Сайт писателя
Андрея Анисимова

Открывало список описание небоскреба на 34‑й авеню Нью‑Йорка. Он состоял из трех тысяч семидесяти пяти комнат. Имел два с половиной километра водопроводных и канализационных труб. Пятьдесят километров электрических кабелей и проводов, две тысячи телефонных номеров. Обслуживало небоскреб семь шахт лифта, пятьдесят электрических моторов, и продували его помещения сто двадцать семь вентиляторов.
Синицыну надоело это перечисление, и он, опустив полстраницы, перешел ко второму объекту. Эта была вилла в Ницце, состоящая из пятнадцати спален и десяти гостиных с гектаром пляжного парка. Описание ее сантехнических прелестей, включая бассейны и фонтаны, занимало тоже немало места. Но Слава добрался до конца и увидел приблизительную цену этого сооружения. Вилла стоила двенадцать миллионов старых франков. Дальше шли объекты поскромнее. Это были квартиры в Лондоне, Париже, Риме и Сан‑Франциско. Следующая страница выглядела разнообразнее. В ней перечислялись не только дома и квартиры. Начинала эту часть списка паровая яхта «Спаситель Мира Стерн». За ней следовали катера, лодки, самолеты и около сотни автомобилей самых различных марок. Увидев знакомую фамилию в названии яхты, Слава оживился, осторожно отнял руку от плеча подруги и уселся, свесив вниз ноги. Он решил просмотреть распечатку с конца и был вознагражден. В его руках оказался удивительный документ с подписью Святослава Альфредовича Стерна и не больше не меньше Иосифа Виссарионовича Сталина. Перечисленное имущество Стерн завещал вождю народов. Дальше было еще интереснее. Всю последнюю страницу пересекала размашистая резолюция: «Начать процедуру вхождения в наследство» — и подпись: «И. Сталин. 30 декабря 1937 года».
Слава снова перелистал страницы и обнаружил на каждой бледную печать «Архив КГБ СССР».
"Очень странная бумага ", — подумал он. Если верить Саше Лебедеву, Стерн скончался в пятидесятых, а Сталин пишет резолюцию о вступлении в наследство в тридцать седьмом. Что бы это могло означать? Синицын улегся в постель и принялся за роман Каребина.

* * *

Сабсан мерил улицы ночного города упругим шагом бывалого путника. В таком ритме он мог шагать много часов. Долгие годы городской жизни не отняли сноровки у сына степей. Сабсан спешил, он думал о Верочке и волновался за Тимура.
Размышления о молодых людях не помешали старому следопыту почуять опасность. Он не слышал ни шагов, ни других звуков, говорящих о преследовании; оглядываясь, не видел ничего живого в этом словно вымершем от страха городе, но был абсолютно уверен, что по его следу идут. Заметив, что ворота старинной усадьбы отчего‑то не заперты на ночь, он шмыгнул туда и затаился.
Через минуту в проеме ворот обозначились две тени. Одинокий фонарь в конце улицы не давал возможности разглядеть их фигуры обстоятельно, но острое зрение гура зафиксировало длиннополую кожанку одного из преследователей и матросский бушлат другого. Фигуры замерли в проеме. Видно, их тоже озадачили открытые ворота, и они нерешительно топтались на месте, размышляя, как поступить.
Наконец тот, что в кожанке, сделал знак матросу, и тот продвинулся вперед.
Человек в кожанке остался в подворотне, а фигура в бушлате, прижавшись к стене, начала приближаться к схоронившемуся за углом Сабсану. Гур дождался, когда она поравнялась с ним, и коротким ударом ладони в шею свалил преследователя. Матрос выкатил глаза и осел на песчаную дорожку, ведущую к усадьбе. Он пытался говорить или кричать, но удар Сабсана лишил его голоса. Гур спокойно обыскал карманы матроса. Кроме нагана и бумажки‑справки ОГПУ нашел у него драный кисет, из которого сыпалась махорка. «Видяпин Фрол Андронович», — прочитал Сабсан на документе. Видяпин тем временем замычал и попытался встать. Гур двумя пальцами правой руки нажал ему на шейные позвонки, и тот снова отключился.
— Поспи часок‑другой, — проворчал Сабсан и, взвалив матроса на плечи, понес его в сад усадьбы.
Положив свою ношу под навес на поленницу, он решил на улицу не выходить.
Вместо этого, перебравшись через два забора, оказался на набережной Обводного канала, затем, быстро перейдя маленький горбатый мостик, несколько раз оглянулся и побежал. Навстречу плыли дома, заборы, лавки. Гур бежал ровно, не ускоряя и не замедляя темпа, дыхание стало легким, ноги словно сами несли тело вперед, не мешая голове думать. "Господин Бокий опомнился и послал за мной.
Интересно, какой наказ получили его люди? Тот, в кожанке, держал в руке наган…" Скорее всего, преследователи хотели выяснить маршрут Сабсана и, возможно, тогда его пристрелить.
Через час гур был возле своего сада. Света в окнах дома он не увидел. Но зато все окна в особняке Филиппова светились, будто убитый сосед давал бал, в них мелькали тени. Сабсан не пошел в свой сад через калитку. Он медленно обследовал забор и добрался до места, где у него был свой потайной лаз.
Бесшумно отодвинув две доски, гур оказался на задворках своего особнячка.
Остановившись у дровяного сарая, прислушался. Ему показалось, что там кто‑то есть. Постояв минуту, и вправду услышал приглушенные голоса. Один голос скорее всего принадлежал мужчине, другой — послабее — женщине.
— Тимур? — тихо спросил Сабсан и три раза стукнул по дощатой стене.
Голоса стихли, наступила напряженная тишина.
— Отец, ты? — наконец услышал Сабсан голос сына.
— Я, мой мальчик, — ответил гур. Ворота сарая неслышно отворились, в них возникли Тимур и Вера.
— Отец, мы теперь всегда будем вместе, — сказал юноша, обнимая Веру, и его темные прекрасные глаза засветились нежностью.
— Будете, — согласился Сабсан и велел молодым:
— Идите в кусты к забору и ждите меня там. Тут находиться опасно. Если в доме нет засады, а я в этом не уверен, то скоро сюда нагрянут люди Бокия.
— Тогда зачем ты идешь в дом? — спросил Тимур.
— Ты знаешь зачем, — отозвался гур.
— Отец, священный камень у меня, — улыбнулся Тимур.
— Я должен взять портрет твоей мамы, — шепнул Сабсан и, вынув из‑за пазухи шелковый узелок, протянул его сыну:
— Тут наши хранители. Спрашивай у них совета, когда сам окажешься слаб.
— Это души Таши‑лам? — уточнил Тимур, укладывая узелок поближе к сердцу.
— Да. Но не беспокой их по‑пустому, — предостерег Сабсан и исчез в проеме окна.
Тимур обнял девушку и увлек ее в тень заросшего кустами забора. Они затаились возле потайного лаза, напряженно вслушиваясь в тишину темного дома.
Внезапно раздались выстрелы. Стреляли в мансарде. Вера обхватила голову руками и закричала. Тимур зажал ей рот. Он хотел броситься к дому, но в это время по саду с криками и ругательствами побежали солдаты с ружьями. Они разбили стекла и вломились в дом. Тимур ждал, не выберется ли отец, готовый броситься ему на помощь. Но Сабсан не появлялся.
— Уходи, — велел Тимур Вере. — Если отец еще жив, я должен ему помочь.
Вера уцепилась за одежду юноши, пытаясь его остановить. Тимур нежно, но решительно отнял ее руки и шагнул в темноту. Сделать он сумел только один шаг.
Перед ним стоял Сабсан. Тимур ясно видел отца, но его фигура казалась прозрачной. Стволы деревьев проглядывали сквозь его спину.
— Сынок, я ушел к твоей маме. Мы теперь вместе в ином мире. Ты один должен выполнить волю Богов. Ты Царь и спеши помешать самозванцу обмануть наш народ.
Ты просил имя мастера. Его зовут Мойша Рамович. Он живет в Ревеле. Скажи ему, что его дочь Руть родила сына. Она в Витебске. Иди, и пусть сердце твое станет сердцем доброго яка, а смелость и мужество отдаст тебе снежный барс. Я исполнил наказ Ригден Джапо. Дальше его свет поведет тебя…
— Отец, но я не хочу становиться Царем, — нерешительно возразил Тимур.
— Тогда отними у него второй камень и вручи его достойному. Нашим народом не должен править корыстный властолюбец.
Образ Сабсана растворился в ночной мгле. Тимур постоял немного, потом повернулся и увидел бледную как смерть Веру. В глазах девушки застыл ужас.
— Кто говорил с тобой? — спросила она дрожащим от страха голосом.
— Отец прощался. Он ушел в иной мир. Теперь кроме тебя у меня никого нет, — ответил Тимур и повел ее прочь от того страшного места, где они оба стали сиротами.

* * *

В восемь утра Слава заехал в Гороховский переулок. За ночь там ни дежуривший в квартире стажер Тема Лапин, ни наружное наблюдение в лице приданного начальством капитана Матросова никаких происшествий не отметили.
Высокий седой субъект больше не появлялся. Синицын попил кофе вместе с Темой и позвонил домой. Лена трубку не взяла.
«Спит», догадался он и поехал в райотдел. Гру‑шин молча принял его отчет.
Сегодня он явно не был так благодушен и, слушая старшего лейтенанта, думал о другом.
— Работай, Синицын, работай, — выдал подполковник дежурную фразу, и молодой следователь понял, что он может быть свободен.
Слава зашел в свой кабинет в надежде встретить Лебедева, но в комнате было пусто. Слава уселся за стол и вытащил из ящика справочник городских телефонов.
Его интересовал раздел «Общественные организации», и в главе «Культурные общества» Си‑ницын без труда обнаружил три объекта, связанные с интересующим его именем. Это был «Международный фонд культуры им. Святое л аваСтерна», «Общество любителей Стерна» и некоммерческий просветительский университет «Живая улыбка Святослава Стерна». Старший лейтенант посмотрел на часы и подумал, что в эти организации в начале десятого звонить рано. Но все же решился. И ему с первого раза улыбнулась удача. В «Обществе любителей Стерна» трубку сняли сразу.
— Вас слушают, — проворковал звонкий женский голос.
— Я хотел бы вступить в общество, — соврал Слава. — Что для этого надо?