Сайт писателя
Андрея Анисимова

Слава хотел ответить, объяснить матери, как это происходило на самом деле, но вдруг поперхнулся, покраснел словно рак и умолк. Вера Сергеевна повернулась к двери, куда смотрел ее сын, и увидела Лену. Та стояла на пороге, бледная как смерть, и губы у нее дрожали. Молодые люди некоторое время молча смотрели в глаза друг другу, затем Лена бросилась назад в комнату.
Слава побежал за ней, пытаясь что‑то поправить. Он понял, что девушка случайно услышала его разговор с матерью, и искал слова. Но объяснение получалось жалким и глупым. Лена, не отвечая, быстро оделась, схватила свою сумку и пулей вылетела из квартиры. Слава сел в кресло, руки у него опустились, а внутри стало пусто, как в надутом шарике.
— Ну вот и все, — тихо сказал он сам себе. В комнату осторожно вошла Вера Сергеевна и нерешительно замерла возле сына.
— Это я, старая дура, во всем виновата. Не хотела же говорить, да черт за язык дернул, — упрекала она себя.
— Не надо, мама, ты тут ни при чем. Я сам должен был Лене все сразу рассказать. У меня хоть с этой Машей ничего и не было, но в постели с ней я действительно оказался. Надо мной весь отдел издевался почти неделю. Жизненный анекдот, одним словом, а вот чем закончилось. — Синицын лег в постель и закрыл глаза, хотя до утра он так и не уснул.
В половине восьмого он медленно встал и, придерживая руку возле ноющей раны, пошел в ванную. Там долго и бессмысленно водил бритвой по своим щекам, умывался, тер себя полотенцем, а внутри было по‑прежнему пусто.
В райотделе героя встретили восторженно. Только Лебедев, оглядев друга, спросил:
— Почему ты здесь в восемь? Загсы открываются не раньше десяти.
— Мы не ходили в загс. Мы с Леной поссорились, — и Слава отвел глаза в сторону.

* * *

Святослав Альфредович Стерн выходил из своего кабинета лишь для того, чтобы пообедать. Завтрак и ужин Алиса Николасвна подавала мужу прямо на письменный стол. Через две недели он закончил Книгу. Осталось написать лишь последнюю главу, в которой Учитель хотел обратиться к потомкам.
Несмотря на великолепные продукты и заморские плоды, которыми теперь питался Стерн, лицо его осунулось и горящие фанатизмом глаза запали. Иногда, отложив перо, он надолго замирал, глядя в стену, которую не видел, потому что в своих мыслях уносился далеко и от нее, и от своего письменного стола, и от маленького финского местечка.
Ему чудилось, что он спускается с трапа корабля или выходит из вагона поезда в великие города вроде Парижа, Стамбула или Нью‑Йорка, и к нему бросаются восторженные толпы.
Сегодня мистику привиделся Лондон. Вся пристань огромного порта была забита страждущими приветствовать Стерна. Встречающие старались коснуться руками его одежды, разглядеть, запомнить его черты. Однако ни криков, ни приветствий не слышалось. На мудрецов толпы взирают с благоговейным трепетом. И только восторженное выражение обращенных к нему лиц говорило о том, как страстно любят и почитают его эти люди. Стерн оглядел свою паству и поднял руку, готовясь к ним обратиться. Над толпой пронесся единый восторженный вздох, и все живое замерло.
— Откройте ваши сердца и улыбнитесь друг другу, — сказал Стерн, и люди понимающе закивали. Святослав Альфредович выдержал долгую паузу и продолжил:
— Встречайте друг друга с улыбкой. Если вы продавец в магазине, улыбнитесь покупателю. Если вы шеф в конторе, улыбнитесь подчиненному, даже если вы вызвали его в свой кабинет для выговора. Начните улыбаться, и вы поймете, что мир изменился к лучшему. Улыбнитесь утром своим близким, и пусть они ответят вам улыбкой. Вы сразу осознаете, что новый день светел, и для вас все сложится замечательно…
Тут Стерн задумался, какое же слово в английском языке, который он знал безукоризненно, способно точнее всего выразить состояние улыбки. Минута раздумий — и его озарило. Есть такое слово на языке Шекспира! Оно обозначает сыр.
— Скажите «чииз», — предложил он встречающим, и они на одном дыхании повторили за ним «чииз», от чего их губы у них сами собой растянулись в улыбке.
Святослав Федорович понял, что он нашел Великое слово. Схватил перо и поспешно записал его в свою Книгу.
— Прости, мой друг, что я тебя отрываю. — Алиса Николасвна осторожно заглянула в кабинет.
— Ничего, дорогая. Я только что нашел слово, которое станет знамением века. Говори, я тебя слушаю, — великодушно разрешил супруг.
— К нам пришел господин Пекко. У него к тебе дело.
— Хорошо, я сейчас выйду. — Святослав Альфредович еще раз заглянул в рукопись и, удовлетворенно потянувшись, встал из‑за стола.
Гостя уже угощали. Разбогатев, Алиса Николасвна для финских соседей завела отдельный бар и закупала для него самые дорогие и известные марки пива. Пекко с удовольствием потягивал из высокой хрустальной кружки.
— Приятно навестить состоятельных друзей, — усмехнулся он, пожимая Стерну руку.
— Для меня средства всего лишь возможность не отвлекаться от работы, — строго ответил хозяин и уселся напротив смотрителя маяка.
— Да, я знаю, что вы отдаете свою жизнь несчастным человекам, которые заблудились в мировом тумане, — ответил финн и, залпом выпив пиво, крякнул.
— Красиво говорите. Никогда не знал, что под тельняшкой бывалого матроса скрывается поэт, — похвалил Стерн гостя.
— Ну какой я поэт! — Пекко громко рыгнул. — Мы люди простые, что на уме, то и на языке. Я пришел по делу. Ваша яхта готова, вы можете ее осмотреть и в любой момент отдать команду к отплытию.
Стерн удивленно вскинул бровь:
— Моя яхта?
— Да, господин Стерн. Ваша яхта, — невозмутимо подтвердил Пекко.
— Я не просил ни о чем подобном, растерялся Святослав Альфредович.
— Шульц поручил мне подыскать для вас паровую яхту. Я думал, что вы в курсе, — в свою очередь притворился удивленным финн.
— В первый раз слышу!
— Ну что ж, тогда считайте, что я принес вам приятную новость. Извините, Святослав Альфредович, я забыл передать вам письмецо Серафима Марковича.
Видимо, о яхте Шульц в этом письме и пишет. — Пекко полез в карман и извлек конверт. — Вот оно. Неделю таскаю, все забываю отдать. Возраст… Стерн взял письмо, но читать при Пекко его не стал.
— Яхта так яхта. Когда я должен ее осмотреть?
— Бывший хозяин, Толсенсен, выслал за вами автомобиль. Он должен с минуты на минуту быть здесь. Да вон, поглядите в окно. Кажется, авто уже стоит возле вашего дома.
Стерн взглянул в окно и увидел возле своих ворот закрытый черный лимузин.
— Но я не намеревался никуда ехать, и не одет, — занервничал Святослав Альфредович.
— Не волнуйтесь, водитель, как и автомобиль, придан вам вместе с яхтой и будет ждать, сколько нужно. Если хотите взять супругу и детей, ваше право.
Машина большая, все усядутся, — проинформировал Пекко.
— Нет, я поеду один, — отрезал Стерн. — Я должен посмотреть, о чем идет речь. Слишком неожиданное для меня приобретение. Кстати, сколько она стоит?
— Мне кажется, финансовую сторону господин Шульц уладил, — вкрадчиво предположил Пекко.
— Хорошо, я через десять минут буду готов.
— Одевайтесь потеплее. На улице не лето, и в железной коробке можно промерзнуть до костей. Советую взять в дорогу фляжку с чем‑нибудь крепеньким, — подмигнул гость и тяжело встал с кресла.
Попрощавшись с Пекко, Стерн предупредил жену, чтобы его к обеду не ждали, быстро оделся и вышел на улицу. Снежок, шедший всю ночь, теперь таял, создавая слякоть, но Святослав Альфредович предусмотрительно надел новые калоши. Как только он вышел за ворота, из машины возник водитель и распахнул перед ним заднюю дверцу. Стерн взглянул на шофера. Тот был одет в кожаную куртку на меху, краги и белые бурки. Глаза и лоб его прикрывали ветровые очки, поэтому разглядеть лица как следует Стерну не удалось, хотя во внешности водителя он все же отметил что‑то восточное.
— Вы — мой новый хозяин, — сообщил шофер. — Авто принадлежит владельцу яхты и путешествует на ее борту, чтобы вы везде имели возможность им пользоваться. Зовут меня Шамиль. Если вам будет угодно взять другого шофера, я уступлю ему место. Хотя должен сказать, что очень люблю плавать. Поэтому и напросился работать к господину Толсенсену.
Водитель говорил уважительно, но с достоинством. Его тон Святославу Альфредовичу понравился.
— Нет, мой милый, я не буду брать другого. Ты, видно, свое дело знаешь, зачем мне новичок?
— Постараюсь вас не разочаровать, — улыбнулся Шамиль, показав два ряда белоснежных зубов.
«Чииз», — подумал Стерн, вспомнив найденное им заветное слово и уселся на кожаный диван лимузина. Насчет теплой одежды Пекко беспокоился напрасно. В салоне имелся плед из бобрового меха, и пассажир с удовольствием им прикрылся.
— Далеко нам ехать? — спросил Стерн.
Водитель не отреагировал. Его кабину от заднего дивана отделяло толстое стекло. Стерн понял, что его не услышали, и, заметив круглое оконце в стекле, приоткрыл его, повторил свой вопрос.
— Не меньше двух часов. До верфи Штокмана около сорока миль, а дорога после вчерашнего снега скользкая и гнать опасно, — ответил Шамиль и включил зажигание.
Мощный двигатель заработал ровно и едва слышно. Лимузин тронулся с места, за окном замелькали домики с черепичными крышами, здание почты, единственный магазин.
«Господи, и в этой дыре я проторчал больше года!» — подумал Святослав Альфредович и перекрестился. — Но теперь все изменится. Пора явить себя миру".
Он был уверен: мечты, возникавшие у него за письменным столом, скоро начнут сбываться.