"Усталость через край, пора остепениться:
На брюки заменить короткие штаны,
На возраст не роптать, на лысину не злиться, Не щеголять привычками шпаны...

Далее... »

Сайт писателя
Андрея Анисимова

Театр

teatr kategorija2

Сцены из спектакля "Авантюрная семейка."

Мой театр


Мой «роман» с театром возник с одной стороны закономерно, поскольку мама Вера Маркелова писала пьесы для детей и они шли во многих театрах необъятной страны. В том числе и в кукольном театре Таллинна «Мой папа лев» в переводе на эстонский. С другой - совершенно случайно, с неожиданного визита ко мне странного незнакомца с внешностью профессионального алкаша, из тех, что пьют, но не закусывают. Но случай этот имел предысторию.
Как я уже упоминал – мама писала пьесы. А я с малолетства присутствовал при ее беседах с режиссерами и артистами. Позже, готовя себя на художника, увлекался возможностью нарисовать не только декорации, но и самих персонажей. Поэтому одним из первых мест работы стала мастерская кукольного мультфильма, что в те годы находилась в здании церквушки на Старом Арбате. Устроил меня туда и опекал близкий мамин приятель Федор Савельевич Хитрук – один из столпов советской мультипликации. Опека эта, к сожалению, носила эпизодический характер. Хитрук трудился в главном офисе «Союзмультфильма» на Каляевской и на Арбат наведывался редко.Мысли связать свою судьбу с мультипликацией тогда меня посещали постоянно. Но мультипликатором я не стал – создавать куклы по чужим эскизам скучно. Хотелось придумывать свои. Да и совмещать работу с учебой не получалось. Лето поработал и сбежал. Для заработка стал рисовать графические шутки для газет и журналов.
Неожиданный успех на этом поприще обернулся приглашением в «Литературную газету». Газета тогда являлась оазисом для российских интеллигентов. В ней служил Булат Окуджава, отделом юмора заведовал Виктор Веселовский, и еще много замечательных людей или служили в редакции, или состояли в авторах. От общения с ними ловил кураж, и сам начал пописывать прозу.
Повесть и пьесу «Чердак с видом на звезды» написал как-то вдруг... В момент, когда хрущевская оттепель закончилась и взаимоотношения художника и власти снова начали принимать уродливые чисто совковые формы. Снова зазвучали идиотские призывы не выходить за рамки социалистического реализма, похожие на заклинания шамана, который сам не знает о чем талдычит. Что такое этот самый соцреализм не могли толком объяснить и сами его идеологи. Имелся набор достаточно примитивных штампов. Герой должен трудиться не покладая рук. Преодолевать всевозможные припятствия и перевыполнять план. Происхождение положительного героя требовалось пролетарско-крестьянское. А интеллигент (если таковой имелся) был им поучаем и перевоспитуем. Но главное, власть хотела, чтобы художник ее восхвалял. Все это, особенно после «оттепели», вызывало протест в организме «молодого творца», что и вылилось на страницы его повести. Повесть показал маме. Она и посоветовала сочинить по ней пьесу для кукольного театра, но для взрослых.


Пьеса получилась ехидная, но без политики.. Ее героем стал мышь-поэт Судирус, а действие происходило в Звергороде. По наивности я отнес свое сочинение в театр Образцова. Завлитом там служил Борис Поюровский, мудрый и осторожный еврей, дороживший своим местом. Место это было и впрямь завидное. Образцов редко выдавал премьеры, гонял по свету «Необыкновенный концерт» и завлиту работы доставалось немного, а престиж и оклад были обеспечены. Ничего антисоветского в моей пьесе не было. Но осторожность цензуры и ее умение отыскивать в самых фантастических вещах аналогии с совковым жизнеустройством для начинающего художника были непостижимы. Поюровский пригласил меня для беседы домой. Видно, в стенах рабочего кабинета он говорить не решился.
- Мне ваша пьеса нравится, – сказал он, оглянувшись по сторонам, хотя кроме нас в квартире никого не было. – Но о постановке ее в Москве речи идти не может. Вообщем, вы талантливый человек, но с головкой у вас не все в порядке.
На этой лирической ноте мы и расстались. Но пьесу мне Поюровский не отдал. А я не требовал.
И вот через пару месяцев после этого, когда я о свом разговоре с ним забыл, в парадное нашей хрущевки на Речном вокзале раздался звонок. Открыв дверь, я обнаружил того самого незнакомца, что сильно смахивал на алкоголика. Но вместо просьбы о трех рублях мужик поинтересовался, не я ли Андрей Юрьевич Анисимов. В свои двадцать четыре года ко мне еще так не обращались.
ИогельсенМужик оказался не алкашом, а главным режиссером молодежного театра в Узбекистане. Звали его Владимир Сергеевич Иогельсен. Кажется, он из обрусевших шведов, задолго до революции осевших в Питере. И внешности своей Владимир Сергеевич обязан вовсе не горячительным напиткам, а десяти годам колымских лагерей, куда он попал после освобождения из немецкого плена.
Биография Иогельсена заслуживает отдельного романа. До войны, отучившись в ленинградском театральном институте вместе с Аркадием Райкиным, Борисом Равенских и Никитой Богословским, он был принят режиссером в театр Ленсовета под руководством Сергея Эрнестовича Радлова. До войны особой популярностью пользовались всего три театра - Мейерхольда, Таирова в Москве и Радлова в Питере. Несколько первых спектаклей Иогельсена имели оглушительный успех. Подходы к кассам охраняла конная милиция. Название я запомнил только одно – «Карьера Дызмы».
Столь успешное начало театральной карьеры обернулось для Иогельсена большой личной трагедией. Войной театр Радлова был застигнут на гастролях в Пятигорске, где попал в окружение. Труппу театра немцы перевезли в Германию, где артисты (любопытный и малоизвестный факт) давали представления в лагерях для русских военнопленных. После освобождения и Радлов, и Иогельсен были репрессированы. Но всё это было потом.Kollaz А пока восторги публики и толпы поклонниц.

Владимир Сергеевич, помимо своих знаменитых однокурсников, знал и работал со многими удивительными людьми, например с писателем Олешей, и замечательно про этих людей рассказывал. С Юрием Карловичем Олешей театр Радлова заключил договор на пьесу. Писателю-москвичу для работы сняли шикарный номер в «Европейской». Утром в день приезда он открыл тетрадь и написал в ней название пьесы. Через месяц он съехал, но в тетради не добавилось ни единой строчки. Днем писатель выпивал, а по вечерам, получив в костюмерной театра фрак, отсматривал репертуар театра Ленсовета, для которого якобы работал. Своя одежда посещать вечерние представления ему не позволяла – классик ходил в лохмотьях.
Но все это я узнал в ходе дальнейшего общения. А в тот день Иогельсен заявил, что хочет открывать свой молодежный театр моей пьесой. Мало того, он пожелал предложить мне ее оформить в качестве художника-постановщика. И вообще он ищет себе главного художника, и мы могли бы договориться. Режиссер в Москве квартиры не имел, а неделю прожил у меня, где под его диктовку я рисовал декорации и маски.
Побывать в Средней Азии мечтал давно. Служба в литературной газете позволила объездить почти всю страну, но республики Средней Азии в моем командировочном плане отсутствовали. К чести своей должен заметить, что я предупредил режиссера о сомнениях Поюровского по поводу благосклонности совковой цензуры, но он заверил, что узбеки подтекстов пьесы не поймут и он добьется разрешения местных властей.
Забрав папку с эскизами, Владимир Сергеевич отбыл в Ташкент. После лагерей работа в двух столицах ему была заказана. Минкультуры послало его вести курс в ташкентском театральном институте. А узбекские власти разрешили ему своих первых выпускников превратить в тетральную труппу. Так появился на свет новый молодежный кукольный театр с лирическим названием «Лола», что в переводе с узбекского означает тюльпан.



Над предложением занять должность главного художника я обещал подумать. И уже был готов согласиться. За неделю совместной жизни и работы Иогельсен меня обворожил, и я готов был следовать за ним куда угодно. И тогда еще скорее интуитивно, нежели разумом, понял, что судьба свела меня с большим мастером своего дела, поучиться у которого можно только мечтать. Блистательная театральная школа, что он прошел и нес в себе, явление уже тогда уникальное. А сегодня мастеров этого класса в России уже нет.
В театре Владимир Сергеевич понимал все, в конъюнктуре и власти – ничего. Узбеки поняли подтексты и пьесу запретили. Но мы оба хотели продолжать общение, и Владимир Сергеевич принял к постановке пьесу моей мамы и пригласил меня художником. Я распрощался с газетой и уехал в Узбекистан.
Сначала планировал на одну постановку, а остался на пять лет. И не жалею. Во-первых, за месяц Восток постичь невозможно. Это особый мир со своими законами и своим менталитетом. Пренебрежительное российское словечко «чурка» имеет право на существование. Глупых, малообразованных людей и на Востоке хватает. Их там не больше и не меньше, чем жлобов в России. Но даже молодой «чурка» вскочит с сиденья в автобусе, чтобы уступить место старику. Но помимо необразованного и довольно примитивного контингента, среди узбеков множество умных, тонких и по-настоящему мудрых людей. И все это открывается чужаку не сразу. Тебя постепенно оценивают, улыбчивые маски со временем превращаются в радушные лица, и результате ты получаешь надежных и верных друзей.
За пять лет совместной работы с мастером я впервые понял, что такое высшее образование. С педагогами мне не везло. Среди художников, у которых доводилось учиться, настоящих талантов встречалось мало. Да и ремесло они давали уж как-то тоскливо. А ученику важно ощущать, что мастер стоит так высоко в своем деле, что тебе туда долго не запрыгнуть. С Иогельсеном я заделался не только театральным художником, а и вполне профессиональным режиссером.
Но до его высот мастерства так и не дотянулся. Вот простой пример – в театр приняли артиста. Он стал репетировать пьесу и выказал полную профнепригодность. Не мог сделать ни одной фразы, ни одного жеста без фальши и пошлости. Я пошел к Иогельсену и спросил его, зачем он взял этого болвана. Владимир Сергеевич улыбнулся:
– Не спешите, Андрюша, с артистом надо работать. Пригласите его ко мне.
Через неделю Иогельсен предложил мне повторить репетицию. И я не узнал парня. Он был точен, правдив и даже талантлив. После этого случая я навсегда запомнил свое место. Да, я могу придумать постановку и осуществить ее с артистами, которые понимают меня с полуслова. Но сделать актера из бревна я не могу.
Пять лет пролетели незаметно. Было много работы, были премии на фестивалях. Мои куклы и маски из спектаклей красуются в музейных витринах театра имени Образцова. У меня даже была грамота, врученная товарищем Екатериной Фурцевой. Хотел ее отксерить и поместить на сайт, но не нашел. Подобных бумаг я раньше стеснялся, а теперь это было бы свидетельство истории. Зато нашел справку для домоуправления, что служу в «Литературной газете». Без таких справок можно было угодить в тунеядцы и улететь из Москвы за сто первый километр.
Настал момент, когда мастер передал мне все, что мог, и Восток перестал быть для меня загадочным. Я вернулся в Москву. Кукольники по всей стране после фестивалей меня знали и приглашений из разных театров приходило много. На несколько я согласился. Но режиссера класса Иогельсена найти непросто. Денег в театре платят мало, а интересно работать не давала цензура. И я решил больше этим не заниматься. Служить соцреализму тоже не хотел. Во-первых, хочется себя уважать, а во-вторых, при брежневском застое возвращаться к газетной графике тошно.
Еще студентом увлекался керамикой, друзья предложили выгодный заказ – подсвечники для люстр Троице-Сергиевой Лавры. Их требовалось несколько сотен. Я поехал в Гжель, чтобы пропустить заказ через трофимовский фарфоровый завод. Мужики - форматоры и печники - меня знали и с радостью отнеслись к моему заказу, воспринимая его как свою «халтуру». Но такой объем мог лишить завод месячного плана, и печи пропустить его через себя не могли. Дело встало, а аванс я уже получил и частично истратил на это производство. Пришлось заводить собственную мастерскую в Москве.
Выполнив заказ, я всерьез увлекся фарфором и на долгие годы превратился в керамиста. Друзья помогли получить помещение под мастерскую. Такие помещения для художников выдавались либо в подвалах, либо на чердаках. Я выбрал подвал - на чердаке печки не построишь, да и глины не натаскаешься. Но длительная работа в подвале грозила превратить меня в инвалида. Фарфоровые краски при обжиге выделяют много дряни.
Стал искать дом за городом, чтобы трудиться на воздухе. Но жить и работать хочется в комфортных условиях. А в России на природе либо избяные дачи без воды и сортира, либо дачные участки, куда зимой не доберешься, да и водопровод сезонный. Теперь новые русские строят за городом виллы и живут за высокими заборами. А тогда всего этого еще не было. Свою дачу предложил художник Глазунов. Илья Сергеевич ездил в горы к моему отцу, правда, на лыжах не катался, а ходил на высоких каблуках, чтобы добавить себе росту, и жеманно кутался в белый шарф. Дачу он продавал на Рублевке, но не на самой, а в Воронках, что за рестораном Архангельское. Продавал, потому что уже был в курсе, что под его окнами пойдет новая рижская трасса.
Я поехал смотреть его владение. Дом оказался в хозяина. К избе были пристроены три колонны под «ампир», клозет был, но не работал, а великолепную мраморную полку над камином он пообещал забрать с собой. Потом от одной литературной старухи, что вечно служила в Союзе писателей на Поварской, я узнал, что эту полку Глазунов выдрал из кухонного камина их старой арбатской коммуналки. Цену за свою бутафорскую избу он заломил изрядную, но просил рассказывать, что я получил от него дом в подарок. За что обещал помочь с оформлением. Район Рублевки и тогда считался особенным, поскольку там держали свои дачи члены Политбюро и иностранные дипломаты. Пока я размышлял, как поступить, в Москву приехал мой приятель из Эстонии. Посмотрел со мной дом и сказал:
– Курат (любимое эстонское ругательство, обозначает «черт»), такое говно и за такие деньги. Купи дом у нас. И сортир будет работать, и дороги почистят.
Так я в 1980-м году оказался в Эстонии. Через несколько лет открыл в Таллинне на улице Вооримехе салон фарфоровых изделий и до конца «перестройки» о театре не вспоминал.
Развал Союза застал в эстонской деревне. При том, что в России многие считают эстонцев чуть ли не фашистами, став свободными, они убивать русских не стали. До меня порой доходили слухи о проявлениях антагонизма, но на себе я ничего не почувствовал. Мои эстонские друзья отношение ко мне не меняли, а эстонские соседи оказались и вовсе лучше родни. На них я спокойно оставлял престарелую маму, которая и дожила в Эстонии почти до девяноста и покоится на нашем деревенском кладбище.
Но далеко не везде для русскоязычных людей «развод» прошел столь гладко. Русскую труппу в в узбекском молодежном театре закрыли, а семейная пара артистов Саша и Люба Айсины перебрались в Россию. К тому времени они уже имели звания, и им предложили организовать театр в подмосковном Жуковском. Мэром города стал интеллигент ученый Роберт Овсянников, который идею театра горячо поддержал. Ребятам дали квартиру и два помещения - малую сцену в подвальчике, рядом с их домом, и большую – в бывшем городском кинотеатре. Саша Айсин талантливый артист, его жена Люба тоже человек одаренный, но театру нужен постановщик и репертур. Саша приехал ко мне в Эстонию, героически боролся с одуванчиками на моем газоне и исподволь агитировал меня поработать вместе. Цензура к этому времени приказала долго жить – пиши и ставь, что хочешь. Театр назвался музыкально-драматическим, поскольку и Саша, и Люба и их тогда юная дочь Ольга страстно музицировали.
Если мой союз с фарфором можно считать браком по расчету, то театр – это любовь. Естественно, для художника любовь важнее. Так я стал главным режиссером ЭМДТ – Эксперементального музыкально- драматического театра. Саша с Любой уже набрали студию, где обучали театральному мастерству детей самого разного возраста.
Надо было с чего-то начинать. И я решил сочинить пьесу о жизни самих артистов и нашего любимого Владимира Сергеевича Иогельсена. Его судьба покруче иного детектива, да и молодым артистам уже довелось немало пережить. Фоном для действия я решил взять популярные мелодии из времени, о котором идет речь на сцене. А оно объединило и Колыму Иогельсена, и распад Союза и много чего еще. Спектакль получился очень трогательный. Многие зрители выходили с покрасневшими от слез глазами. В конце премьеры мы звонили Иогельсену в Ташкент, и он слышал овацию зала в свой адрес.

Спектакль возили на гастроли, в том числе и в Эстонию. Но в нем я занял всего четверых артистов. Люба с Сашей и их дочь Оля играли сами себя, и еще участвовал джазовый музыкант Саша Пантюхин. Надо сказать, что он блестяще сыграл не только мелодии сопровождения, но и роль стороннего комментатора чужих судеб.
А молодежь простаивала. Я долго думал над пьсой, в которой могли бы играть малыши, подростки и взрослые. И решил сделать такой спектакль из сказок Шахерезады – Волшебная лампа Алладина. И не просто показать сказку, а выстроить на сцене как бы репетицию сказочного спектакля. Пришлось писать тексты песен и заказывать музыку. Композитором спектакля стал Борис Киселев. А спектакль «Репетиция сказки» на славу послужил театру. Он был множество раз показан в России и побывал на гастролях как в Эстонии, так и в других странах Европы, в том числе и во Франции.



Естественно, пришлось писать и новогодние представления, и ставить всевозможные шоу. И снова почти пять лет театра. Дети подросли, их целиком взяли на музыкально-драматический курс московского театрального института, и я посчитал свою миссию выполненной. К тому же романтический период в Жуковском заканчивался. Власть в городе перешла к бандитствующим бизнесменам, мэр-интеллигент едва унес ноги и еще рад, что остался жив. Деньги на постановки давать перестали. К сожалению, к тому моменту я довел до генеральной репетиции свою пьесу «Проект каннибала». В ней рассказывалось о сумасшедшем ученом, который предлагал решить продовольственную проблему в стране через людоедство. В лихие девяностые, когда перестали выдавать зарплаты, а в магазинах сверкали пустые полки, сюжет выглядел жутковато и даже немного натуралистично. Помню, как после просмотра из зала выходили бледные и испуганные представители городской общественности.
В заключение не могу не заметить, что должность главного режиссера только звучит красиво. Артисты как дети. Их надо кормить, занимать, чтобы они не спивались и не делали глупостей, и при этом каждодневном оброке еще и творить. Людей, сумевших пронести этот крест по жизни, я почитаю за святых.
Сам же нашел для себя выход – пишу прозу. Для моих героев не нужны артисты, а роман или повесть позволяют создать мир не в меньшей степени, чем это позволяет театр, а даже более того. Граница прозы - это граница твоей фантазии. Все это, конечно, так. Но любовь до конца не умирает. Пьесы я все же иногда пишу. Но сам не ставлю. Последнюю постановку по моей пьесе и сейчас играют в Москве. Она называлась «Ураган для одуванчика».Выбор смешанного содержимого. Теперь ее переименовали в «Авантюрную семейку». Осуществил постановку «Театральный дом Миллениум». На премьере играли Елена Сафонова, Анатолий Лобоцкий, Татьяна Кравченко и Александр Носик. Режиссер Валерий Саркисов, на мой взгляд, ее замечательно поставивший, роль пожилой героини поначалу предложил Ольге Аросьевой, но она репетировать по состоянию здоровья не смогла и никогда в этой роли на сцену не выходила. Зато Татьяна Кравченко сработала роль немецкой старухи, приехавшей на пансион в эстонско-русскую семью, блестяще. Кажется, она и играет ее до сих пор. Других актеров хозяин антрепризы сменил много раз, и я предполагаю, что от первоначального спектакля мало чего осталось. Поэтому больше его не смотрю.
Но это уже издержки профессии драматурга. Отдал дитя в чужие руки и если они оказались погаными, ты своему чаду уже не поможешь.


Авантюрная семейка

 

Вольная сценическая версия на тему триллера
«Аладдин и Волшебная лампа»
Москва-Жуковский, 1995 год

Действующие лица:
Худрук
Султан
Джин
Помрук
Мать Аладдина
Будур
Аладдин
Заслуженный артист
Магриб
Артист
Визирь
Артисты театра
Рабы, невольницы, торговцы, горожане

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
(Звучит музыка. На сцену выходит Помощник художественного руководителя театра)
Помрук. Выключите, пожалуйста, музыку.
(Музыка выключается.)
Помрук. Артисты, на сцену.

(Зимняя сказка с колдовством и превращениями)000000 Жуть1
Действующие лица:
Леший
Кикимора
Аленушка
Иванушка
Молодой леший
Молодая кикимора

Картина первая
Лесная чаща. На пне сидит Леший.
Леший. Жуть, как скучно… Тоска. Сегодня Новый год, а я ни одной гадости совершить не успел. Жуть, как хочется кому-нибудь гадость сделать. Взять, к примеру, меня. Зачем я, Леший, торчу в глухом лесу? Мое дело разную жуть творить, пакости с гадостями подстраивать. Мне людей морочить полагается. Можно подумать - я просто так, для красоты… Да, я красивый. Жуть, какой красивый. Такого обаятельного и привлекательного ни в одном лесу нет. Меня надо любить. А кто меня любит? В первую очередь, я сам себя жуть как люблю… А еще кто меня любит?
Появляется Кикимора. Слушает.

(Пессимистическая комедия в двух действиях)
Москва, 1997 год

Посвящается лихим девяностым.

Действующие лица:
Виктор, директор завода Он же - Вождь
Галя, его жена Она же - Дикарь
Клинишин, ученый-путешественник Он же - Шаман
Егор, главный врач Он же - Дикарь
Таня, «специальная» медицинская сестра Она же - Дикарь

ПРОЛОГ
(Тьма. Тлеющий костер. Возле костра Вождь и Шаман. Вокруг дикари)
1-й дикарь: О великий Вождь! В нашем поле совсем не осталось оленей. Грядет Царь Голод!
2-й Дикарь: О великий Вождь! В нашем лесу совсем не осталось обезьян. Грядет Царь Голод!
3-й Дикарь: О великий Вождь! В нашей реке совсем не осталось рыбы. Грядет Царь Голод!
1-й Дикарь: Позавчера съели последнего оленя.
Шаман: Они съели последнего оленя!

 

Сценическая новелла

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Лена, (студентка)
Глеб Эдуардович Моллер, ( пожилой профессор)
3 Маски ( пол и возраст значения не имеют)


. (дикторский текст)
История, о которой пойдет речь, подлинная. Она случилась в Москве, в начале семидесятых. Поскольку реальный прототип героини скорее всего живет и здравствует, имена персонажей, автор счел необходимым изменить…
*****
ПРОЛОГ
Поломанные увядшие цветы. Еловые ветви. Полумрак. .Рядом с креслом, на подставке портрет профессора с траурной полоской в правом углу. Выходят маски.

ГНЕЗДЫШКО В БУДВЕ

МРАЧНАЯ КОМЕДИЯ

МОСКВА 2010 год

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

БРАТАНКИН - МИЛЛИОНЕР
ИРИНА - СЛУЧАЙНАЯ ДЕВУШКА
МИРСКИЙ - СОСЕД


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА 1

Черногория. Будва. Апартаменты с видом на море. Окна на лоджию зашторены, Полумрак. На стене работает телевизор. В кресле Наум Григорьевич Мирский, пожилой мужчина в халате. Мирский смотрит на огромный экран. Известный телеведущий рассказывает о криминальных происшествиях

КОММЕНТАТОР
Генерального директора компании «НАШВАШ» Ивана Школовского нашли с простреленной головой в туалете загородного клуба. На заказной характер убийства указывают семь контрольных выстрелов в голову предпринимателя. А так же брошенное рядом с убитым оружие - пулемет системы «Вальтер». Судя по....

Мирский приглушает пультом звук, что-то быстро записывает в блокнот. Закончив писать, прибавляет звук.

УРАГАН ДЛЯ ОДУВАНЧИКА

(трагикомический детектив для разноязычного зрителя)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.

1 Василий Муравин - русский муж эстонской жены
2 Кристина Муравина - эстонская жена русского мужа
3 Берта Литхен - старушка из Германии.
4 Капитан Вельт - следователь уездной полиции

ПРОЛОГ

Газон перед коттеджем четы Муравиных. На стриженной траве пластиковый стол и несколько таких же кресел. На столе бутылка виски, транзистор и стакан тонкого стекла. Василий Муравин неподвижно сидит за столом, откинув голову. По радио передают новости.

ГОЛОС ДИКТОРА: - Сегодня на Западе Республике ожидается усиление ветра. Высота волны в Финском заливе от сорока до семидесяти сантиметров. (Василий наливает в стакан виски, залпом выпивает, и замирает в той же позе) На Чудском озере до тридцати сантиметров. На Юге Республики небольшой дождь, местами туман. Видимость на дорогах ограничена. (музыкальная пауза).

Из дома выходит Кристина. Вешает на веревку белье.

Вольная сценическая версия на тему триллера
«Аладдин и Волшебная лампа»
Москва-Жуковский, 1995 год

Действующие лица:
Худрук
Султан
Джин
Помрук
Мать Аладдина
Будур
Аладдин
Заслуженный артист
Магриб
Артист
Визирь
Артисты театра
Рабы, невольницы, торговцы, горожане

(Зимняя сказка с колдовством и превращениями)
Действующие лица:
Леший
Кикимора
Аленушка
Иванушка
Молодой леший
Молодая кикимора

Картина первая
Лесная чаща. На пне сидит Леший.
Леший. Жуть, как скучно… Тоска. Сегодня Новый год, а я ни одной гадости совершить не успел. Жуть, как хочется кому-нибудь гадость сделать. Взять, к примеру, меня. Зачем я, Леший, торчу в глухом лесу? Мое дело разную жуть творить, пакости с гадостями подстраивать. Мне людей морочить полагается. Можно подумать - я просто так, для красоты… Да, я красивый. Жуть, какой красивый. Такого обаятельного и привлекательного ни в одном лесу нет. Меня надо любить. А кто меня любит? В первую очередь, я сам себя жуть как люблю… А еще кто меня любит?
Появляется Кикимора. Слушает.

Последний пост

  • ПОД ОДНУ ГРЕБЕНКУ

    После того как Россия принялась убивать украинцев, а заодно и своих мальчишек, отправляя их на бойню под лживым предлогом о защите родины от мифических нацистов, отношение к русским в цивильном мире р ...

    Понедельник, 26 Февраль 2024
View more blog entries
1

Популярные посты

И ГНОМИКИ КРОВАВЫЕ В ГЛАЗАХ
     Для всего цивильного мира Рождество – символ сентиментальных надежд на лубочно...
ВИРУС ХАМА НЕ БОИТСЯ
    Подобные тексты я вижу не впервой. Просвещает она пап и мам для защиты их чад от зло...
ВСЕ ДЕРЬМО, КРОМЕ МОЧИ
Все эти события вызвали нездоровое возбуждение как у официальных кремлевских СМИ, так и в стане ег...

Календарь

Loading ...

Сейчас на сайте

Сейчас 136 гостей и ни одного зарегистрированного пользователя на сайте





1. Главная
2. Блог
3. Магазин
4. Правила покупки
5. Карта сайта

6. Биография

 

andreianisimov1943@gmail.com

Сайт писателя
Андрея Анисимова


Copyright © 2014 Андрей Анисимов. 
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru