных боссов вам и самому полезно. Обновите картотеку, побеседуете с ними. Еще будете мне благодарны.
Лагутин смотрел на Рогозина, словно его не видел, и размышлял о чем-то своем. Анатолий Васильевич поинтересовался, понял ли его полковник. Лагутин его понял:
- Скажи, а Виталий Курочкин по кличке Стрем - с ними?
Рогозин точно этого не знал:
- Вполне возможно, если он имеет голос в их совещаниях.
- Имеет. Хорошо, я организую захват теплохода. Это Гусев тебя просил приехать? Почему сам не навестил друга?
- Не просил. Он поручил мне руководить операцией, и я, если честно, другого способа решить эту проблему не вижу. Только на вас и надеялся. Буду вашим должником.
- Ты со мной по гроб жизни не рассчитаешься. Но в данном случае, у меня на этом суденышке свой интерес. Спасибо за информацию. Мне докладывали, будто в городе замелькали знакомые лица, но о том, что в Москве столько наших клиентов разом, я сведений не получил. Людей не хватает. А теперь катись. Такую операцию за час старику организовать нелегко.
- Еще раз спасибо. – Улыбнулся Рогозин и задерживать Лагутина не стал. Шагая к машине, почувствовал необычайную легкость, словно свалил с души тяжелый камень. Усевшись за руль, не успел включить зажигание, просигналил мобильник. Анатолий Васильевич поглядел на экранчик – звонил сын.
- Привет, Костя. Прости, что несколько дней не звонил. С делами закрутился.
- Отец, мне нужно срочно с тобой встретиться.
- Что-нибудь случилось?
- Давай не по телефону. Скажи куда - я подгребу.
- А ты сам где?
- Я на работе.
- А я в машине. Сейчас я к тебе подъеду.
- Хорошо, я выйду на улицу и буду ждать тебя у въезда на нашу парковку. Тормозни у шлагбаума.
Сына Рогозин увидел издали. Парень вышагивал по тротуару, возле шлагбаума, преграждающего путь чужакам на парковку концерна. На фоне небоскреба, где теперь служил Костя, он казался маленьким и беззащитным человечком. В сердце Рогозина что-то защемило. В последние недели он не виделся с парнем, поскольку операция «Родня» забирала у него все время и силы. К тому же родитель понимал - у сына роман с девушкой менеджером среднего звена, и ему не до отца.
Костя тут же уселся в машину:
- У тебя есть полчаса свободных?
- Если надо, есть.
- Давай отъедем отсюда, куда-нибудь, где потише. Хочешь, я приглашу тебя в кафе?
- Нет, сынок. Это слишком долго. А больше чем полчаса, я, действительно, уделить тебе сегодня не смогу. Вот на выходные я бы с радостью с тобой пообедал. Даже у бабушки. Идет?
- Ладно, отец. Скажи, как мне поступить?
- Сначала обрисуй проблему, а потом проси совета.
- Я сделал Гале предложение.
- Ты взрослый парень, сделал, так сделал. И в чем загвоздка? Она тебе отказала?
- Не, она меня любит.
- Тогда чем ты удручен?
- Понимаешь, отец, она мне призналась, у нее трое детей. Старшему – семь, средней - пять и младшему - три.
- Признание делает ей честь. И где же она их скрывала?
- В Воронеже, у мамы. Она родом оттуда.
- А почему раньше молчала, не объяснила?
- Объяснила. Она не думала, что я готов жениться. А любовнику такие вещи знать не обязательно. Вот она и молчала. А когда я заговорил о женитьбе, все и рассказала.
- Она порядочный человек. Это приятно слышать. Она рассказала, и ты испугался?
- Не смейся, отец. Дело очень серьезное…
- И ты мне это будешь объяснять?! Это я понимаю, насколько оно серьезное. А ты только догадываешься.
- И еще, ее сократили. Галя осталась без работы. Ты прикинь, что это значит?
- Тебе придется кормить Галю и ее малышей. Вот что это значит.
- Этого я и испугался. Ты не думай, отец, что мне жалко на них денег. А что если и меня сократят?
- И ты хочешь, чтобы я за тебя решил, жениться на женщине с тремя детьми или сбежать.
- Почему сбежать? Галя понимает всю сложность моего положения. Она мне дала время подумать. Я могу ей честно сказать, что не имею права брать на себя такую ответственность. Она не обидится.
- Ей ты сказать можешь, в этом я не сомневаюсь. А что ты скажешь себе?
- В каком смысле, отец?
- В самом прямом. Ты оставил любимую женщину с тремя детьми на руках и без работы. Кто ты после этого?
- Так это же не мои дети!
- И поэтому она должна их утопить, как щенков.
- Зачем топить, – опешил Костя.
- Тогда, что ты предлагаешь?
- Отец, но это же вся жизнь насмарку. Я еще нигде не был, ничего не видел, а тут бах - и многодетный папаша.