Сайт писателя
Андрея Анисимова

— Прошу, прошу, — пробурчал Синицын, быстро разделался с кофе, оставил дам и побежал на работу.
Проходя в свою комнату, он заметил сидящего в коридоре мужчину. Старшего лейтенанта поразила нездоровая бледность этого человека и его полный тоски взгляд. «Странный субъект», — подумал он и поспешил к себе. Слава боялся, что коллеги разойдутся, и он не сможет с ними посоветоваться. Но Лебедев с Геной ждали его и тоже пили кофе.
— Помирился? — вместо приветствия спросил Саша. Синицын промолчал. — Значит, нет, — заключил капитан.
— Давайте о деле, — попросил Слава.
— О деле потом. Там в коридоре тебя ждет отец Соболева. Придется его принять. На мужике лица нет. Мы пока погуляем, а ты уж поговори с ним. — И Лебедев с Конюховым быстро ретировались.
— Вы слишком молоды и, наверное, меня не поймете, — начал отец обвиняемого с порога.
— Вы присаживайтесь. Из дела я знаю отчество сына, вас зовут Алексеем, а вот вашего отчества я не имею. Давайте знакомиться.
— Алексей Владимирович Соболев, протянул руку отец Павла.
— Вячеслав Валерьевич Синицын, следователь райотдела. — Слава пожал протянутую руку и подумал, что дежурная фраза «очень приятно» сейчас вряд ли уместна. Очевидно, Соболев подумал о том же, и мужчины, поняв друг друга, переглянулись.
Эта мелочь сразу сняла служебную броню с Синицына и подала посетителю надежду на человеческое отношение следователя.
— Я вчера вернулся из командировки и узнал эту страшную новость от сестры.
— Вам же дали телеграмму. Почему вы не приехали раньше? — спросил Слава, скорее чтобы не молчать. Боль этого человека словно передавалась ему, и начинать разговор с ним ему было тягостно.
— Телеграмму я получил только на материке. Я вулканолог. На острове, где мы работаем, со связью постоянные проблемы. На день залетел попутным вертолетом во Владивосток и там нашел телеграмму. Это было позавчера. Теперь — не старая добрая империя, добраться до столицы не так‑то просто. Мне еще повезло… — Соболев говорил глухо, и при слове «повезло» краешками губ виновато улыбнулся.
— Честно говоря, не поверил…
— Я вас понимаю. В такое поверить трудно. Но улик очень много. Ваш сын наследил пальчиками и в «Издательском доме», где застрелили Светлану Михайловну Рачевскую, и на квартире писателя. В том, что Павел был там, он и не отрицает.
И был не в качестве добропорядочного посетителя или гостя, а как взломщик. Эти эпизоды доказаны, и по ним ему все равно придется отвечать. А что касается его причастности к убийству — будем работать. Но повторяю, улик слишком много.
— Да‑да, улик… — думая о чем‑то своем, эхом отозвался Алексей Владимирович. — Как их застрелили?
— Обоих выстрелом в затылок.
— Не верю…
Слава искренне сочувствовал посетителю. Перед ним сидел настоящий серьезный человек, который примером своей жизни не мог подтолкнуть сына к преступлению. Но сочувствовать отцу потенциального убийцы следователю не полагалось, и Синицын решил спросить то, что его интересовало:
— Скажите, откуда взялся у Павла слепой фанатизм к этому деятелю? Судя по роману Каребина, Стерн пакостная личность, желавшая поклонения масс. Теперь выясняется, что его раскрутили на деньги ОГПУ. Это, конечно, не был рядовой агент, Стерна вывели на мировой масштаб, но по сути, он все равно платная шестерка органов.
Соболев поморщился.
— Стерн — это наше несчастье. Вы говорите верные вещи, но не все так просто с этой личностью. Святослав Альфредович отчасти был ученым, был он и неплохим художником. Царская академия бездарей не держала. И второй диплом юриста он, естественно, получил заслуженно. Поэтому считать его простым стукачом большевистских спецслужб смешно. Еще в добольшевистской России Стерн проявился как ловкий делец. Он умел крутить делишки и лихо продавал картины.
Художники его не любили, называя «обмылком», но все же с ним общались. У меня есть подозрение, что он связался с разведкой еще в царской России…
— Я вижу, для вас причастность Стерна к ОГПУ не новость? Но писателю Каребину удалось познакомиться с фактами в архивах ФСБ, а вам откуда это известно? — удивился Слава.
— Надо немного пошевелить извилинами. Картины Стерна до сих пор сотнями находятся в собрании музеев, куда их дарила вдова, а потом и дети Святослава Альфредовича. Их и сейчас во владении семьи пропасть. Значит, художник при жизни продать полотна не мог. А на какие деньги нищий живописец может организовать экспедицию из шестисот вооруженных людей, с автомобилями, конями и пулеметами? Если бы тибетскую акцию оплатили американские богачи, о чем имеется официальная версия, англичане не чинили бы ей препятствий. Вот и вся логика.
— Вы так хорошо владеете темой. Почему же не растолковали сыну, кто его кумир? — продолжал удивляться Синицын.
— Господи, да я знал о Стерне столько же, сколько знает любой образованный обыватель. И только когда Паша попал к этим людям и я почувствовал, что сын превращается в зомби, попытался разобраться. Но было уже поздно. Паша не слышит правды. Все негативное он воспринимает как наветы врагов. Поверьте, мальчик там находится из самых благородных побуждений. Паша свято верит руководителям этой секты. Я допускаю, что эти люди завладели его душой настолько, что он выполнил их приказ. Но стрелять в затылок человеку Паша не будет.
— Ваш сын мне сказал примерно те же слова, — припомнил допрос Павла Синицын.
— Я вас заклинаю всем, что для вас дорого, — ищите настоящего убийцу.
— Будем работать, — заверил старший лейтенант и протянул руку. — Приятно было познакомиться.
— И мне тоже. — Алексей Владимирович снова улыбнулся краешками губ, поднялся со стула и положил Славе на стол визитку. — Сообщите, если сочтете нужным, как станет двигаться ваша работа. Теперь я вижу, что вы не формальный чурбан, и от этого на сердце немного легче.

* * *

— Живой? поинтересовался Лебедев, вернувшись с Конюховым в комнату, как только Слава освободился.
— Классный мужик. Жалко мне его, — ответил Синицын — Бывает, — согласился капитан.
— Родственники у них случаются похожими на людей. Тогда это еще хреновее.
— Ну, теперь можем о деле, — напомнил о прерванном разговоре Слава.
— О деле так о деле. Вот у Гены есть конкретное предложение, — отозвался капитан и постучал Конюхова по плечу.
— Мы прослушали пленку с допросом. Будем брать директора гимназии? — Старший оперуполномоченный любил конкретные действия и с удовольствием в них участвовал.
— Решать тому, кто ведет дело, — кивнул Лебедев на Славу.
— Абакина я пока не брал бы, а вызвал бы для дачи показаний и снял бы с него подписку о невыезде, а ты, Конюхов, походил бы за ним и посмотрел, что он предпримет. Надо получить разрешение в прокуратуре на под слушку всех его телефонов. Что, если Абакин запросит помощи из Ниццы?
— Широко мыслишь, старший лейтенант. Я тоже об этом думал. Только своего почетного председателя стерновцы не сдадут, даже если заказчик — внук Стерна.
Да и гражданина иностранной державы трогать без Интерпола нельзя.
Представляете, какое лицо будет у Электрика, если мы ему предложим такое? — Лебедев скорчил рожу. — Кстати, куда делся роман из дела?
— Я дал свой текст почитать Соболеву. Пусть парень подумает. Вдруг заговорит. А распечатку из дела взял себе и ночью выписывал фамилии героев. Мне приснилось, что в романе есть фамилия убийцы, — соврал Синицын. Признаваться, что ему об этом сказал седой призрак, Слава не стал.
— Если роман тебе сегодня не нужен, я бы его посмотрел со списком твоих «снотворных» имен. Вдруг что придет в голову. — Капитан хотел ткнуть старшего лейтенанта пальцем в живот, но, вспомнив о его ранении, руку отдернул.
Слава отдал ему распечатку и поехал в издательство. Ему очень хотелось повидать еще раз Софью Леонардовну и выяснить, почему мадам Керн умолчала о встрече с Соболевым.

* * *

Вера Филлипова открыла глаза и огляделась. Все вокруг было незнакомо, и девушка не сразу поняла, где находится. Затем постепенно она стала вспоминать, как осталась одна на хуторе Матти. Припомнила лучи фонариков и выстрелы. Она бежала, потом были злые собаки и какой‑то пожилой мужчина поспешил ей навстречу. Она протянула к нему руки. Больше ничего вспомнить не удалось.
Кошмар того утра вновь сжал сердце, и Вера застонала.
В комнату кто‑то вошел и склонился над постелью. Вера отметила сеточку морщин возле усталых серых глаз, седоватую щетину на щеках, но узнать лица не могла.
— Очнулась, дочка. Вот и хорошо. Ты сможешь поговорить с нашими пограничниками. Я успел их предупредить. Они прогнали бандитов, но те успели поджечь хутор, и мой сосед остался без дома. Одного из этой компании им удалось задержать. Расскажи нашему офицеру, что ты видела.
Вера кивнула и хотела подняться.
— Не надо вставать. Ты еще очень слаба, доктор велел неделю держать тебя в постели, а прошло только три дня. Офицер сам придет сюда.
Вера послушно опустила голову на подушку:
— Как вас зовут? Мне так неловко, что я вас побеспокоила.
— Пустяки, дочка. Зовут меня Юри Кунн. Я живу один, и юная душа мне в радость. Слава Богу, что ты проснулась в здравом уме. Доктор опасался за твой рассудок. Но ты, я вижу, в порядке.
— Спасибо, Юри. Я вам очень благодарна. А где Матти, Кристина? Что с ними?
— Матти с семьей в городе у младшего брата. Он завтра тебя навестит. А пока расскажи офицеру, что знаешь, потом я тебя покормлю. — Юри вышел и через минуту вернулся с молодым человеком в военной форме.