Сайт писателя
Андрея Анисимова

— Не исключаю, — согласился Кроткин. — Стаховский мог за это знакомство прилично заплатить.
— Наверняка. Они договорились. Твой Смит знакомит Фоню с поляком, получает за это вознаграждение. Обещает факт знакомства подтвердить. Стаховскому больше ничего и не надо. — Петр Григорьевич отчетливо представил себе, как Стаховский обрабатывает Фоню. — Пан — мастер интриги. Он ведет Фоню в ресторан, подпаивает и дает взятку.
— Фоня почти не пьет, раз. Взятку не возьмет, два, — уверенно возразил Сева. — Фоня влюблен в Любу и очень серьезно относится ко мне.
— Согласен. Но Фоня никогда не сталкивался с аферистом такого класса. Могу рассказать, как было дело. — Ерожин прошелся по кабинету. — Поляки свое оборудование ценят дешевле японцев и шведов?
— Да, почти на треть, — подтвердил Кроткий.
— Стаховский обрабатывает Михеева, напаивает его до дури, всовывает взятку и добивается подписи.
— Михеев не пил, — уверенно повторил Сева.
— У меня есть право утверждать, что вы ошибаетесь. Медицинское исследование я видел. В крови Михеева обнаружено остаточное присутствие алкоголя. Если он не пил в самолете, то в Лондоне он напился сильно.
— Странно, — удивился Кроткин.
— Дальше события разворачиваются так.
Фоня трезвеет. Вспоминает, что поставил подпись и взял деньги. Прерывает командировку и летит в Москву. Вы утверждаете, что он вас уважал. Согласен. Поэтому прямо с аэродрома Михеев мчится на Плющиху в надежде застать вас и все выложить. Но его убивают. Убивают и грабят, потому что в кейсе он везет деньги, много денег. В кейсе Михеева взятка. Появляется версия, что Михеева убили ради денег.
Стаховский мог нанять киллера?
Сева включил компьютер, вышел в Интернет, нашел польскую фирму, указанную в контракте, и ответил:
— Фирма существует. Ее мало знают, и полякам крупный контракт получить трудно. Если предположить, что Стаховский дал деньги Михееву, зачем после этого давать деньги киллеру?
Не вижу логики. Для меня сейчас главное — от поляков отвязаться. Я не могу подставлять фонд.
Документ подписан. Стаховский может оспаривать свое право через международный суд.
— Прикиньте, сколько мог дать Михееву «ясновельможный пан». Расскажите ему мою историю и предложите вернуть взятку, в противном случае пригрозите скандалом. У вас есть козырь. Вилли Смит не дает за фирму Стаховского свое поручительство.
— Попробую, — оживился Кроткин. — Для меня такая развязка самая предпочтительная.
Дать подряд полякам — загубить репутацию фонда… Сделайте на всякий случай экспертизу подписи Результат мне нужен к трем часам.
Ерожин отправился к Белорусскому вокзалу на метро. Отыскал на стоянке свою «девятку» и, расплатившись с охранником, нырнул под поднятый шлагбаум. Тверская собрала пробку, и километр до поворота Ерожин ехал почти час. Он злился, поскольку на Петровке надо успеть сделать экспертизу подписи Михеева и узнать новости из Ташкента. Погасив раздражение от черепашьей скорости, он вновь и вновь возвращался к тому дню, когда Михеев прилетел из Лондона. Петр Григорьевич чувствовал, он был почти уверен, что все так и было, как он рассказал Кроткину. Михеев из аэропорта примчался на Плющиху. Его жгли деньги Стаховского. В подъезде он узнает от лифтера, что Севы нет, но дома Люба. Вот он несется по лестнице. Тут видение Ерожина расплывалось, тут начинались чудеса. Ерожин вспомнил анекдот про молодого ученого, встретившего в лесу старушку: «Полюби меня, милый, завтра будешь доктором наук». Исполнив просьбу бабульки, ученый на другой день отыскал ее в лесу и давай ругать: зачем, бабушка, обманула. А бабулька усмехнулась: «До таких лет дожил, а все в сказки веришь». Нет, в чудеса он не верит. Люба в Нахабино, а там кто то другой. Снова припомнился разговор сестер на даче: «Люба, почему ты в Останкино со мной не поздоровалась?» — «Я в Останкино месяц не была». Кого же Вера видела в Останкино? Позарез нужен пистолет. Почему в Ташкенте тянут резину?
В Управлении Бобров развел руками. Из Узбекистана факс так и не пришел. На звонки там стали отвечать, что полковник Каздоев, обещавший ответить Москве, срочно улетел в район и его надо ждать. Ерожин плюнул и позвонил Грыжину. Генерал был не в духе, но согласился вечером принять. Замминистра сегодня работал допоздна.
— Звони, Петя, каждый час.; Пока я занят, — пробасил Грыжин в трубку.
Ерожин отдал контракт и письмо на экспертизу и пошел с Бобровым обедать в столовую Управления.
Хлебая борщ, Ерожин пожаловался, что не может добраться до генерала. Бобров заговорщически оглянулся по сторонам и шепотом сообщил Ерожину, что сегодня произошло ЧП:
— Странно, что Грыжин вообще не послал тебя ко всем матерям…
— А что случилось?
— Сегодня эфэсбешники стыкнулись с нашими. Произошла перестрелка. Как и почему — не знаю. Но в Министерстве скандал. Все стоят на ушах, — прошептал Бобров, продолжая оглядываться.
Ерожин давно понял, что между двумя ведомствами любви не наблюдается, но чтобы до такой степени? Не думал…
Грыжин принял его в восемь вечера. Генерал выглядел злым и усталым. Запашок «Ани» витал в кабинете, но замминистра оставался трезвым и раздраженным. Выслушав Ерожина, он обещал утром связаться с Ташкентом.
— Сейчас там ночь. Начальство спит. Три часа разницы. Утром позвони.
Ерожин уже имел заключение от почерковедов. Подпись Михеева на документе оказалась подлинной. Ерожин знал об этом с самого начала. Он сел в машину. До боли захотелось увидеть Надю. Увидеть хотя бы издали. Он позвонил Кроткину, сообщил результат экспертизы и сказал, что хочет еще раз поговорить с Верой. Кроткин очень обрадовался желанию Ерожина посетить дачу.
— Приезжай, поужинаем и заночуешь. Ты ясновидящий. Подробности при встрече.
То, что Кроткин перешел на «ты», Петру Григорьевичу было приятно. Он первый раз за день улыбнулся. Охрана гольф клуба «девятку» Ерожина уже запомнила, но все же в машину заглянули и, отдав честь, открыли ворота. Аксеновы сидели на веранде всей семьей.
Ерожина усадили за стол. Разговор велся грустный. Завтра хоронят Михеева. У Любы на даче не оказалось черного платья, и она готова была вновь расплакаться.
— Извините мою бестактность, Любовь Ивановна, — обратился Ерожин к Любе впервые по имени отчеству. — Надо поговорить.
— Говорите, если надо.
— Мне бы хотелось это сделать с глазу на глаз.
— А мне скрывать от близких нечего, — строго ответила Люба.
— Мы можем прогуляться, — предложил Сева и покинул кресло. Его примеру последовали и остальные. Одна Марфа Ильинична продолжала сидеть, надув губы.
— Мама, давай пройдемся вокруг дома.
После еды прогулка полезна, — попросил Аксенов.
— Только этого не хватало, — проворчала Марфа Ильинична и нехотя поднялась.
Ерожин пересел к Любе поближе:
— Когда вас забрали, я говорил с Верой и Надей. А с вами не мог. — Люба продолжала молчать и глядеть в сторону. Ерожин боялся истерики и старался вести допрос как можно мягче. — Меня интересовали те случаи, — продолжал он, — о которых шла речь за обедом.
Помните, когда ждали австрийца Крюгера? — Люба не отвечала. Ерожин решил уточнить:
— Сестры удивлялись, что видели вас, а вы не поздоровались. Вера на телевидении в Останкино, а Надя возле дома на Фрунзенской. У вас, Любочка, никаких мыслей не возникло? Как это объяснить?
— Как я могу это объяснить? В Останкино я не была.
— Я знаю. Я проверил в бюро пропусков, в течение последнего месяца вам пропуск не выписывали, только Вере.
— Я же сказала, что не была. Вы мне не верите?
— Вы не были внутри здания, но могли кого нибудь ждать в вестибюле. Тогда пропуск не нужен. Может, вы просто забыли?
— Что я, полоумная? Старческого склероза пока нет. С памятью у меня все в порядке.
— Не обижайтесь, Любочка. Дело слишком серьезное. Я вас расспрашиваю не из собственного любопытства. — Ерожин машинально допил Севин чай. — Оставим телевидение. А второй случай, возле дома?
— В день, когда Надя якобы видела меня, я сидела здесь, на даче. Спросите маму, если мне не верите. — Люба взяла салфетку и стала нервно рвать ее на мелкие клочки.
Ерожин понял, что она на пределе, но все же задал последний вопрос:
— Я знаю, что после отъезда Фони в Лондон вы были очень расстроены.
— С чего вы взяли?
— Это заметили все. И Сева, и сестры, и мама.
— Ну и что? — Теперь Люба в упор разглядывала Ерожина.
— Хотелось бы узнать причину, — как можно спокойнее сообщил Ерожин.
— Если ваш любимый человек уезжает, чему радоваться? — ответила Люба вопросом на вопрос.
Ерожин почесал свой белесый бобрик:
— Михеев часто уезжал в командировки, но на вас это так не отражалось. Что произошло?
Может, вы поссорились перед его отъездом?
— Это наше личное дело и больше никого не касается. — Люба увидела, что семейство второй раз уныло обходит дачу, и крикнула:
— Допрос закончен!
— Спасибо, Люба, вы мне очень помогли… — поблагодарил Ерожин и пересел на прежнее место.
Подошли родственники. Марфа Ильинична рукой попробовала электрический самовар.
Чай, конечно, давно остыл.
— И еще… Любовь Ивановна, на панихиду и похороны вам завтра ехать нельзя, — громко, чтобы все слышали, сказал Ерожин.
— Это еще почему?! — крикнула девушка.
Все смотрели на Ерожина. Даже в глазах Нади Петр Григорьевич прочел недоумение.
— Я не исключаю, что кто то специально хотел усадить вас за решетку, — объяснил Ерожин. — Пусть этот кто то думает, что вы по прежнему в тюрьме.
— Но это же бред, — не выдержал Аксенов.
— Не советую спорить с Петром Григорьевичем, — серьезно промолвил Кроткин. — Я сегодня убедился, что наш сыщик ясновидящий.