Сайт писателя
Андрея Анисимова

- Коньячку нальешь, поделюсь, - ответил посетитель, снимая туфли в прихожей. В голосе полковника Тиграну Ивановичу послышались жалобные нотки. Нагловатый хохол обычно изъяснялся вальяжнее. Но в присутствии охранника интересоваться причиной не стал. Наказав телохранителю вызвать его, как только появится слесарь, хозяин провел Богдана Даниловича в кабинет и усадил в кресло. Бар армянина находился от полковника на расстоянии вытянутой руки, и хозяин жестом разрешил гостю им воспользоваться. А сам уселся за стол и еще раз посмотрел на часы. Стрелки доползли до половины одиннадцатого.
- Скотина, - сказал Хачатуров.
Чуменко вздрогнул:
- Чего лаешься?
- Это я не тебе. Сантехник опаздывает, словно академик. - Хачатуров говорил по-русски совершенно чисто и лицом кавказкой национальности мог себя считать благодаря этому самому лицу. Если черные глазки-буравчики легко заслонить темными очками, то армянский нос не спрячешь. Но беда московских армян вовсе не в их национальности. Русские люди знают, что в Армении к нашим соотечественникам относятся с большим уважением, и русофобии там нет и в помине. Армяне наши настоящие друзья и заслуживают ответного гостеприимства. Но москвичи - слабые физиономисты, и отличить грузина от чечена, или осетина от армянина не могут. Поэтому стараниями бесноватого грузинского президента в Москве досталось и армянам, большинство которых, не в пример Хачатурову, честно и добросовестно зарабатывают свой хлеб. Жадность, подлость и желание хорошо да сладко жить за счет других – черты, не имеющее отношения к национальной принадлежности человека, и если любви все возрасты покорны, то вышеперечисленным качествам покорны представители всех племен и народов, населяющих матушку землю.
Хачатуров печальным взглядом отследил, как порция коньяка, присланная с далекой родины, исчезла в глотке Чуменко, и спросил:
- Что думаешь делать, брат?
- В каком смысле? - Не понял Чуменко.
- Он еще не знает?! В смысле дерьма твоих подчиненных. Кто стрелял в ресторане на Речном Вокзале? Ты что, Богдан, с луны свалился?! Теперь же от комиссий отбоя не будет. Моя жопа устанет тебя прикрывать. Как ты довел своих людей до такого позора?
- Я решу этот вопрос, - пообещал Богдан Данилович.
Но Хачатурова это не успокоило:
- Когда бы решил, тогда и приходил бы. А сейчас нечего светить нашу дружбу. У меня кристальная репутация в этом городе. И она тебе нужна не меньше, чем мне. Так давай вместе охранять мою репутацию.
- Тигран, я пришел посоветоваться.
- Советуйся, раз пришел. Но в говно не втягивай. Я и так с тобой переступил грань дозволенного, убедив Симоняна дать ложные показания. Тебе мало?
- Хватит на меня бочку катить! - Разозлился полковник: - Дерьмо как раз я беру на себя и уже в нем по шею. А вы, вместе со своим следователем, ходите в белых костюмчиках, и вам галушки в рот сами летят.
- Не ожидал, брат, от тебя такого услышать?! Я карьерой рискую. Сколько полковников в Москве, ты считал? Сотни, тысячи. А прокуроров посчитать пальцев на руках хватит.
- Может хватит?. Я пришел поговорить о складе Иргашева.
Хачатуров тут же успокоился и достал из бара второй стакан:
- О деле, брат, всегда поговорить полезно. Что там у Иргашева?
- Японская техника. Партия лимонов на тридцать. Мобильники последнего поколения, процессоры, ну и все остальное. Убежит влет. Но вот, стоит ли операцию проводить сейчас, не знаю. Уж очень вони много от кабака на Речном. Меня стыдить начнут - мол, не сумел коллектив воспитать…
- Стыдить, говоришь? У нас, армян, песенка была - Арарат большой гора, с Еревана видно. Ходит турка без штана, как ему не стыдно…
- Мне, Тигран, не до песенок.
- Да, стремно тебе, Богдан. Не знаю, что и сказать. Подожди, пока заглохнет. А с другой стороны, такой куш не каждый день подворачивается?
- Ордер подготовишь?
- Данные пришлешь, подготовлю. Но все равно, немного погоди. Пусть хоть пресса утихнет.
- Я же сказал - вопрос решу.
- Ну, тогда давай по пятьдесят грамм за все хорошее.
В дверь постучали.
- Чего тебе? - Спросил Хачатуров у охранника.
- Сурен спрашивает, большой кран в первом туалете или во втором ставить? Там раковины одинаковые.
- А когда Сурен пришел?
- Уже минут двадцать что-то крутит.
- Большой кран в ванную ставить надо. А два поменьше в раковины туалетов. Лучший мастер, а дурак. Подожди, я сейчас ему сам скажу. - И окружной прокурор, оставив гостя в кабинете, поспешил вразумлять сантехника. В конце концов, он из-за этих золотых кранов рискует карьерой и даже свободой. И теперь допустить, чтобы мастер перепутал их местами и нарушил, столь любезную сердцу хозяина красоту вместе с ее товарной стоимостью – нет, такое Хачатурову и в страшных снах не могло привидеться.

*******

Вика сидела возле кабинета заведующего отделением с пакетом на коленях и волновалась. Почему волновалась, сама не могла понять. Хирурга Красина она никогда раньше не знала, но профессия детектива подразумевает частые общения с незнакомыми людьми, и Гвоздикова к этому давно привыкла. Причина, по которой она его намеревалась беспокоить, тоже носила вполне заурядный характер - у врачей о здоровье их пациентов справляются постоянно. Все это девушка прекрасно понимала, но заглушить в себе внутреннее беспокойство не могла. Красин совещался в кабинете главного врача госпиталя, куда тот вызвал всех заведующих отделениями. Такие совещания здесь проходили еженедельно и длились недолго, о чем Вику предупредила дежурная сестра. Гвоздикова могла бы пройти в палату к Зарядину, не дожидаясь хирурга. Но Гусев просил передать тому привет, да ей самой хотелось выяснить, в каком состоянии находится раненый.
- Вы ко мне, девушка?
Вика вздрогнула и оглянулась. Перед ней стоял огромный мужик в белом халате и смотрел на нее сверху вниз из-под густых светлых бровей.
- Вы доктор Красин?
- Он самый. - Басом подтвердил эскулап.
- Тогда к вам.
- Ко мне, так заходите. - Он отомкнул ключом кабинет и впустил Гвоздикову: - Внимательно вас слушаю.
- Во-первых, разрешите вам передать привет от полковника Гусева.
- Дмитрия Николаевича? Как там старик?
- Полковник в прекрасной форме, и я служу под его началом.
- Вам, девушка, крупно повезло. Дмитрий Николаевич один из последних рыцарей нашего времени. Эволюция хама его не коснулась. А что во-вторых?
- Во-вторых, я бы хотела знать, как дела у Саши Зарядина.
- Капитан приходит а себя. Я три часа его штопал, потому что пуля прошла рядом с печенью настолько близко, что пришлось работать ювелирно. Однако пока все в норме. Надеюсь, дня через три начнет вставать. А вы его коллега или нечто большее?
- Я его коллега. Можно его навестить?
- Что у вас в пакете? - И Красин бесцеремонно выхватил у Вики пакет, поставил его на стол и начал там рыться: - Персики я конфискую, сам съем. Яблоки можно оставить, а клубнику тоже придется у вас отобрать. У него задета поджелудочная железа, а это уже серьезно. Все остальное можно нести больному. Он лежит в седьмой палате один. Поэтому, вперед.
Гвоздикова прошла до конца коридора и нерешительно остановилась. Затем набрала в легкие воздуха и постучала в дверь. Ответ прозвучал, но достаточно тихо, чтобы она поняла, какой. Вика открыла дверь и вошла. Зарядин лежал под капельницей и, увидев ее, дернулся вскочить.
- Не смей вставать! С ума сошел! - Крикнула Вика и бросилась к нему. Александр откинулся на подушку и блаженно улыбался:
- Пришла…
- Как видишь.
- Господи, как хорошо.
- Что хорошо?
- То, что ты пришла, - и он взял ее за руку.
- Ты, кажется, большой и глупый.
- Да, я дурак. Ну и что? Любой парень дурак, когда влюбится. Тут уж ничего не поделаешь, природный фактор.
Вика едва сдерживала улыбку. Ей было странно от ощущения, что с капитаном знакома много лет. И еще ее переполняло странное чувство, которого она раньше никогда не испытывала. Определить, что с нею происходит, она не могла. К этому смешному парню она испытывала и материнскую жалость, и удовлетворение, что он рядом и влюбленными взглядом смотрит на нее. И еще что-то, чего словами не объяснить.
- Рассказывай, - улыбнулась девушка, оставив ему свою руку.
- Чего тебе рассказать? Ты же сама все знаешь.
- Я про тебя ничего не знаю.
- Род мужской. Не женат, не судим, образование высшее. А больше ничего сказать не могу - работа такая.
- Знаю я твою работу. С сегодняшнего дня я тоже сотрудник подразделения полковника Гусева.
- Вот здорово! Тогда и рассказывать ничего не надо, сама понимаешь.
- Пока не очень.
- Слушай, меня в конце месяца выпишут, давай будем жениться.
- Ты, правда, глупый. Мы же друг друга совсем не знаем.
- Для этого времени хватит. А мне без тебя нельзя. Сразу что-то случается. Ты не отказывайся. Я не жадный. Пол умею мыть, картошку чистить. Я все умею, со мной не пропадешь.
- Ну, если картошку умеешь чистить, я подумаю.
- А чего тут думать? Скажешь «да» - за неделю поправлюсь. А скажешь «нет» - помру.
- Ты шантажист.
- Любящий шантажист. А это смягчающее вину обстоятельство.
Вика боролась с желанием потрепать его по непослушной шевелюре:
- Давай вот как поступим - поправишься, поговорим. А пока я тебе не отвечу ни да, ни нет. Идет?
- Хитришь?
- И не думаю. Но ты в мою жизнь ввалился, как кот из мешка. Дай опомниться. - И она вытянула свою руку из его рук и начала выкладывать из пакета фрукты: - Красин все это тебе передать разрешил, а персики с клубникой отобрал.
- Сам съест. Он всегда все съедает, что больным не положено. Зато денег не берет.
- Пусть ест. Не жалко. Он мне будущего мужа лечит.
Зарядин снова чуть не вскочил:
- Значит, согласна?!