Сайт писателя
Андрея Анисимова

– Почему ты не пришла в мастерскую, узнав про болезнь мамы?
– Не хочу видеть твою сожительницу, – ответила дочь.
– Ты же ее совсем не знаешь, – сказал Темлюков.
Лена долго молчала, потом вздохнула и отрезала:
– И не хочу знать. Прости, папа, я тебя не осуждаю, но мне так легче.
В Симферополь вернулись к вечеру. Васильчиковы на сей раз оказались дома. Супруга Светлана сильно раздобрела, а малец Саша превратился в бравого парня. Темлюков подметил, как бывший солдат заинтересованно поглядывает на его дочь. «Вырос Сашок», – констатировал для себя Темлюков. В пожарном порядке отметив встречу, – до московского рейса оставалось два часа – хозяева и гости на такси поспешили в аэропорт.
Обнимая москвичей на прощание, чета Васильчиковых заверила Константина Ивановича, что Темлюков может не беспокоиться. Они встретят и дочь, и больную мать, когда те приедут селиться в своем гурзуфском доме.
– Довезем, устроим, все будет путем, – повторял повеселевший Васильчиков, тряся руку Темлюкова.
В Москву прилетели ночью. Константин Иванович довез дочку до подъезда и, не отпуская машину, поспешил к себе в мастерскую. Он впервые оставил Шуру одну и, хоть прошло не более двух суток, за нее волновался.
Заметив, что в окнах мансарды темно, Темлюков решил, что Шура спит. Ключа он не взял, поэтому пришлось стучать. Сперва Константин Иванович похлопал о дверь ладошкой. Реакции не последовало.
Тогда он забарабанил кулаком, с каждым разом все громче. Вновь тишина. Ударил несколько раз ногой.
«Не может же девушка так крепко спать, – подумал он. – Небось боится открывать ночью». Темлюков спустился вниз, вышел на улицу и без монеты, двухкопеечной для автомата он в кармане не нашел, набрал свой номер. Долгие, скучные гудки остались без ответа. «Ее там нет», – понял Темлюков. Но куда она могла в чужом городе отправиться? Подлая, неприятная мыслишка, что Шура в его отсутствие успела завести себе роман, гадостно зашевелилась внутри, но оформиться в мозгу Темлюков ей не позволил, раздраженно отогнав подальше. В мансарде Цыпловского горел свет. Мастер по натюрморту с битой птицей не спал. В его окне мелькали тени, и Темлюков решил, что сосед пребывает в компании. Дверь в мастерскую Цыпловского Константин Иванович застал распахнутой. В самой мастерской вместо веселого праздника он обнаружил всех своих коллег соседей в мрачном и трезвом затишье. Увидев Темлюкова, все бросились к нему и наперебой начали говорить. Через некоторое время он сумел разобрать, что Деткин, возвращаясь вечером к себе, случайно обратил внимание на милицейский «газон», подруливший к подъезду Темлюкова. Деткин хотел пройти мимо, но что то его остановило.
– Подумал, уж, не обворовали ли твою мастерскую… – сказал он.
Потом из подъезда трое милиционеров вывели Шуру. Деткин не успел опомниться, как ее впихнули в машину, и та умчалась. Деткин обошел соседей. Мужики оказались на месте, и все побежали в милицию. Но в ближайшем отделении Шуры не оказалось. Дежурный ничего не знал или не хотел говорить. Правда, Цыпловский уверял, что дежуривший лейтенант ему знаком и врать бы не стал.
Проторчав возле милиции около получаса, компания вернулась в мастерскую Цыпловского и принялась держать совет, как помочь Шуре. Совет сильно затянулся. Константин Иванович застал своих соседей, когда они, перебрав все варианты, зашли в тупик.
– За что ее могли забрать? – соображал побледневший от известия Константин Иванович.
– Давайте звонить во все ближайшие отделения, – предложил Грущин.
Всеволод Андреевич побежал за телефонной книгой. У Цыпловского в мастерской телефонный справочник не водился.
– Я не могу попасть в мастерскую, – пожаловался Темлюков. – Может быть, Шура мне написала записку, но у меня нет ключа.
– Дубликаты наших ключей есть в ЖЭКе, – вспомнил Деткин. – Гнида Совкова! Вот кто все знает. Небось сама и подстроила. Настучала, что Шура живет без прописки.
Грущин, вернувшись с телефонной книгой и выслушав версию об участии Зои, с художниками согласился:
– Вполне возможно. Эта тварь способна на все.
– Гниду Совкову будить, – заорал Грущин.
– Три часа ночи… – неуверенно заметил Темлюков.
– Плевать; – ответил Деткин.
– Хрен с ней, – добавил Цыпловский.
– Пошли! – скомандовал Грущин.
Мужчины быстро спустились на улицу и, выстроившись возле полуподвальной квартирки Совковой, замерли.
– Звони, – шепнул Цыпловский.
Темлюков позвонил. За дверью тишина.
– Звони дальше, – рявкнул Деткин и, не дожидаясь, сам вонзил свой квадратный палец в кнопку звонка. Кнопка утонула и заклинилась.
– Кто?! – истерично пискнула за дверью Совкова.
– Члены Союза художников СССР, – громко заявил Деткин.
Совкова приоткрыла дверь и, протирая заспанные глаза, оставалась в полумраке своего жилища. Деткин рванул дверь, и Зоя предстала перед мужчинами в засаленном халатике, босиком и в бигудях. Звонок продолжал неистово верещать, художники и Совкова тупо взирать друг на друга. Наконец взгляд женщины стал более осмысленным. Она узнала своих подопечных.
– Спятили? Ночь на дворе.
Деткин ударом кулака утихомирил звонок.
– Напакостила, а теперь барыню строишь?! – закричал он.
– Где Шура?! Отвечай, Совкова. – Цыпловский впился в Зою глазами.
Та непонимающе мотала головой.
– Какая еще Шура? Что вам нужно? Сейчас милицию вызову.
– Ты уже вызвала. Из моей мастерской забрали Девушку, и я не могу попасть к себе. Давай дубликат ключей, – потребовал Темлюков.
– Достукались, – злорадно улыбнулась Зоя. – Девку забрали, и поделом. Сами нарушаете. У вас нет права в мастерских ночевать. По закону нежилой фонд для жилья использовать запрещено.
– Ты нам здесь законы не читай. Где Шура?
– А я почем знаю? Пускай вам в милиции скажут. Идите туда.
Совкова с каждой минутой все больше наглела, и художники уверились, что дело с Шурой ее рук.
– Мы там уже были. Девушки в нашем отделении нет.
Это известие Совкову озадачило. Она сперва подумала на своего гэбиста, тот мог спровоцировать задержание Шуры.
– Вы на меня не наскакивайте! – закричала Совкова, переходя в наступление. – Не на луне живете.
У нас власть советская еще не кончилась. На вас управа живо найдется.
– Давай ее задушим, – предложил Деткин.
– Хорошая мысль, – поддержал Цыпловский.
– Задушим и спустим в унитаз, – добавил Грущин.
Хоть Темлюкову было не до смеха, он с трудом сдержал улыбку, и подыграл:
– В унитаз целиком она не войдет. Придется расчленить.
Совкова побледнела и попыталась юркнуть в квартиру, но Деткин успел захлопнуть дверь, оставив Совкову на лестничной площадке.
– Говори, тварь, где Шура? – угрожающе зашипел он, наступая на женщину и пристально глядя ей в глаза.
– Не знаю, я ни при чем. Я сама знать ничего не знаю, – заикаясь, проговорила Зоя.
– Ладно, – смилостивился Деткин. – Не будем тебя душить. Давай дубликат ключей от мастерской Темлюкова и спи дальше.
– Ключи в ЖЭКе. У меня дома их нет, – пролепетала Совкова, переминаясь босыми ступнями, – Пошли в ЖЭК, – приказал Грущин.
– Как же я пойду, не обумшись, – заныла Зоя.
И, поняв, что дверь ее квартиры захлопнута, а ключа у нее нет, завыла.
– Ничего, мы тебя на руках в ЖЭК отнесем. – предложил Деткин, и не успела она опомниться, как оказалась на руках бородача.
В ЖЭК попасть не удалось. Дежурный слесарь Митрофаныч с поста смылся. Рассудив, что навряд ли кто его хватится, дед ушел домой спать. Совкову художники через форточку вернули в ее апартаменты.
Оказавшись в безопасности, она высунулась и закричала:
– Завтра на всех вас заявление в милицию подам'.
Вас отсюда поганой метлой погонят.
– Послушай, Деткин, – громко спросил Грущин, – Совкова с тебя за ночь сколько взяла?
– Четвертак, – серьезно ответил Деткин. – А с тебя?
– С меня – тридцатник, – признался Цыпловский.
– Мало того, что проститутка! – громко закричал Деткин. – Так еще и антисемитка. С русским спит за четвертак, а с евреем за тридцатник. Придется написать в милицию заявления.
– Придется, – согласился Цыпловский.
В окнах дома начал зажигаться свет. Жильцы, разбуженные необычным шумом, просыпались и выглядывали на улицу.
– Скольких же она за ночь пропустила? – вопрошал Грущин.
– Клевета! – заверещала Совкова и со стуком захлопнула форточку.
Проучив жэковскую даму, которая много лет им досаждала, художники вернулись в мастерскую Цыпловского и принялись звонить подряд во все отделения милиции по телефонной книге. В одном из них им посоветовали обратиться к дежурному по городу.
– Ваша знакомая задержана органами паспортного режима, – после длительной паузы сообщил голос дежурного.
– Где она сейчас? – закричал Темлюков в трубку.
– Режимная часть находится на проспекте Мира, но раньше восьми утра вас там никто не примет.
Темлюков, не дослушав, выбежал из мастерской.
Мужчины за ним. Растолкав спящего таксиста, компания по ночной Москве помчалась на проспект Мира.
На непривычно пустых улицах белел первый снег.
У булочной разгружали фургон с горячим хлебом. На проспекте Мира на проходной казенного подъезда дежурил офицер в форме внутренних войск. Темлюков пытался объяснить ему, что Шура его гостья. Она задержана без всякой причины. Ему нужно немедленно с ней поговорить. На все это офицер заученно отвечал:
«Не положено». Гущин, Деткин и Цыпловский тоже пытались убедить постового. Тот был непоколебим.
Темлюков понял, что человеческие эмоции не помогут. Нужен человек, которого услышат. «Прыгалин», – вспомнил Темлюков звонок референта из ЦК.
– Сколько времени? – спросил он у Деткина.
– Полшестого, – ответил тот, поглядев на свои карманные часы. Из всей компании один Деткин носил часы.
– У кого есть двухкопеечная монета? – поинтересовался Константин Иванович.