Сайт писателя
Андрея Анисимова

— Тогда понятно, почему у тебя он как тряпка, — предположила Шмелева и облачилась в халат.
— Дура ты, Ленка! Эта Машка Баранова — рыба‑рыбой. Я не знаю, как ее покойный писатель трахал. Надувную куклу, мне кажется, и то приятнее.
Шмелева пристально посмотрела в глаза друга и звонко расхохоталась.
— Черт с тобой, малыш. Пойдем куда‑нибудь прошвырнемся. Предков из дома по вечерам неделями не выпихнешь, а сегодня сами поплыли. Жалко, конечно…
Таблетку зря вложила…
— Куда вложила? — не понял Слава.
— Не твое дело. Или хочешь, я тебе кофе по‑турецки сварю? У папы научилась.
Синицын предпочел кофе. Он натянул брюки, и они отправились на кухню.
— Понимаешь, Ленка, ну ни одной зацепки, — продолжал о наболевшем старший лейтенант Синицын.
Лена колдовала у плиты и была увлечена процессом. Слова друга летели мимо нее.
— Врагов у него вроде нет, — продолжал жаловаться Слава. — Непохоже, что и друзья водились. Каребин по жизни не был тусовщиком…
— Ты все о своем поешь, — выключив газ, поняла молодая хозяйка. Кофе она не прозевала, а потому теперь могла вернуть свое внимание к речам кавалера.
— Ну сама подумай, миллионером он не был. На счету в банке восемь тысяч баксов. Не курил, водки терпеть не мог. Тратил на еду и Машку.
— А что вдова говорит? — спросила Лена, разливая кофе. Детективные истории друга ее занимали мало, но совсем игнорировать его интересы она считала хамством.
— Баранова? Да ничего, — раздраженно сообщил Слава. — Говорю тебе — рыба.
— Она что, его не любила? — Романтическая тема Лену волновала значительно больше, поэтому ее голос заметно оживился.
— Может, и любила, только у рыб этого не заметишь, плавают и пузыри пускают. Так и она — молчит, виновато улыбается и на все вопросы отвечает: «Не знаю».
— А чем эта Баранова занимается? Учится? Работает? — Загадочная вдова начала вызывать у Лены любопытство.
— Ничем. До брака училась в Литературном институте. Зачем училась, по‑моему, и сама не знает. Писать не пишет, читать не читает. Я думаю, что ее родители прилично заплатили, чтобы чадо поступило в институт. Вот она там и отбывала. Выйдя замуж, учиться бросила. Сидела дома, смотрела телек.
— Даже книг мужа не читала? — изумилась Шмелева.
— Ни одной. — Славу это и самого удивляло. Он попытался выяснить у вдовы, над чем работал в последнее время Олег Иванович, но ответ оказался тот Же: «Не знаю».
— Да, занятная баба… — задумчиво озвучила свой вывод Лена. — Ты попроси у нее разрешения порыться в его письменном столе, вдруг чего‑нибудь найдешь.
— Рылся. У него все в компьютере. Там есть один длинный незаконченный роман, но он, как и все его вещи, исторический. Я пролог прочитал. Там пишет о каком‑то гипнотизере, который в тридцать седьмом году от чекистов убежал.
— А ты с ней поласковее попробуй. Может, вспомнит чего, — посоветовала Лена и зевнула.
Слава поглядел на свою засыпающую подругу и неожиданно понял, что его мужское уныние вовсе не так безнадежно. Он подошел к девушке, поднял ее за локти со стула, поставил на пол и жадно поцеловал в губы. Левая рука его при этом расстегнула халатик, а правая крепко прихватила маленькую напряженную сиську.
— Дозрел? — улыбнулась Лена.
— Еще как, — прорычал Слава и услышал, как в замке входной двери повернулся ключ.
— Предки приплыли… — разочарованно протянула Шмелева и застегнула халат.

* * *

Купец Самарин гнал по замерзшей Волге обоз с рыбой. Огромные осетры, замерзшие и твердые, как стволы березы, лежали на санях, укрытые мешковиной. Из пятерых возниц только двое были русскими. Трех калмыков Самарин нанял для экономии. Калмыкам можно платить поменьше, а дело они знают и лошаденки у них повыносливее. Обычно Самарин нанимал двоих‑троих в запас, но в этот раз пожмотничал и рискнул нанять по одному на подводу, поскольку вынужден был лично сопровождать обоз. Пришло время выправлять бумаги, а для этого необходимо наведаться в столицу. Сам купец ехал в легком санном возке, укрытый медвежьей шубой. По Волге гулял ветер, и Самарин мерз. Поравнявшись с первыми санями, он спросил возницу Алексея:
— Долго ли еще по реке?
— Верст пятьдесят осталось, хозяин, а там свернем к Твери, и дорога пойдет лесом. В лесу потише, — ответил возница и щелкнул кнутом мерина.
— Потише‑то потише… — пробурчал Самарин. — Только в лесу того и гляди грабанут.
Он держал наготове два пистолета и военную новинку иноземцев — «наган», но арсенал слабо успокаивал. Разбойники нападают внезапно.
— Может, и грабанут… — безразлично констатировал Алексей. — В прошлый раз Бог миловал, авось и в этот пронесет.
— А если не пронесет? Сможем отбиться? поинтересовался Самарин.
— Биться нельзя. Убьют. С ними лучше миром разойтись. Рыбы еще наловим, а голова одна…
Резонное замечание возницы Самарина не успокоило. Он раздраженно натянул на себя шубу и велел притормозить. Санки хозяина пропустили обоз и поплелись сзади. Короткий зимний день клонился к вечеру. Красное солнце быстро падало к горизонту, а селений на берегу не было видно. Самарин выскочил из саней и, припрыгивая, зашагал рядом.
— Разминаетесь? — усмехнулся кучер Степан.
Степана Самарин не без основания считал самым надежным человеком в обозе.
С ним он ездил не первый год, попадая в разные переделки. Пока мужик стоит на ногах, ему сам черт не брат. Редкий силач мог похвастаться, что уложил Степана своим кулаком. Победить его могла только водка, а такие победы, к сожалению Самарина, случались довольно часто.
— Не правильно согреваетесь, — словно прочитав мысли купца, заявил Степан, — не ноги — душа согрева требует.
— Встанем на постой — налью, — пробурчал Самарин и уселся в сани.
— На постое и печка согреет, а тут в поле на морозе душа особенно требует, убежденно возразил Степан.
— У тебя не душа, а пустая бочка. Она всегда требует, — ухмыльнулся Самарин и отвернулся.
— Хозяин, я слыхал, покороче дорога есть.
— Что еще за дорога? — недоверчиво проворчал купец.
— Мне сказывали, что татары, когда соль в столицу везут, за Черным мысом сворачивают.
— Боязно на незнакомый путь… — почесал затылок Самарин. — Еще заплутаем.
— Однако подумал, что не грех бы спрятаться от ветра.
— Один из твоих возниц ту дорогу знает, — сообщил Степан.
— Из калмыков? — поинтересовался Самарин.
— Ты его за калмыка принял, а он гур.
— А мне все одно — хоть гур, хоть калмык. Туземец, он туземец и есть.
Верить туземцу нельзя. Обманет, шельма, — заключил Самарин, но возницей заинтересовался.
— Его Сабсаном звать. Он третьими санями правит. Гур — человек бывалый, нутром чую, — добавил Степан и, стегнув лошадь, мигом нагнал третий возок.
Поравнявшись, некоторое время ехали молча. Самарин хотел рассмотреть гура, но тот надвинул шапку, и лица его не было видно.
— Скажи, милый человек, тебя, кажется, Сабсаном звать, верно ли, что ты другую дорогу знаешь, не тверскую?
Возница повернул к Самарину загорелое лицо, освещенное закатным солнцем, и купец удивился его красоте. И вправду, возница на калмыка походил мало. Только чуть удлиненный разрез глаз говорил о наличии восточной крови, смуглость его кожи скорее происходила от загара, чем от природного цвета.
— Есть тут солевой путь. Он верст на двести короче тверского. Только наезжен плохо, — спокойно ответил возница.
Самарин почувствовал, что ни голосом, ни лицом гур не выказал никакого смущения, он держался с хозяином как равный с равным.
— Наезжен плохо — не беда. Мы не на скачках. Сани кое‑как пройдут, а то, что короче, это в радость… Но как насчет разбоя? — поинтересовался купец.
— Это как везде, — отозвался возница.
— А ты без боязни, — упрекнул Самарин. — Тебе‑то терять нечего, я свое не один год наживал, В рыбицу немалые деньги вложил. Мне разбой страшен.
— Решать вам. — Гур отвернулся, давая понять, что данную тему он обсуждать не желает.
— Ладно, сворачивай на новую дорогу. Поведешь обоз. Дойдем без блуда — с меня червонец. Вставай вперед обоза.
Через две версты Сабсан свернул обоз с Волги, и они въехали в лес. Дорога заметной просекой тянулась вглубь.
Часа через три въехали в небольшое сельцо. Крестьяне спали, злые лохматые псы обступили обоз и с громким лаем пытались цапнуть возниц за ноги. Когда собаки совсем разошлись, Сабсан спрыгнул на снег и поднял руку. Собаки вмиг смолкли и, поджав хвосты, разбежались по дворам.
— Ты что, собачий язык знаешь? — удивился Самарин. — Что ты им сказал?
— Успокоил, и все, — пояснил возница.
В избушках начали зажигать лучины и свечи. Наконец появились и жители.
Самарин сторговался о постое. Возницы распрягли лошадей, задали им сена и овса.
Купец и Степан договорились спать в одной избе, принадлежащей крепкой бабе Матрене. Оставшись вдовой с тремя детьми, Матрена содержала хозяйство в чистоте и порядке.
Баба растопила печь. Рубленная топором мерзлая осетрина распространяла по избе аппетитный запах вьюжки. Самарин полез было в свой походный сундучок за крепкой настойкой, но хозяйка поставила на стол полную четверть прозрачного первачка. Степан нетерпеливо поглядывал на свою, пока пустую, кружку, когда в избу тихо вошел Сабсан и знаком позвал Самарина в сени.
— Пока не захмелели, хочу кое‑что сказать, — шепнул гур купцу.
— Что приключилось? насторожился Самарин.