Неопубликованное

Права на произведение принадлежат автору. И любое использование текста без согласования с автором является нарушением авторских прав.

Андрей Анисимов
ЕВРОПЕЙСКОЕ ТАНГО
роман

В Карловых Варах светало. Над Судетами поднимался красный огненный столб. Упрятанный за горой солнечный диск выдавал световой сигнал о приходе нового дня. Привычное, для живущих на Земле, явление. Еще один день, еще один восход. Миллионы живых существ явятся в это утро на свет, и столько же покинут этот мир с наступлением ночи. Уйдут в небытие, соблюдая мудрое равновесие природы, которое, кроме человека, ни одно живое существо не осмелилось нарушать. И в Африке, и в тропиках Южной Америки, и здесь, в центре Европы, над крышами старинного немецкого города Карлсбада, после Второй Мировой войны окончательно ставшего чешским курортом Карловы Вары, восходящее солнце всего лишь напоминало о вечных законах бытия.
В этот предрассветный час древний город еще спал и только на автобусной станции, медленно прохаживаясь по пустынному перрону, курил сигару тучный господин. На его груди красовалась табличка с надписью «Крымов». Тучный курильщик служил в отделе сервиса компании «Эдэмплац», и в его обязанности входили сопровождение и доставка ВИП-клиентов. Рядом на стоянке в представительском электрокаре с надписью «Эдэмплац» на фюзеляже похрапывал еще один господин, Сташек Кабулка, прибывший сюда вместе с курильщиком сигары. Оба отлично знали свое дело и обладали многолетним опытом общения с клиентами. И, несмотря на свой сравнительно молодой по меркам Евросоюза возраст - обоим еще не исполнилось и семидесяти, о дальнейшем карьерном росте не помышляли. Сегодня им доверили одного из почетных клиентов компании, что являлось большой честью. Слово «клиент» глава компании Ганс Маур произносить запрещал. Полагалось говорить «покровитель».
Встречали они Остапа Георгиевича Крымова. Покровитель Крымов час назад прилетел в Прагу и добирался сюда на реликтовом, некогда рейсовом автобусе, прозванным местными жителями «ихтиобасом». Автобус этот компания «Эдэмплац» заказала специально для пожилого путешественника. Крымов принципиально не желал пользоваться благами прогресса, а предпочитал трястись по убогому серпантину, созерцая местный ландшафт и предаваясь раздумьям. Узкую бетонку, что связывала курортный город со столицей, власти поддерживали в относительном порядке. Поддерживали специально для любителей старины. Для них же пражская компания «Автом» содержала парк из десятка допотопных автобусов с дизельными двигателями. Запах отработанной солярки входил в сервис, позволяя ностальгирующим старцам ощутить себя на полвека моложе. Услуга обходилась дорого, и обыватель среднего достатка позволить ее себе не мог.
Радек, так звали любителя сигар, заметил приближающийся электрокар полиции, но спрятать сигару не успел. Два городских полицейских поочередно покинули кабину и, как могли, поспешили к нему. Понимая, что от штрафа не отвертеться, курильщик обиженно засопел, извлек бумажник, а из него банковскую карту. Курение на свежем воздухе в Карловых Варах и его окрестностях наказывалось штрафом в сто хуаней – треть месячной зарплаты служащего средней руки. Что считалось вполне по-божески. В соседней Баварии подобный проступок тянул на два года тюрьмы. Но один из полицейских, вместо того чтобы приступить к составлению протокола, оглядев нарушителя сквозь линзы очков, узнал в нем своего племянника и широко улыбнулся:
- Тебе, Радек, повезло, что попал на мое дежурство, – и по-отечески потрепал нарушителя по плечу.
- Иногда везет, - согласился Радек, пряча карту в бумажник, а бумажник в карман.
- Поджидаешь ихтиобас?
- Да, встречаю покровителя, - пояснил Радек.
Родственный страж пожелал племяннику удачи и, кивнув напарнику, что тактично дожидался поодаль, направился к служебному электрокару. Напарник, прихрамывая, последовал за ним, и вскоре шелест полицейского экипажа растворился в сонной тишине города. Стало слышно, как в своем бетонном ложе ворчит Тепла. Река, а вернее, резвый ручей, выказывал норов лишь в дни весенних паводков. Тогда и спасали массивные бетонные берега горожан от наводнения. Вешние воды с горных склонов попробуй, укроти. Глубокое ложе за считанные часы наполнялось до краев. И ошалевшая водная стихия, восхищая туристов, рвалась из своих оков к мостовым города.
Радек сделал последнюю затяжку и сочувственно подумал о дяде. Дежурить на улице в восемьдесят лет - не сахар. Но его напарнику еще хреновей - больные ноги без аппарата «Лоцмана» ему бы совсем отказали. А так офицер мог ходить без посторонней помощи, а по гладкому асфальту даже пробежаться метров десять трусцой. В старые добрые времена, когда в полиции работали молодые, сильные мужчины, у них подобных проблем не возникало. Но теперь в Евросоюзе найти такого сложно. Цыган, турок и эфиопов в полицию старались не брать. Да их, благодаря дружескому участию Пекина, в Европе почти не осталось. А свои слишком быстро старились. Вот и приходилось его дяде бдеть на ночных дежурствах. От жалости к родственнику Радек погладил округлость живота, аккуратно затушил сигару и только после этого опустил окурок в мусорный контейнер.
Наконец издалека послышался глухой рокот дизеля, и в свете фар, прорезавших сумеречный туман города, возник «ихтиобас». Пришвартовавшись к причалу перрона, нелепый короб обдал Радека жаром разгоряченного дизеля и остановился. Двигатель чудища затих, и, выдержав солидную паузу, антикварный монстр распахнул двери. Первым на перрон ступил водитель. Честь крутить баранку дизельного долгожителя выпала Мареку Затинову, ветерану гвардии шоферов, для которых автопилот оставался атрибутом фантастики. За руль рейсовой «Татры» Марек впервые уселся в шестнадцать лет, и не думал и не гадал, что спустя полвека его навыки смогут кому-то понадобиться. Но фирме «Автом» они понадобились, и Марек получил приличную работу. Триста хуаней в месяц имел не каждый работяга. А обязанности невелики – провезти туристов из Праги в Карловы Вары по знакомой с юности бетонке. Провезти не слишком быстро, чтобы бездельники успели поглазеть на плантации хмеля и надышаться запахом солярки из движка его автобуса. Обычно ему сажали персон десять-пятнадцать. Сегодня пришлось везти одну – господина Крымова. Моложавого старца, который всю дорогу молчал, откинув седую голову на подголовник, и размышлял о чем-то своем, Радек обслуживал и раньше. Водитель имел представление, зачем этот пожилой господин каждый год посещает Карловы Вары. Еще он помнил, что старик не любит помощи при посадке и высадке. Поэтому водитель выбрался из кабины лишь затем, чтобы пожать пассажиру руку на прощанье. Остап Георгиевич Крымов, действительно, в помощи не нуждался. Он довольно бойко преодолел порог автобуса, и, заметив Радека, улыбнулся ему молодой белозубой улыбкой. На табличку со своим именем Крымов не обратил внимания, поскольку тучный облик встречающего прекрасно помнил по прошлым посещениям. Радек улыбнулся в ответ, но его улыбка не шла по ослепительности, ни в какое сравнение с улыбкой старика. Безупречный оскал девяностопятилетнего путешественника внушал уважение. Радек прикинул, что за деньги, потраченные Крымовым на дантиста, здесь можно год арендовать сносное жилье.
Багажа, кроме ретро-портфеля, путешественник при себе не имел. Радек вежливо осведомился, как долетел покровитель. Выслушав ответ, что все прошло замечательно, повел старика к электрокару. О том, что перед ним глубокий старик, Радек знал из досье Крымова, что хранилось в сервисном отделе компании. На вид покровитель выглядел лет на шестьдесят. Распахнув заднюю дверцу, Радек устроил гостя, а сам уселся вперед и толкнул храпящего коллегу. Кабулка протер глаза, выдавил на лице радушие, и пультом запустил навигатор. В водителе электрокар не нуждался, но Сташек понимал, что храпеть в присутствии клиента невежливо, и глупо таращился по сторонам.
Солнце тем временем явило свой огненный лик, позолотив статуи на крышах домов, и слепящим заревом брызнуло из стекол. Каскад санаторных зданий над Теплой ловил жар восходящего солнца стеклами своих окон. А поймав, расстреливал их отражением сонный город. По набережной потянулись ранние «водохлебы». Одни выходили из съемных номеров и несли в руках сувенирные кружки, из которых пили целебный кипяток из местных источников. Другие возникали из ска-дромных кабин с баулами и спортивными сумками через плечо. Вновь прибывших «водохлебов», что в отличие от Крымова пользовались не устаревшим транспортом, вроде аэропланов или автобусов, а плодами прогресса. Специальные кабины-сканеры мгновенно перемещали их из одной части света в другую. Новенькие тут же приобретали сувенирные сосуды и пополняли собой ряды «водохлебов».
Горячую воду из источников полагалось употреблять до завтрака, а для этого вставать ни свет ни заря. Что кроме пользы от целебной влаги позволяло иноземцам насладиться древней архитектурой в лучах восходящего солнца. Крымов в Карловых Варах бывал ежегодно и излазил их вдоль и поперек. Но если в предыдущие приезды он лишь формально навещал брата, а затем имел время на туристическое ротозейство, то сегодня ему было не до красот. Событие, что ожидало пожилого пилигрима, захватило его целиком. Поэтому он чувствовал некую благодарность к встречающим за их немногословность. Электрокар выкатил из города и, приподнявшись на воздушной подушке, полетел над трассой.

******

На первый взгляд может показаться, что в Карловых Варах обитают только туристы-водохлебы или престарелые полицейские. Кто сделает столь поспешный вывод, окажется не прав. Здесь, помимо курортной братии и стражей порядка, проживает немало самых обычных горожан. И далеко не все они являются барменами, горничными или проститутками. Например, Катрин Ривер боец самого передового рубежа медицинской науки. И сегодня у нее появился шанс доказать миру, что боец она настоящий. Но это ей предстоит потом, а в этот ранний час Катрин занималась тем, чем занимаются все привлекательные девушки перед тем как «выйти в люди».
Джулия уже пила кофе, а Катрин все еще колдовала над своим личиком. Умудренная житейским опытом тетка с интересом наблюдала за девушкой, не забывая поглядывать на часы. Они обе трудились в одной компании, где появление после восьми утра считалось злостным опозданием и грозило неприятностями. И если босс Катрин испытывал к ней некоторую слабость, какую пожилые джентльмены часто испытывают к хорошеньким девицам, то Джулии надеяться на снисхождение своей начальницы не приходилось. Мало того, в ее возрасте имело смысл выказывать особое служебное рвение. Лишь в этом случае у нее оставалась надежда получить возрастную карту за счет компании.
- Девочка, ты собираешься на работу или готовишься к свиданию с кавалером? – обратилась Джулия к племяннице, поняв, что макияж той слишком затянулся.
- Тетя, откуда у нас взяться кавалерам? Вокруг или престарелые хрычи, или гомики, – ответила девушка, краснея. Катрин и вправду лирических свиданий сегодня не планировала. Но, проснувшись утром, ощутила в душе праздник. Странное волнение, что иногда посещает юных прелестниц, заставляя их сердца биться чаще, не так просто объяснить. Кто-то это называет предчувствием нежданной встречи, кто-то проявлением гормонов молодого организма. Но как сей феномен не называй, сегодня он заставил Катрин провести у зеркала на десять минут дольше обычного.
- Душечка, или мы опоздаем, или ты останешься без завтрака, – строго предупредила Джулия.
Катрин напудрила носик, последний раз осмотрела свое отражение и уселась за стол. Совершать трудовые подвиги натощак она не имела ни малейшего желания. Особенно сегодня, когда результат деятельности их команды привлечет к Карловым Варам внимание всего цивилизованного мира. Поэтому, она уселась за стол, отдавшись заботкам любящей родственницы
Катрин Ривер в шесть лет потеряла родителей. Они погибли во время путешествия. Осиротевшего ребенка Джулия забрала к себе и растила, как собственную дочь. После гимназии племянница уехала в Бельгию, где и получила медицинское образование. Назад в Карловы Вары не рвалась. Старые бабки и деды с кувшинами у источников на молодую энергичную дипломницу наводили тоску, как и весь неспешный уклад города-курорта. В Бельгии Катрин нравилось, и она искала работу в Брюсселе. И почти нашла - ей предложили место в «Департаменте семьи и брака». Пожилая работница не смогла оплатить возрастную карту и попала под закон «целесообразного проживания». Место инспектора в отделе С-5 освободилось. Отдел занимался проблемами дошкольного воспитания малышей, а вернее, следил за их родителями. Для соискателей вакансии департамент объявил конкурс, и Катрин его прошла. Начни она работать, ей бы пришлось защищать права младенцев по нескольким пунктам закона «О толерантном старте». По этому закону при рождении пол ребенка указывается, как неопределенный. Достигнув шестнадцати сознательных лет, дитя само решит, мальчик оно или девочка. И если природа чаду не угодила, медицина придет на помощь. Два пункта закона призваны оградить ребенка от родительских предпочтений в этом вопросе. В первом пункте речь идет о традиционной семье. В такой семье давать грудь ребенку полагается не только матери, но и отцу. Искусственные груди, вмещающие достаточнеую порцию детского питания каждая такая семья обязана иметь, как и детское креслице для электрокара. Малыш должен с рождения привыкать к различным формам половой ориентации, чтобы архаичные семейные традиции не давили на его дальнейший выбор пола.
Пункт второй обязывает родителей правильно одевать дитя. И девочек и мальчиков надлежит наряжать посменно, то девочкой, то мальчиком. Цель маскарада - чтобы младенцы не зациклились на своей половой принадлежности. Пункт третий регулирует правила физических контактов матери и ребенка. А так же подвергает цензуре тексты колыбельных песен. В них не дозволяется упоминать «серого волка», страшного «Бармалея» и произносить «бай, бай, глазки закрывай», как попытку насилия над неокрепшим сознанием новорожденного гражданина. У родителей, нарушивших хоть один из перечисленных пунктов, дети изымались в пользу членов общества «Ай вонт бэби».. Катрин не признавала эти требования справедливыми и от предложения отказалась.
Получилось так, что за год до трудоустройства, у ее сокурсницы отняли шестимесячного сына. Молодица поднимала малыша на руки без специального захвата «бэбихэнд». Прежде материнские руки считались для младенца благом. Педиатры уверяли – ласковое касание налаживает связи матери и ребенка, успокаивает дитя, вызывает у него чувство защищенности. Но тридцать лет назад ученые Евросоюза доказали обратное. Выяснилось, что прикасаясь к ребенку голыми руками, родители подвергают неокрепший организм опасности заражения вирусом Типсенсена. Вирус открыли в две тысячи тридцатом году в лаборатории шведского ученого и назвали в его честь. Типсенсен доказал, что этот опасный вирус, занесенный в раннем детстве, дремлет в организме ребенка десятки лет. А когда ему исполняется восемьдесят, начинает яростно атаковать эмунную систему. Причем, первую атаку вирус Типсенсена направляет на мужскую потенцию. Заражение этим жутким вирусом происходит через контакт рук матери с кожицей малыша. И подобную практику необходимо запретить. Рекомендацию ученого Брюссель закрепил законом. В бэбицентрах шаговой доступности появился захват «бэбихэнд». И брать дитя на руки без него родителям строго запретили. Те же требования распространились и на педофилов. Но их лишить предмета страсти куда сложнее, чем родителей собственного дитя. Общество «Ай вонт бэби» за четверть века законного существования в странах Евросоюза превратилось в мощную международную организацию. Со своим лобби в Европарламенте. И если контакты между детьми и родителями оставались для надзорных служб прозрачными – луч «фокса» через Глобальную систему круглосуточно следит за каждой квартирой родителей, то наблюдение за жильем педофилов запрещено, поскольку нарушает их интимную жизнь.
Все это Катрин знала от подруги и участие в деятельности подобного рода считала для себя недопустимым. Отказавшись от вакансии, девушка осталась без денег и жилья. Джулия снова пришла племяннице на помощь – договорилась с боссом своей компании. Катрин вернулась в Карловы Вары, прошла собеседование и получила работу по специальности. Профессор Фердинанд Ленц назначил ее ординатором своей команды. За год работы Катрин Ривер прекрасно себя зарекомендовала и добилась особого расположения профессора. Но старалась его терпением не злоупотреблять. Ленц сам отличался немецкой пунктуальностью, и требовал того же от своих сотрудников.
Часы показывали семь тридцать. Наскоро позавтракав, Катрин догнала Джулию уже во дворе. Они бегом припустили к Колоннаде, где не доходя до целебных источников, компания «Эдэмплац» держала несколько ска-кабин для своих сотрудников. Катрин и Джулия заняли очередь и ровно без десяти восемь зашли внутрь. Еще через минуту они уже входили в офис компании, что находился в тридцати километрах от Карловых Вар, неподалеку от шахтерского городка Горицы.

******
Для Остапа Георгиевича Крымова, который категорически отказывался от сканирования как средства передвижения в пространстве, дорога до тех же Гориц заняла куда больше времени. Электрокар, что выслала за ним компания, уже двадцать пять минут находился в пути. Бесшумный полет не утомлял старика тряской и не вызывал тревоги от скорости. Встречные машины молнией проносились мимо, и причинить вреда Крымову и его попутчикам не могли – искусственные «мозги» электрокара сами разбирались с дорогой. Через полчаса чудо-лимузин замедлил движение, опустился на колеса и свернул на бетонку, ведущую в ущелье. Природа к пасажирам подступила ближе. Кружева ветвей, цветы, запахи горного утра навалились на Крымова, требуя внимания и восхищения. Остап Георгиевич отвлекся от своих мыслей и мгновенно оказался в плену этого великолепия. Радек, заметив, что «покровитель» вернулся в реальность, попросил:
- Господин Крымов, будьте добры, приготовьте возрастную карту.

Остап Георгиевич отомкнул старомодный портфель антикварным ключиком и достал пластиковый жетон. Это был важный документ, позволяющий мужчине старше девяноста пребывать на территории Евросоюза. По закону «целесообразного проживания», лица, не владевшие таким документом, подлежали «удалению». Для женщин возрастной порог в Брюсселе установили на двадцать лет ниже. Половая дискриминация объяснялась законами биологии - к семидесяти годам детородные функции дама утрачивает и успевает вырастить внуков. Продлить женщине «целесообразность проживания» Гуманитарная Комиссия вправе. Но за определенную плату. Год обходился соискательнице в десять тысяч хуаней. Мужчине документ стоил дороже – двадцать пять тысяч. Сумма немалая, особенно если учесть отсутствие доходов – пенсию старикам отменили еще до утверждения закона «целесообразного проживания». Помимо дороговизны, неудобство процедуры заключалось в необходимости продлевать документ ежегодно. Европейские законодатели не могли предсказать курс хуаня на большую перспективу, поэтому плата на несколько лет вперед их не устраивала. Зато Гуманитарная Комиссия гарантировала получателю документа отменное здоровье на весь оплаченный срок. И цена не бралась с потолка. Этим вопросом заседатели Большого жюри занимались несколько лет, привлекая к работе авторитетных специалистов. По их мнению, в конце восьмого десятка многие органы мужчины требовали замены, а их производство пока оставалось слишком затратным. Женщины, как известно, куда живучее мужчин, и спрос на искусственные органы у них скромнее. После долгих дебатов в Европарламенте закон вынесли на референдум. К голосованию допускались лица не старше сорока лет, постоянно проживающие в Европе. Потому что именно молодым европейцам предстояло решить, до скольких лет должны жить их престарелые родственники бесплатно. Любопытное наблюдение сделали социологи при подсчете голосов. Сорокалетние позволяли старикам жить хоть до ста. Молодежь до двадцати пяти голосовала за порог в пятьдесят лет, воспринимая таких глубокими старцами. Путем голосования и был определен возрастной порог для мужчин и женщин. И только после этого документ обрел силу закона.
Что касается Крымова, то возрастную карту он всегда продлевал точно в срок, и ее проверки его не напрягали.
Дорога вынесла электрокар из ущелья на плато, и лимузин мягко притормозил возле футляра полиции. Из прозрачного пластика выпрыгнул дежурный робот-офицер. Крымов протянул жетон. Офицер просветил документ электронным глазом и, козырнув клешней путешественникам, переместил футляр. Сразу за поворотом взору открылись Горицы - унылый шахтерский городок. Вдоль центральной и единственной улицы выстроились фасады неказистых одноэтажных домов. С тех пор как чехи закрыли свои урановые рудники, городок опустел и зачах. Большинство прежних жителей его покинули, а новые, опасаясь радиоактивных напастей, селиться испугались. В Горицы возили из Карловых Вар чудоковатых туристов, которых влекло сюда странное любопытство к незримой опасности, или клиентов «Эдэмплац», вроде Крымова.
Электрокар «переплыл» центральную площадь. Протестантская церковь возвышалась на прежнем месте и выглядела, как новенькая игрушка. Ее кричащая свежесть плохо вязалась с убожеством заброшенного городка. Крымова перемена озадачила. Он знал, что уже много лет служб здесь не велось. Чехи вообще не отличались набожностью, и большинство их храмов десятки лет простаивали без дела. А в этой, забытой Богом и людьми, дыре и вовсе прихожан днем с огнем не сыскать. Кому и зачем пришло в голову проводить реставрацию, Остап Георгиевич так и не понял. Радек объяснил - год назад храм приобрел русский бизнесмен Тимофей Шитиков. Привел здание в порядок и открыл в нем небольшой публичный дом. Заведение обслуживало заезжих шейхов с Востока, африканцев или богачей из России. Кощунственно разложить проститутку на алтаре их странно заводило, и любители экстравагантного секса выкладывали за десять минут сомнительного удовольствия по пятьсот хуаней. Интимный рынок услуг давно стал для чехов реальным сектором экономики. Только здесь иностранцев обслуживали натуральные девы. В других странах Евросоюза жриц любви давно заменяли роботы.
Всю эту информацию Радек монотонно поведал Крымову, пока они пересекали Горицы. Старик хмыкнул. Тайну обновленного храма он воспринил не без сарказма, Лично его чешская сэксиндустрия не интересовала.. По полису обладатель возрастной карты имел право требовать поддержания своей мужской силы. А при замене некоторых органов и возвращения ее к нормам молодого производителя. Но делать этого мудрый долгожитель не стал. Интимные связи его давно утомили. И теперь, оставаясь в прекрасной физической форме, он наслаждался свободой от полового влечения. Страсть, мутившая рассудок многих достойных мужей, вызывала у Крымова тоску с примесью жалости. Ему казалось нелепым совершать безрассудные поступки и тратить жизнь ради мгновений оргазма. Он не осуждал горемык сластолюбцев, а скорее им сочувствовал.
Электрокар миновал город и, прокатив еще четверть километра, доставил пассажиров к финальной точке маршрута - парковке офиса компании «Эдэмплац». Радек с Гамулкой повели Крымова в кабинет Председателя Совета Директоров, Ганса Маура. Глава компании в этом году отпраздновал свой пятидесятилетний юбилей, и среди коллег-бизнесменов считался неприлично молод. Что не помешало ему войти в десятку самых влиятельных предпринимателей Баварии. Пост председателя «Эдэмплац» он занял семь лет назад в результате тайного голосования. Поддержку получил неслыханную - девяносто пять процентов голосов акционеров. Маур поддерживал имидж скромного, знающего менеджера, без лишних амбиций, занятого лишь заботой о прибыли. На самом деле все обстояло иначе. Ганс Маур мечтал о руководстве «Эдэмплац» много лет. И твердо шел к цели, не гнушаясь подключать влиятельную родню. А добившись своего, начал многое менять. Не в технологиях, в них он смыслил мало и к ним не касался. А в образе компании. При нем она приобрела мистические черты. Черты некого тайного ордена. Это он запретил сотрудникам произносить слово «клиент». И ввел в обиход обращение «покровитель» Это он переименовал отдел реабилитации в «светлый предел», лечебный центр в «чистилище», а зону хранения в «храм мрака». Кто знает, возможно, Ганс Маур возомнил себя самим Господом Богом, способным воскрешать не только тела, но и души. Или это у него, отъявленного безбожника, от желания поглумиться над Святым Престолом. А возможно, тут имел место чистый прагматизм, и мистика помогала ему усилить рекламу, заручиться постоянным вниманием прессы. И, как следствие, привлекать новых солидных клиентов и придерживать при себе старых.
Остап Георгиевич Крымов отличался от тех и других. Он входил в число покровителей-одиночек, невольно работавших на иммидж компании. И Ганс Маур ждал его с нетерпением. Когда Крымов вошел, Маур стремительно поднялся из-за стола и радушно его приветствовал. За срок своего председательства Ганс Маур принимал Крымова в седьмой раз. И не всегда здесь в офисе. Случалось, они обедали в городе или посещали один из окрестных загородных клубов. Их отношения скорее походили на приятельские, нежели деловые. Крымов отдавал себе отчет, что приятельство это возникло не бескорыстно. Будучи одним из первых клиентов компании «Эдэмплац», он долгие годы приносил ей солидный доход. Но Маур вызывал у него чисто человеческое любопытство, и в другое время Остап Георгиевич с удовольствием бы с ним часок-другой поболтал. Племянник президента ФРГ владел интересной информацией, доступной весьма узкому кругу политического бомонда Европы. И Крымов это ценил. Но сегодня у него другие заботы. Понимая это, Маур развлекательной программы и не планировал.
- Волнуетесь, Остап? – спросил он посетителя с интонацией, выражавшей глубокое понимание момента.
- Это не совсем верное слово, Ганс, - ответил старик: - Скорее, предвкушаю.
- Естественно, до конца понять ваше состояние я не берусь, но всю значительность предстоящего нам события принимаю сердцем.
Крымова потянуло съязвить - еще полгода назад, он прочитал отчет гамбургского центра, где Мауру поменяли сердце на помпоплазму. Но тактично промолчал.
- Спасибо за соучастие, Ганс. Когда начнем?
- Чистилище ваш брат уже покинул. Ждет вас в Светлом пределе. Но, увы, сначала вам предстоят некоторые формальности.
- Я готов.
Секретарь Маура, статный здоровяк Стив, с ослепительной улыбкой ровного ряда собственных зубов, излучая естество и молодую силу, провел Крымова на второй этаж, в операционный зал, где десятки сотрудников сидели в сетевых очках, из которых им в головы поступала необходимая их трудам информация. При помощи этих же очков они без бумажной и компьютерной волокиты составляли отчеты для налоговых служб, общались с клиентами и рисовали графики прихода и ухода пациентов. Внешне молчаливое действо походил на собрания общества «слепых». Крымова усадили за почетный письменный стол для «покровителей» и положили перед ним «паркер» с золотым пером. Столь архаичный инструмент появлялся лишь в случаях подписания клиентом особо важных бумаг. Такую бумагу и предложила вниманию Крымова, уже знакомая нам тетушка Катрин Ривер, Джулия. Женщина представилась и уселась в кресло напротив. В обязанности госпожи Ривер входило ждать, пока «покровитель» знакомится с текстом. Если у него по ходу чтения возникнут вопросы, ей надлежало на них отвечать. Остап Георгиевич к бумагам, связанным с деньгами, относился серьезно и читал их вдумчиво. В этом документе компания снимала с себя ответственность за гибель подопечного по причине внешних, не связанных с его пребыванием в «Эдэмплац» факторов, а именно в результате несчастного случая, преднамеренного убийства, либо в результате природных катаклизмов. В том числе и за суицид, если таковой произойдет по причине стресса. За подобный исход компания «Эдэмплац» отвечать не станет. Крымов отодвинул бумагу. Джулия вопросительно на него поглядела:
- Что-нибудь не так?

- Мне бы хотелось кое-что уточнить – ответил Крымов, глядя в усталые глаза немолодой женщины. Он про себя уже отметил, что ее возраст приближается к той роковой черте, когда личное дело женщины станет предметом рассмотрения Большого жюри. И ей придется оплачивать возрастную карту. Но человеческое сочувствие не мешало Остапу Георгиевичу отстаивать собственные интересы:
- Во-первых, что значит суицид по причине стресса? «Стресс» слишком расплывчатое понятие. Если мой брат испытает его от нарушения физиологии, вина ваша. И я подписываться здесь не буду.
Джулия кивнула:
- Я вас поняла. Могу заверить, что речь идет лишь об эмоциональной стороне вопроса, а не о физиологии.
Крымова ее заверения не убедили:
- Что значит, эмоциональная сторона вопроса?
- Уважаемый покровитель, вы человек взрослый и живете на свете не первый день… - И Джулия постаралась создать на лице нечто вроде улыбки.
Крымов усмехнулся:
- Ценю ваш такт, но я глубокий старик, и возраста не скрываю.
- Это делает вам честь. - Джулия смотрела на старика, который много лет платил бешеные деньги за хранение брата и уже пять лет оплачивал собственную возрастную карту, и думала: – Мне бы его заботы. Он же с нашим боссом на короткой ноге. Попросить бы его - пусть замолвит за меня словечко. Мне-то возрастную карту выкупать не на что. А жить всем хочется. Да и племяннице я еще нужна. - Но просить Крымова ни о чем не стала, а доброжелательным тоном продолжила беседу с клиентом: - Раз вы признаете за собой немалый жизненный опыт, то должны согласиться, за сорок пять лет в нашем мире произошли изменения, которые на психику человека, с ними незнакомого, могут повлиять негативно. Вот о каком стрессе здесь идет речь.
- Все равно, я бы хотел, чтобы вы поменяли формулировку.
- На какую?
- Вы должны точно и внятно указать, что мой брат покинет пределы компании физически и умственно полноценным мужчиной. И тогда я соглашусь взять на себя ответственность за его психику.
Джулия молча поднялась с кресла, взяла бумагу и удалилась.
По дороге ее едва не сбил высокий порывистый джентльмен с птичьим лицом, с походкой страуса и с копной ярко-рыжих волос. Его длинные ноги едва касались пола. Он скорее парил, а не шагал. Крымов вскоре получил возможность разглядеть джентльмена-птицу ближе. Рыжеволосый сложился в кресле, напроти него. При этом, острые колени джентльмена почти коснулись его подбородка. Не глядя на Крымова, он быстро заговорил. И речь у него казалась птичьей - отрывистой, быстрой и невнятной. Но мужчину это не смущало. Он не выглядел просителем, а скорее своим присутствием делал Крымову одолжение. Поскольку бумаг перед посетителем не положили, Остап Георгиевич стал прислушиваться к каркающей речи рыжеволосого внимательнее. И вскоре понял, что перед ним продюсер европейской сетевой видеокомпании. И что этот продюсер предлагает Крымову три миллиона хуаней за право транслировать трое суток встречу братьев и их совместный быт. Поначалу Крымов категорически отказался. Но когда продюсер пообещал съемку проводить незаметно и не докучать братьям интервью, решил, что деньги лишними не бывают. После согласия появилась и бумага. Крымов ознакомился с условиями контракта и под ним расписался. Получив подпись, продюсер пружинисто поднялся, освободив место Джулии. Женщина уже внесла правку с учетом замечаний покровителя.
Исправленный документ Крымов внимательно перечитал и подписал молча. В таких делах солидные клиенты редко обходятся без помощи адвокатов. Но за долгие отношения с компанией и ее Председателем, Остап Георгиевич изучил все «подводные камни» и в своей компетенции не сомневался.
Белозубый секретарь Стив вернул его в кабинет босса, где Председатель поблагодарил старика за проделанный труд, и они вдвоем отправились к основному лифту. Но перед тем как в него войти, мужчинам предстояло совершить обряд переодевания. В стерильном боксе при помощи роботов оба мужчины разделись. Ни одного лишнего движения умные машины не совершали. Рубашки, белье, галстуки и носки оказывались, как бы сами собой, в нужном контейнере. С Крымовым много раз проделывали этот обряд. Но обычно без присутствия посторонних. А сегодня он оказался вдвоем с Председателем. Голый Ганс Маур не терял осанки и не менял выражение лица. Немец оставался значительным и невозмутимым. Хотя особыми аргументами для мужской гордости не обладал. Его клиент без штанов, даже несмотря на свой почтенный возраст, выглядел куда внушительнее. Крымову же пришлось сделать над собой усилие, чтобы побороть неловкость. Российская стыдливость за долгие годы проживания в Европе его не оставила. Облачившись в стерильный скафандр и странную обувь наподобие «луноступов», он вздохнул с облегчением.
Скоростная коробочка погрузила их в штольню бывшего уранового рудника. Здесь под землей, на глубине трехсот метров, и располагалось основное царство «Эдэмплац». Его таинственные лаборатории, цех стерилизации, многопрофильные диагностические центры и святая святых – хранилище, переменорванное Мауром в «Храм тьмы». Все это Крымов уже не раз видел, навещая брата в прошедшие годы.
Каждый раз, когда он тут появлялся, его вели тем же маршрутом. В самом «Храме тьмы» было на редкость светло и трудились только роботы. Крымов усаживался в запрограммированное кресло. Оно доставляло его в сектор зет. Где в седьмой камере хранился брат Крымова, Дмитрий. Из камеры роботы выдвигали капсулу номер 7772 и отключались ровно на час. Все это время Крымов оставался наедине с неподвижным братом. Дмитрий Крымов лежал в прозрачном сосуде, напоминающем стакан тонкого стекла. Лежал белоснежно-прозрачный, словно околдованный чарами снежной королевы. Крымов, не покидая кресла, разговаривал с ним проникновенным шепотом. Делился происходящим в их семье и мире. Рассказывал о том, что близких людей у них с каждым годом становится все меньше. И все меньше нитей связывает его, Крымова, с этим миром. Скрывал от брата лишь свои чувства. Не сообщал о том, что продлевать возрастную карту ему год от года тоскливее. Он последнее время и жил только ожиданием. Остап Георгиевич не задумывался, слышит ли его брат , погруженный в ледяной сон. Или его слова, словно осенние листья под холодным ветром, летят мимо. Но считал себя обязанным раз в год делать перед прозрачной капсулой этот странный доклад. Делать до того дня, когда Дмитрий сможет его услышать и даже ему ответить. День этот не наступал сорок пять лет и девяносто суток. Первые годы, когда Остап Георгиевич после страшной, неизлечимой болезни вверил судьбу брата компании «Эдэмплац», та еще только начинала свой новый бизнес. Несколько молодых талантливых ученых во главе с Фердинандом Ленцем выдвинули теорию «холода», не как убийцу всего живого, а как панацею от неизлечимых болезней. На практике, они вводили в транс неизлечимых больных и замораживали их в специальном растворе. А когда фармацевты открывали нужные препараты, возвращали их тела к нормальным температурам и проводили лечение. Победив недуг, пробуждали пациентов от долгого сна и выпускали в мир живых. Идею поддержал крупный немецкий бизнес. Так родилась компания «Эдэмплац». Ее основатели стали искать место для строительства центра. Заброшенные урановые рудники в Судетах обладали уникальными для такого проекта условиями. Желая спасти жизнь брата, Крымов рискнул. В декабре 2014 года он заключил с компанией контракт, заплатив полмиллиона долларов аванса. Тогда американская валюта еще считалась надежной. Дмитрия ввели в литургический транс, остудили специальным раствором азота и положили в «хранилище». В этом состоянии ему предстояло дожидаться прорыва в лечении его недуга.
Первые годы для Остапа Георгиевича летели довольно быстро. Тогда Крымов был еще молод, азартен в бизнесе, связи с женщинами и страсть к путешествиям вполне его занимали. О Дмитрии он никогда не забывал. Но специалисты «Эдэмплац» сразу предупредили - в ближайшие годы шансов вернуть брата к жизни нет. В 2014 году поиск препарата для борьбы с его болезнью находился в начальной стадии. Шли годы, десятилетия, медицина поставила производство «запасных частей» для человеческого организма на поток. А очередь до Дмитрия все не доходила. Слишком затянулись клинические испытания нового лекарства. Остап Георгиевич старел, продолжая надеяться.
Время шло, и с братьями происходила странная метаморфоза. Остап Георгиевич родился на три года позже Дмитрия, и в семье считался младшим. Но теперь, когда Дмитрий словно застыл во времени, начал стремительно его обгонять. Сперва отметил юбилей своего сорокапятилетия. Затем отгулял полтинник. Шестой десяток промелькнул как один день. В семьдесят похоронил жену. В восемьдесят продал свой бизнес. В девяносто оформил первую возрастную карту. Интерес к жизни постепенно угасал. Крымов не родился ученым, когда открытие нового вида комара становится для твоих коллег сенсацией. Не был он и поэтом, способным рыдать у поваленного плетня, печалясь бренности мирозданья. Не испытывал зуда наставника передавать свой опыт подрастающим олухам. Не имел склонности к режиссуре или живописи, чтобы восторгаться приготовлением новых шедевров, меняя местами компоненты старых. Творцы счастливы тем, что способны увлеченно самовырожаться до смерти. Но художником надо родиться.АКрымов родился интеллигентным обывателем. В первую половину жизни он испытывал к искусствам живой интерес. Испытывал как зритель, слушатель или читатель. Но достигнув зрелости, понял, что сюжеты, мотивы и формы даже у великих мастеров неизменно повторяются. И удивлять тебя, как требовал от служителей муз господин Станиславский, им уже нечем. Бизнес, что долго держал его в тонусе, тоже терял остроту. Денег он заработал много, а желал малого. Сам факт обладания капиталом удовлетворения ему не приносил никогда. Скупостью он не отличался, но раздавать деньги направо и налево, плодя халявщиков, считал делом бессмысленным и вредным. Стимулы себя исчерпали, и круг замкнулся.

Последние годы он продлевал возрастную карту только ради брата. И тут, месяц назад Ганс Маур сообщил радостную весть – препарат для лечения Дмитрия успешно прошел клинические испытания. Теперь специалисты центра могут приступать к возвращению пациента к жизни. Это возьмет время, и надо ждать. Крымов прождал месяц. Вчера получил долгожданный сигнал, сел в самолет и прилетел в Карловы Вары.
И вот он здесь, в сопровождении Председателя, идет по бывшей шахте бывшего рудника. Ее размеры внушают трепет – конца не видно. Своды одеты в белый плавин - материал, способный выдержать землетрясение в восемь баллов. Плавин изобрели молодые русские ученые, не пожелавшие прозябать на родине. В Германии им создали все условия, и в результате немцы получили новейший материал фантастической прочности. Ходили слухи, что именно из него построены модули для Глобальной системы на Луне. Плавин выдерживает даже удары метеоритов. И здесь, в подземельях компании «Эдэмплац», этот материал служил гарантией безопасности для его работников.
Ганс Маур, как истинный немец, гордился масштабами своего предприятия и умел создать повод для рекламных шоу. И сегодня он в своей стихии – все организовал, все продумал и всех поставил на уши. Вот он, Ганс Маур, Председатель Совета Директоров, ведет клиента к чуду, а вдоль стен сотрудники компании – медики, операторы-робототехники, эксперты холода, специалисты по работе с растворами, служащие инженерного отдела. А с ними журналисты, охранники, родственники руководства – все в одинаковых скафандрах, поди разберись, кто из них кто? Главное, их много. А чем значительнее событие, тем больше восторженных зевак. В этом Ганс Маур был уверен. Он любил парады. Но устраивал их по особым случаям. Сегодня случай особый – заключительная стадия контракта длиною в сорок пять лет. «Продукт» его хранения выйдет из небытия и оживет на глазах всего человечества. Настоящее научное чудо середины двадцать первого века. Акцию освещают тележурналисты Евросоюза, Китая, Индии и даже России.
Остапу Георгиевичу все это не по душе, однако подписав бумагу, он обязан терпеть. Хорошо, хоть обошлось без духового оркестра и барабанов. К радости Крымова, и штольни рудников имеют пределы. Еще десять метров, и они у цели. Электронный глаз считывает параметры Маура и раздвигает стальные ворота. Крымов входит первым, Ганс Маур следом. За ними бросаются журналисты. Им преграждают путь охранные роботы. С машинами не поспоришь и журналисты остаются за воротами. Здесь начинается зона стерилизации – посторонним хода нет. Шаги мужчин гулко отражают своды. Особенно смачно хлюпают «луноступы» Председателя. Крымову слышится, будто Маур выбивает ногами название своей компании –«Эдэмплац», «Эдэмплац», «Эдэмплац».
Но коридор обрывается, и хлюпанье «луноступов» стихает. Последняя дверь, и перед ними просторный холл с мягкими диванами. К ним выходит профессор Фердинанд Ленц и просит подождать:
- Не волнуйтесь, господа. Моя команда выводит пациента из комы. Все идет по плану. Еще несколько минут, и он с нами.
Ганс Маур отпускает профессора и указывает Крымову на диван. Мужчины рассаживаются. В помещении ни звука. Тишина пронизана зловещими тайнами нависшей над ними урановой горы. Ганс Маур решается эту тишину нарушить:
- Крымов, вы верите в Бога?
- В того, что сидит на небе и раздает пряники? Нет, в такого не верю.
- А в того, что отправит наши души в ад?
- За что?
- За то, что сейчас, за этой стеной, мы воскресаем из мертвых не божьего сына, а простого смертного.
- Во-первых, Дима не умирал. А во-вторых, мне однажды в африканском ресторане подали жареную голову младенца. Боженьке с его смешным адом такого и не приснится.
Ганс Маур как-то странно посмотрел на Крымова. Посмотрел не то с печалью, не то с иронией. Остап Георгиевич ощутил в этом взгляде нечто новое и доселе немцу не свойственное. Видно, пребывание в течение семи лет рядом с «Храмом тьмы»», где лежали полуживые, или полумертвые пациенты, отразилось на его психике. Тягостные вопросы о праве человека вмешиваться в законы природы тревожили душу бизнесмена. И как бы тщательно он ни скрывал свои чувства, иногда они прорывались наружу. Но Ганс Маур створки своей души надолго не раскрывал. С Крымовым говорил уже уверенный в своем могуществе Председатель.
– По поводу ада, мой дорогой друг, я, пожалуй, с вами соглашусь – и на земле встречаются места жарче преисподней. А вот пребывал ваш брат сорок пять лет в стане живых или мертвых, пока не знает никто. Даже профессор Ленц, который сейчас за этой стеной, возвращая к жизни тело Дмитрия, исполняет роль Бога.
- Я спрошу у брата, - пообещал Крымов, и, заметив, как стена напротив, та самая, о которой упомянул Ганс Маур, пришла в движение, резво вскочил с дивана.
Стена исчезла. Возникший проем явил взору странную картину. В центре напичканной всевозможной техникой палаты парило на неведомых механизмах белоснежное ложе. На нем, откинув голову на валик подушки, возлежал высокий мужчина. К его голове, плечам, торсу и бедрам тянулись всевозможные проводки и датчики. Крымов узнал брата и вскрикнул. Прозрачная бледность больше не превращала лицо Дмитрия в ледяную маску, оно дышало жизнью.
Остап Георгиевич, с замиранием сердца, подошел к брату. Смотрел на него с восторженным ожиданием. Мысли в голове путались, и нарастало беспокойство. Почему Дима не двигается? Почему у него все еще закрыты глаза? И почему профессор и его помощники ничего не делают?
Ганс Маур заметил волнение Крымова и тронул его за локоть:
- Не дергайтесь, процесс под контролем.
Остап Георгиевич промолчал. Его нежно, но властно отодвинули. Красивая молодая помощница профессора, Катрин Ривер которую даже не смог изуродовать ее нелепый белый комбинезон, молча присела на ложе рядом с Дмитрием и тихо запела. Крымов услышал нечто вроде колыбельной. Она пела про зеленый лес и синее небо. Про то, как утром над землей встает солнце, а весной распускаются цветы и поют птицы. Остап Георгиевич заметил, что сам стал успокаиваться, сбрасывая напряжение. Ему становилось легко и покойно от ее голоса, от тихой и нежной энергии, что излучала она. Неожиданно рука Дмитрия дрогнула, поднялась и нашла руку певуньи. Он так и лежал, держа Катрин за руку. Стало видно, что он силится что-то сказать или спросить. Она перестала петь и наклонила к нему голову. Дмитрий прошептал:
- Ты кто?
Она так же тихо ответила:
- Я друг. – Поднялась и быстро отошла.
Дмитрий открыл глаза. Взгляд его, поначалу мутный и бессмысленный, постепенно просветлел. Он приподнял голову и огляделся. Во взгляде появилось выражение - он силился понять, где находится и что с ним происходит. На секунду задержал внимание на брате, но Остапа Георгиевича не узнал. Что не удивительно - сорок пять лет внешность человека меняют. Не отслеживая год за годом этих перемен, узнать в древнем старике прежнего Крымова не смогла бы и родная мать.
Профессор Ленц подал знак команде. От Дмитрия отключили проводки и датчики. Профессор дождался, пока помощники закончат и удалятся, подошел к ложу и буднично спросил:
- Дмитрий Георгиевич, как вы себя чувствуете?
Подобным тоном врач интересуется здоровьем очередного больного на утреннем обходе. Дмитрий так же спокойно ответил:
- Как будто со мной все в порядке. Но что я тут делаю? И вообще, что здесь происходит?
Услышав голос брата и вспомнив знакомые интонации, Остап Георгиевич, наконец, поверил, что перед ним родной брат. Чудо свершилось, и старик до него дожил. Дмитрий думал о другом - пролежав столько лет в стеклянном стакане, он силился понять, что делают вокруг него все эти жутковатые люди и что у них на уме. Поэтому он еще раз спросил «что тут происходит» уже громче и настойчивее. Ответил Ганс Маур:
- Немного терпения, дружище, - и указал на Крымова, – этот человек ваш близкий родственник, и он вам поможет во всем разобраться.
Профессор Ленц не любил, когда непосвященные вмешиваются в его процесс. Но с начальством спорить себе дороже. Он только поморщился и спросил Дмитрия:
- Вы можете встать?
- Встать?
- Именно так. Подняться на ноги - уточнил профессор.
- А это необходимо?
Помощники переглянулись, послышался сдержанный смех. Профессор грозно оглядел команду. В палате мгновенно воцарилась тишина. Ленц вернул внимание пациенту:
- Скорее, желательно.
- Я попробую. - Дмитрий опустил ноги на пол, не очень уверенно попытался покинуть ложе. Ноги не послушались. Он плюхнулся обратно и беспомощно огляделся. Из всех присутствующих внимание его привлекла Катрин Ривер. Во-первых, она была красива, во-вторых, молода, а в-третьих, остальные были мужчины. И самое главное, он уже держал ее за руку. Дмитрий не решился просить Катрин о помощи. Она его взгляд поняла без слов - подошла и подала руку. Он взял ее за руку и совершил вторую попытку. Вторая оказалась удачнее. Сначала Дмитрий стоял, опираясь на плечо Катрин. Потом снова взял ее за руку и сделал шаг вперед. Еще немного постоял и снова шагнул. Получалось, что не Катрин помогает ему идти, а он тянет девушку за собой. Катрин улыбнулась, осторожно высвободила руку и легонько подтолкнула Дмитрия вперед. И он пошел. Присутствующие устроили Дмитрию овацию. Громче всех хлопала в ладоши ординатор профессора Ленца, Катрин Ривер.
Ободренный всеобщим вниманием, Дмитрий сделал несколько кругов по палате. Походка его становилась тверже, и было видно, что хоть каждый шаг требует от него усилий, от ходьбы он получал удовольствие. Не меньшее удовольствие доставляли ему восторженные взгляды ординатора. Через полчаса его двигательные функции пришли в норму.
Посоветовавшись с профессором Ленцем, Ганс Маур распорядился переводить Дмитрия наверх, в апартаменты зоны реабилитации. Братьев повели к потайному аварийному лифту, чтобы не позволить репортерам, дежурившим у лифта основного, «напасть» на них по дороге.

*******

Магда Колиндз при ходьбе держала спину прямо и не ела мяса. Еще она никогда не повышала голос. Ей и не приходилось этого делать. Старшая инспекторша Гуманитарной Комиссии внушала трепет всем обывателям Евросоюза. А пожилым женщинам и мужчинам - ужас. Потому что именно она в составе Большого жюри решала судьбы стариков. Могла продлить возрастную карту, а могла счесть это «нецелесообразным». И даже в том случае, если семье долгожителя средства позволяли оплатить продление его жизни, могла, не объясняя причин, отказать. Формально Большое жюри состояло из двенадцати заседателей. Но постоянно, на штатной основе, в нем заседали трое инспекторов. Решающим голосом в этой троице, на правах старшего инспектора, обладала одна Магда Колиндз. Столь широкие полномочия давали ей повод ощущать себя на вершине социальной лестницы, и позволяли открывать двери в кабинеты чиновников любого ранга, включая евроминистров. Своего поста Магда добилась многолетней безупречной службой на ниве охраны и защиты базовых ценностей общего европейского дома. Никогда в них не сомневалась и не страдала душевными терзаниями. Что при нынешней должности ей особенно помогало. Ничему случайному или неожиданному в ее жизни места не отводилось – работа, дом, работа.
Пожалуй, только сегодня, по случаю пресс-конференции Ганса Маура, распорядок дня Магда изменила. Провела утро у себя в предместье Брюсселя на вилле Леею-Сен-Пьер. Провела тихо, с пользой для организма, в узком семейном кругу. Муж Магды, Том, тоже относился к супруге с трепетным почтением. И не потому, что она вызывала подобные чувства у окружающих, и не потому, что он выглядел моложе жены на двадцать лет. А потому, что был роботом. Эксклюзивный экземпляр японских производителей обладал внешностью свирепого мавра и ничем не ограниченной, кроме энергоемкости батарейки, потенцией. Магда ценила в муже предсказуемость, безотказность и, конечно, прекрасные манеры. Сквернословие, агрессия, алкоголизм, а тем паче хамство исключались заложенной в нем программой. Улыбчивость и обходительность той же программой гарантировались. И сейчас, когда совершенно голая супруга завершала утренний заплыв, Том не сидел, развалясь в шезлонге, а семенил по кромке бассейна с махровым халатомв руках.
Как правило, госпожа Колиндз спускалась на газон, когда солнце клонилось к закату и его лучи щадили кожу. Перед тем как принять солнечные ванны, проплывала от края и до края десятиметрового бассейна ровно пятнадцать раз. По выходным дням случались заплывы и по утрам, как сегодня. Но каждый раз никаких поблажек – семь раз на спине, семь классическим стилем и напоследок брассом. Вот и сейчас, оттолкнувшись в последний раз от бортика, перешла на финальный брасс. Том рванул к поручням и замер в ожидании. Купальщица поднялась на газон, держа спину по обыкновению прямо. Приняла из рук мужа халат и, не поворачивая к нему головы, приказала:
- Кофе и очки, милый, – прилагательное «милый» она добавляла, чтобы вызвать на свирепом лице гиганта-мужа улыбку. Его программа реагировала на это слово оскалом ослепительно-белой челюсти.
Том отреагировал и строевым шагом направился к вилле. Магда проводила хозяйским оком его могучую черную спину и разлеглась в шезлонге. Высокая кирпичная стена скрывала владение чиновницы от соседских глаз. Распахнутый халат допускал солнечные лучи к ее костистому, обтянутому морщинистой кожей, телу, легкая усталость после заплыва клонила в сон. Но Магде предстояло мероприятие в Горицах, и дремоту она поборола.
Ради пресс-конференции Ганса Маура чиновница ни за что бы не стала менять распорядок, бравируя службой. Но имелось объективное обстоятельство, понудившее ее к этому. Компания «Эдэмплац» спонсировала конкурс «Европейского танго». Конкурс затеяло ее ведомство. Гуманитарная Комиссия пожелала иметь собственный ритуальный гимн. И непременно в ритме танго. Причину выбора латиноамериканской мелодии, члены Большого жюри не разглашали. Можно предположить что в этом танце помимо страсти присутствует нечто печальное и в то же время пафосное - синтез чувств, вполне уместный при уходе из жизни престарелых европейцев..
Ведомство Магды существовало на бюджетные средства, и расходовать их полагалось по прямому назначению – регулировать численность стариков. Музыкальной символики в графе расходов Гуманитарной Комиссии не значилось. Отчего Большое жюри и обратилось к бизнесменам Евросоюза за финансовой поддержкой. Маур посчитал проект удачным поводом для пиара, и расходы по организации конкурса целиком взял на себя. Единственное условие, что он при этом выдвинул – исполнение каждого произведения спонсор услышит первым. Пользуясь этим правом, Маур и вызвал на свою пресс-конференцию, в качестве десерта для журналистов, известного французского музыканта. Старшая инспекторша выступала как бы в роли заказчика. Соблюдая этику, Ганс Маур уведомил Магду о своей пресс-конференции заранее. Предупредил, что в финале встречи с журналистами, которых он созывает совсем по другому поводу, прозвучит танго Жака Кливанса, созданное им специально для конкурса.
Магда французов недолюбливала. Считала их хвастливыми, жадными и безответственными трепачами. Но Кливанс слыл одним из самых именитых композиторов современной Европы, и его участие в конкурсе тешило ее самолюбие.
Том явился с подносом, поставил его на столик возле шезлонга и застыл сзади. Магда отпила половину чашечки маленькими глотками, вернула остаток кофе на поднос. В этот момент футляр ее очков задрожал и издал звук, смахивающий на шипение змеи. Госпожа Колиндз громких сигналов не выносила. Предпочитала звуки тихие и вкрадчивые. Не спеша, царственным жестом надела очки и вышла на связь. Белозубый секретарь Ганса Маура доложил чиновнице о месте и времени мероприятия. Компания «Эдэмплац» выслала за ней сотрудников сопровождения. В назначенное время они подадут электрока в Леею-Сен-Пьер к воротам ее виллы.
Магда сняла очки и с удовлетворением отметила по рангу оказано ей уважение при полном соблюдении протокола. От Брюсселя до Гориц, при помощи ска-дромной кабины путь занимал не больше минуты. Но в ее предместье кабин не установили, а до Брюсселя без электрокара быстро не доберешься.Конечно, она могла вызвать служебный лимузин, нопрестиж чиновницы это бы унизило. Прикинув, что у нее в запасе полтора часа, дама неожиданно возбудилась. Оглядев плотоядным взглядом застывшего рядом супруга, скинула халат, расстелила его на газоне и разлеглась, как на ковре. Том понял жену без слов, моментально скинул брюки и ринулся в бой. Его прыть ей не понравилась:
- Не гони лошадей, болван. Мне надо настроиться.
Огромный африканец сменил ритм и принялся монотонными механическими движениями ярко-розового синтетического языка вылизывать ей морщинистый живот и маленькую вислую грудь.
- Так лучше, Том. Теперь можешь добавить страсти. Вот так, еще немного.
Робот послушно ускорял любовный процесс, пока не довел его до скорости челнока ткацкой машины. Наконец его супруга издала тяжкий удовлетворенный вздох и приказала остановить действо.
Том мгновенно покинул «рабочее место» и отмаршировал к шлангу для полива газона. Отладив напор воды, совершил омовение мужского механизма и натянул брюки. Через минуту уже при полном параде помог жене подняться с газона и ждал новых распоряжений. Магда милостиво отпустила мужа накрывать на стол, а сама вернулась в шезлонг. Допив остывший кофеек, понежилась еще некоторое время. Но солнце успело подняться, и его лучи становились обжигающими. Магда сладко, до хруста костей, потянулась и в чем мать родила отправилась в столовую. За стол уселась неглиже, поскольку не желала стеснять себя одеждами в собственном жилище. Меню госпожа Колиндз доверяла супругу. Его механизм позволял точно посчитать калории и разумно чередовать продукты. Сегодня Том предложил жене котлетки из хвои сибирской пихты, кисель из финских ягод и, Боже упаси, никакого мяса. Сам робот продуктов, даже вегетарианских, не употреблял, но занять жену приятной беседой во время семейного застолья его программа позволяла. Усевшись напротив жены, робот спросил:
- Как ты думаешь, дорогая, стоит постричь газон сегодня или разумнее это сделать завтра? - Спросил не для того, чтобы получить ответ, а для поддержания беседы. Газон стриг другой робот, имевший в своей программе измеритель высоты травяного покрова. Стоило траве дорасти до заданной высоты, он автоматически делал свою работу. Магда это знала, но чтобы поддержать иллюзию семейного очага, ответила:
- Сам решай, милый.
Том кивнул и улыбнулся жене.
Точно в назначенное время госпожа Колиндз вышла из ворот своей виллы. Строгий английский костюм, юбка на два пальца ниже колена, прямая, как жердь спина. Старший инспектор Гуманитарной Комиссии заступала на службу. И хоть сегодня ей предстояло трудиться не в своем брюссельском кабинете, решая судьбы европейских долгожителей, миссия чиновницы от этого не утрачивала своего мессианского значения.

*****
Ганс Маур вошел в конференц-зал в сопровождении белозубого секретаря Стива не раньше и не позже того, ничем необозначенного момента, когда журналисты еще не успели перегореть, а лишь возбудились до той точки, когда появление интервьюера работает как детонатор – вызывает взрыв эмоций. Ганс дождался тишины и дал знак секретарю. Стив обратился к прессе:
- Дамы и господа, перед тем как вы зададите доктору Мауру ваши вопросы, прошу подключиться к сети. Вашему вниманию предложат небольшой сюжет из долгого дня компании «Эдэмплац». Спасибо.

Дамы и господа мгновенно извлекли из карманов, кейсов и рабочих контейнеров совершенно одинаковые темные очки и напялили их на себя. Пресс-центр стал напоминать операционный зал компании Маура. Та же сосредоточенная тишина и те же, похожие на слепцов, лица. Но журналисты не трудились над отчетами и графиками. Они смотрели видеозапись эпизода «оживления» Дмитрия с момента появления в палате самого Ганса Маура. Сюжет отслеживали с трепетным вниманием. Когда спящий пошевелил рукой, зал вздохнул, как один живой организм. А когда Дмитрий открыл глаза, по залу прокатился восхищенный ропот. Просмотр закончился одобрительными криками мужской части представителей прессы и восторженным визгом женской.
И только одна дама не выказала никаких эмоций. Она сидела в кресле с прямой спиной и каменным выражением сурового лица. Эта дама к прессе отношения не имела. Она служила старшим инспектором грозной Гуманитарной Комиссии и пришла сюда не восхищаться достижениями науки. Ее интересовало конкурсное танго Жака Кливанса. А чтобы его услышать, ей предстояло достойно вытерпеть пресс-конференцию до конца.
В отличие от нее журналисты восторга не скрывали. Ганс Маур позволил аудитории выпустить пар и попросил внимания. Дамы и господа снимали очки, продолжая делиться друг с другом впечатлением от увиденного. Пресс-центр утихал, как море после шторма. Дождавшись, когда спадет последняя волна, секретарь предоставил слово боссу. Председатель начал говорить. Он рассказал, как впервые познакомился с Остапом Крымовым. Как вместе с ним надеялся дождаться этого дня. И сегодня пережил почти такие же чувства, как брат «воскресшего». Для него, Ганса Маура, как и для всего коллектива «Эдэмплац» это и праздник, и рекорд. Впервые в мире человек ожил после столь долгой анестезии. Это означает, что срока давности для спецов «Эдэмплац» не существует. Каждый пациент, сколько бы времени ученым не потребовалось для создания нужного препарата, дождется выздоровления. Дождется даже через сто лет. – И закончив короткое выступление, разрешил:
- А теперь, дамы и господа, я к вашим услугам.
Первой получила право на вопрос редакторша канала «Подсознательное вещание» Марта Блум - крепкая квадратная баба с куцым хвостиком прически. Ее канал болтался в эфире круглосуточно. Новые технологии через Глобальную систему позволяли вещать в пространство, а приемником служили сами пользователи. Видеоочки им для этого не требовались. Избавиться от навязчивой информации позволял специальный излучатель. Желающие оградить себя от «Подсознательного вещания», чаще всего из слоев людей образованных и интеллигентных, носили электронную защиту, закамуфлированную под кольца, браслеты или пуговицы на одежде. Но аудитория вещателей все равно оставалась огромной, а канал одним из самых дорогих СМИ для рекламодателей Евросоюза. И причина не в качестве вещания, а в его технологиях. Канал забивал картинку в голову пользователя на подсознательном уровне. Поэтому цена за минуту его рекламы доходила до миллиона хуаней. Квадратная Марта Блум озадачилась нравственным аспектом проблемы длительного хранения пациентов. Она осознавала свою значимость, и голос ее звучал властно:
- Доктор Маур, не кажется ли вам, что человек, явившись к нам из далекого прошлого, несет обществу потенциальную угрозу?
Глава компании «Эдэмплац» подобного вопроса не ждал и взглянул на секретаря, ища поддержки. Но интеллект белозубого красавца Стива дремал, и помощи от него ждать не приходилось. Возникшую паузу нарушил тихий, но строгий голос дамы, не имеющей отношение к прессе. Она спросила Ганса Маура:
- Кто по национальности этот господин? Фамилия у него русская. Он случайно не из России?
Ганс Маур улыбнулся:
- Нет, госпожа Колиндз, он гражданин Евросоюза.
- Приятно слышать. Но я все же попрошу вас, господин Маур, уточнить его национальность.
- Да, этнически он русский.
- Спасибо, господин Маур. Я удовлетворена.
Лицо чиновницы еще больше окаменело. Если французов госпожа Колиндз недолюбливала, то русских терпеть не могла. И сам факт, что русский «лапотник», пролежав сорок пять лет в холодильнике, пополнит своей персоной цивилизованное европейское общество, вызывало в ней глухое раздражение. Редактора «Подсознательного вещания» расовые проблемы тоже занимали. Но Марта Блум в публичном пространстве высказывать свои фобии воздерживалась.И сейчас, настаивая на своем, избегала касаться темы национальной принадлежности Крымова.:
- Господин Маур, я не услышала вашего мнения. Представляет пациент угрозу обществу, или нет?
- В каком смысле «угрозу» , мадам?
- В самом прямом. Такой человек не прошел нравственного пути современного социума. Кто сможет поручиться, как он отнесется к реалиям современного общества. Примет наши нормы общежития толерантно, или враждебно?
- По-моему, вы создаете проблему на ровном месте. – Договорить Мауру не удалось. Корреспондент радио Сомали – крупный африканец свирепой наружности вскочил на кресло с ногами и заорал:
- Бледнолиция права! Мы для себя многого добились. Сегодня в Африке мясо человека подают в любом ресторане. Еще двадцать пять лет назад за рагу из жареной ляжки военнопленного сажали в тюрьму. А за что? Это наш законный выбор. Мои предки веками употребляли поверженного врага в пищу. Это обычай народа.
Маур поморщился:
- В Евросоюзе и сейчас каннибализм карается тюрьмой. Весьма не гуманно поедать себе подобных.
Африканца его заявление окончательно вывело из себя:
- Вы, европейцы, понимаете в гуманизме, как гиена в плодах манго. Не гуманно съесть последнего слона или носорога. А людей тьма. Племенем больше, племенем меньше, кто заметит? И проблема голода целого континента снимается – запасы пищи хватит на века.
Пламенный монолог негра госпожу Колиндз несколько оживил. Ее тонкие губы вытянулись в улыбку. Во-первых, тема перенаселения планеты стала близка чиновнице по роду службы. Во-вторых, журналист из Сомали напомнил ей дизайн механического супруга. Ганс Маур к журналисту из Африки подобных эмоций не испытал. И спорить со свирепым людоедом не собирался.
Его секретарь Стив это понял и поспешил дать слово круглому розовощекому колонисту из еженедельника общества «Ай вонт бэби». Тот давно буйствовал в проходе, подпрыгивал от нетерпения и этого слова требовал. И получив, взвизгнул:
- Да, жизнь не стоит на месте. Чем вчера пугали наших детей, сегодня вошло в норму. Когда вы заморозили Дмитрия Крымова, педофилия обзывалась преступлением. А мы давно уверены - это право выбора индивида. Нельзя притеснять личность. Кто-то хочет любить девушку, кто-то юношу, а кто-то ребенка. А отморозки, вроде вашего Крымова, начнут снова мутить воду! - Фальцет колониста травмировал барабанные перепонки госпожи Колиндз. И ей, сидящей рядом с проходом, пришлось предпринять над собой усилие, чтобы не затыкать уши. К педофилам чиновница Евросоюза претензий не имела, но от чрезмерного шума приходила в ярость. Что отвечал глава «Эдэмплац» возмущенному крикуну, она уже не слушала.
А Ганс Маур с горечью отметил - конференция пошла по вредоносму руслу. Вместо пользы от встречи с прессой он получил дискуссию на тему угроз от его деятельности. Чтобы пресечь негатив, взглядом отыскал сияющую лысину Вилли Ханта. Обозреватель аналитического канала «Атлантика» состоял в давней дружбе с семейством Маура, поддерживал дядю Ганса во время выборов и провокационных вопросов задавать не должен. Маур дал ему слово. Но Хант надежд не оправдал. Он спросил об Америке:
- Господин Маур, что вы думаете о массовом переселении американцев в Европу? Англию они заполонили, французы уже не знают, куда от них деваться. Кто на очереди?
- Это вопрос не ко мне, а к моему дяде-президенту. Но я все же отвечу. Скажу, как гражданин Европы. Были времена, когда американцы приходили нам на помощь. Настал момент возвращать долги.- И Ганс Маур широко улыбнулся. В зале потеплело. Маур понял - пора получить вопрос от чешского СМИ. Хоть капитал в «Эдэмплац» вложили немцы, его клиенты лежат в чешской земле. Маур выбрал миловидную лесбиянку из журнала «Мужской досуг», Гелену Цветову, и дал ей слово.
- Господин Маур, – защебетала журналистка, – вот вы достали из своего подземелья мужчину, который пролежал там сорок пять лет. У него есть паспорт? Во времена, когда господин Крымов попал в ваши руки, оставались в ходу еще бумажные паспорта.
- Наверное, есть. Но за вещами наших пациентов я не слежу. Этим занимаются мои службы. Поэтому точного ответа дать не могу. А какое это имеет значение?
- Не понимаете? – удивилась Гелена: - Мы все видели ваш сюжет про этого джентльмена. Реально он молодой крепкий самец. Представьте себе, он запал на молодую самку, а ему по паспорту сто лет. Это же трагедия!
Журналисты заржали. И лишь на окаменевшем лице старшего инспектора Гуманитарной Комиссии, госпожи Магды Колиндз не дрогнул ни один мускул. Только глаза чиновницы засветились злым блеском. До нее наконец дошло - русский «отморозок» Крымов по возрасту попадал под закон о «Целесообразном проживании». И она сделает все, чтобы он не получил возрастную карту.
Пока Магда строила в голове производственные планы, в зале продолжался хохот. Маур воспользовался настроением зала и от ответа, заданного чешской лесбиянкой, уклонился.
Дальше пресс-конференция шла как по маслу. Мауру пакостных вопросов больше не задавали. Спрашивали, какой процент женщин среди его пациентов? Сколько стоит год хранения в холоде? Какие сюрпризы готовит компания в будущем? Собирается ли Маур использовать сканирование вместо заморозки? Журналист музыкального издания из Вены поинтересовался судьбой конкурса «Европейское танго», что спонсировала компания «Эдэмплац».

Его вопросу Маур улыбнулся и обещал к этой теме еще вернуться. При упоминании о конкурсе и у госпожи Магды Колиндз выражение лица смягчилось. Но ненадолго. Последующие темы наводили на чиновницу тоску. Редактора научного журнала «Звери Севера» из Норвегии волновала судьба проекта «Фауна 2». Эта программа восстанавливала популяцию исчезнувших в природе песцов. В неволе зверьков развелось несколько тысяч. Денег на проект не хватало. и в Европе шла дискуссия, можно ли их кормить трупами бомжей? И не готов ли Ганс Маур принять участие в добром деле, посылая на корм песцам замороженных пациентов, если «покровители» переставали оплачивать их хранение? Коснулись журналисты и скандального судебного процесса. Фермера с южной Англии, Доновальда Бреда, судили за жестокое обращение с животными – он словил мышь запрещенной Брюсселем мышеловкой, причинив грызуну ужасные страдания. Фермеру грозил реальный срок. И общество Евросоюза разделилось. Маур фермеру сочувствовал, и его ответ заслужил аплодисментов. Наконец, дошла очередь до музыкального конкурса. Ганс Маур объявил о приезде Жака Кливанса. Для всех в зале, кроме госпожи Колиндз, это стало сюрпризом.
Маэстро пресса встретила восторженно. Музыкант вместе со своим оркестром поднялся на сцену. Заиграла музыка. Совершенно неожиданно на сцену поднялась и Гелена Цветова. Миловидная лесбиянка из журнала «Мужской досуг» пригласила белозубого секретаря Стива на танго. Маур, не выказав ревности, позволил паре продемонстрировать свои танцевальные таланты. И они продемонстрировали – журналисты орали «браво». Совсем другие эмоции танец вызвал у госпожи Магды Колиндз. Наглость чешской лесбиянки, затеявшей непристойный дуэт с секретарем Маура, возмутил ее до глубины души. Стареющую ханжу красивые молодые женщины бесили и без причины. А тут какая-то развратная особа крутит задницей под музыку, предназначенную для гимна самой Гуманитарной Комиссии! Но остальная публика негодования чиновницы не разделила. Даже совсем наоборот.
Когда музыка смолкла, зал взорвался овацией. Жак Кливанс со своим оркестром по праву разделили успех с танцорами. Порадовался неожиданному экспромту и Ганс Маур. Танец педика и лесбиянки стал трогательным финалом его встречи с представителями международной прессы. И лишь Остапу Георгиевичу Крымову и его «воскресшему» брату мероприятие Ганса Маура радужных перспектив не сулило.

*******
Лифт благополучно поднял братьев Крымовых на поверхность, в офис компании. Остапу Георгиевичу вернули его одежду, а Дмитрий получил свою. В стерильной раздевалке тела обнаженных братьев наглядно демонстрировали результат научного чуда. В свои девяносто восемь, Дмитрий оставался статным молодцом. Преверженец активного отдыха и раньше выглядел гораздо моложе своих лет, а на фоне старика брата и вовсе сходил за юношу. Заметив среди вещей знакомые швейцарские часы фирмы Ориент, Дмитрий тут же нацепил их на руку. И только потом облачился в брюки и куртку. Прикид его, пролежав на складе компании без малого полвека, визуально от времени не пострадал. Но, стоило Дмитрию в нем пошевелиться, стал распадаться на глазах. Остап Георгиевич сделал вывод, что гардероб братишке придется менять. А пока нарядить Дмитрия в казенный халат компании.
Офис «Эдэмплац» от коттеджа с апартаментами для богатеньких «отморозков» отделяло около ста метров живописного парка. Весь парк занимал несколько гектаров и служил им прекрасным местом прогулок. Офисное здание с коттеджем связывала дорожка, посыпанная гравием. По ней до нового жилья братьев проводил Радек – тот самый тучный любитель сигар, что встретил Крымова у автобусной станции в Карловых Варах.. Он же отомкнул электронным ключом их апартаменты и, пожелав всяческих благ, поспешил откланяться. В холле братьев встретила улыбчивая блондинка – ожившая копия куколки Барби. Остап Георгиевич мгновенно определил в ней робота. Дмитрий подделки не раскусил и разглядывал домашний агрегат оценивающим взглядом мужчины. Брат решил до поры секрета горничной не раскрывать. В реалии быта, что за сорок пять лет претерпел заметные изменения, Дмитрия следовало вводить осторожно.
Красавица-куколка, с обворожительной улыбкой механической дуры, ознакомила братьев с их комнатами, гостиной и интимными удобствами. Каждому полагались индивидуальные ванная и туалет. После чего механическая прислуга исчезла за дверью. Куда вела эта дверь, она им показать не успела. Наконец, мужчины остались вдвоем, и оба ощутили неловкостьь. Дмитрий не понимал, кто этот старик и почему он считается его родственником. Остап Георгиевич - оттого, что не знал, с чего начать разговор. К тому же старик устал. Ночь, проведенная в дороге, изучение всевозможных бумаг в офисе компании и последующие волнения ему были уже не по годам. Находясь в нервном возбуждении от чудесного воскрешения брата, усталости не замечал. А сейчас она навалилась пудовым грузом. Остап Георгиевич опустил утомленное тело в кожу мягчайшего кресла, заставил себя улыбнуться и предложил брату:
- Садись, Димка, разговор предстоит долгий, а в ногах правды нет.
Дмитрий продолжал стоять, пытаясь осмыслить происходящее. Все, что его окружало – люди, помещения, технические штуковины - не имело ничего общего с той жизнью, что он помнил. Пытался сообразить, оттуда взялся престарелый родственник? В облике старца проскальзовали некоторые черты отца. Но их отец умер. И почему этот дед предлагает ему долгий разговор, тоже оставалось загадкой. Дмитрий решил спросить напрямую:
- Доктор сказал, что вы мой родственник. Но я вас не знаю.
- Во-первых, это был не доктор, а Ганс Маур, глава компании. А во-вторых, сначала садись, а уж все остальное потом.
Дмитрий подчинился, сел напротив брата и неожиданно выпалил:
- Она была бешеной? Я заразился?! Я должен был умереть!
Остап Георгиевич догадался, что брат начинает вспоминать события полувековой давности. Тот день в конце ноября две тысячи четырнадцатого года и он помнил прекрасно. Дмитрий вернулся с охоты. Травил собаками в южной Эстонии лис. Заядлый охотник никогда не пропускал гона по первому снегу. В тот раз не повезло - загнанная лисица куснула Дмитрия. Ранка казалась пустяковой. Он обработал укушенный палец средствами из автомобильной аптечки и вскоре об этом забыл. Не обращался к врачам и не сделал прививок. Когда симптомы бешенства проявились, было уже поздно. В организме начались необратимые процессы. Дмитрия ждала неминуемая смерть. Остап Георгиевич внимательно посмотрел в глаза брата и спросил:
- Ты знаешь, какой сейчас год?
- Естественно – две тысячи четырнадцатый.
- Увы, братец, на дворе две тысячи пятьдесят девятый. А я твой брат Остап. Мне в этом году стукнет девяносто пять.
Дмитрий побледнел и воззрился на брата. Поверить в услышанное его сознание отказывалось. Но память отрывисто возвращала эпизоды прошлого. Он вспомнил о заражении и ощутил пережитый тогда ужас. Он не должен был выжить. Но он жив и, кажется, здоров. Оттого и все остальное, что он сейчас услышал, могло оказаться правдой. Дмитрия разобрал смех. Сначало его реакция казалась брату адекватной. Но хохот становился громче, Дмитрий корчился от смеха. С ним начиналась истерика. Продолжая сотрясаться, он повалился на пол и уже только всхлипывал. Остап Георгиевич бросился к брату, склонился над ним, стал бить по щекам, пытаясь привести в чувства. Ничего не помогало - брату требовалась помощь профессионалов. Но вызывать медиков не пришлось. В гостиную вошли трое пожилых помощников профессора Ленца и его ординатор, Катрин Ривер. Старший из помощников, Дитрих Гафман, сделал Дмитрию укол. Судороги прекратились, и он успокоился. Общими усилиями Дмитрия подняли и уложили на кожаный диванчик в гостиной, Катрин присела рядом и приложила ладонь к его лбу, измерила пульс и давление. Дмитрий дремал. Гафман пристроил к его голове датчики. В гостиной появился сам профессор Ленц. Ученый взглянул на приборы помощника и всех успокоил:
- Моторика уже в норме. Импульсивность мозга соответствует режиму сна.
Остап Георгиевич немного отдышался и спросил профессора:
- Что с ним было?
- Произошла естественная реакция мозга на перегрузку, – спокойно ответил Ленц: - Пусть немного отдохнет. Но вы, Остап Георгиевич, побудьте рядом. Его не надо оставлять одного. – И, взяв Катрин под руку, обратился к помощникам: – Пошли, ребята. Мы тут лишние.
Крымов едва сдержал улыбку – каждому из «ребят» давно перевалило за семьдесят. Медики удалились, Остап Георгиевич присел рядом с братом в кресло и отключился. Проснулся от механического воркования горничной. Куколка-блондинка, пожелав братьям приятного аппетита, ставила на стол тарелки с пудингом и по стакану чая. Остап Георгиевич посмотрел в окно и понял, что они проспали весь день. За окном сгущались сумерки. Он подсел к брату на диван и молча наблюдал за лицом безмятежно спящего Дмитрия. Минут через пять брат открыл глаза и, как ни в чем не бывало, поинтересовался:
- Долго я спал?…
- Сегодня часов пять, а вчера сорок пять лет. Вставай ужинать.
За столом Дмитрий виновато улыбнулся:
- Дайте я на вас, на тебя посмотрю.
- Смотри. Но зрелище не из веселых. – Разрешил Остап Георгиевич, уплетая пудинг.
Дмитрий к еде не притронулся.
- Я хочу тебя вспомнить.
- Вспоминай, если хочешь. Но, имей ввиду, зубы я вставил новые, заменил роговицу глаз, и волосы на голове мне нарастили искусственные.
- Что тебе еще нарастили, если не секрет?
- Еще заменили печень, правую почку, ушной нерв и два сустава в правом бедре. Но их ты не увидишь.
- Хоть что-то у тебя осталось от прежнего Остапа?
- Все остальное… Плюс мои года - мое богатство.

Дмитрий хмыкнул и начал подробно разглядывать брата. Заметил родинку возле правого глаза, небольшой шрам на подбородке, манеру смотреть чуть исподлобья. Родинку у Остапа он помнил. Помнил и шрам от падения с велосипеда. Остап тогда рассек подбородок. Случилось это в Пярну, во время отдыха. И помнил привычка брата так смотреть на собеседника:
- Пожалуй, это ты, старый хрыч. А был моложе меня на три года. Ну, теперь рассказывай.
- Что тебе рассказывать?
- Все. Я же ничего не знаю, а прошло столько лет.
- Даже не знаю с чего начать?
- Начни с близких. Где моя жена?
Остап Георгиевич опасался новых приступов и, обдумывая каждое слово, сообщил Дмитрию, что тот давно овдовел. Что сын его Николай дожил лишь до пятидесяти и погиб во время шестой марсианской экспедиции. Их модуль накрыло гигантским метеоритом, и все участники этой экспедиции мгновенно превратились в пыль. Также Дмитрий узнал о внуке, названном в его честь. Дима пошел по стопам отца, увлекся космосом и сейчас облетает Венеру. Вернется через десять лет. Рассказал Остап Георгиевич и о друзьях молодости. Почти никого из них в живых уже не осталось. И теперь Крымовы два вдовца, и другой родни у них на земле нет. Узнал Дмитрий, как изменился мир на планете. Самые фантастические изменения претерпели мусульмане. К ним якобы во время хаджа в Мекку явился Пророк. Спустился с небес и сообщил о гневе Аллаха. Всевышний возмущен, что верующие пребывают в средневековом мракобесии и его именем творят бесчинства – похищают людей, взрывают друг друга, забивают камнями неверных жен. И все свои злодейства оправдывают верой в Бога. Аллах приказал безобразие прекратить, шиитам жениться только на сунитках, и наоборот. И запретил им брать в руки оружие. Правда, циничные безбожники поговаривали, что Пророк сильно смахивал на старого голливудского актера, Мустафу Алиля, и что спустила его в Мекку Глобальная Система европейцев. Не случайно, вскоре после собыия престиарелый актер скончался при загадочных обстоятельствах. Но безбожникам мусульмане не верили. Они присмирели, строят мечети, молятся, прося у Аллаха прощения и больше не угрожают христианскому миру. Да и нефть, что давала им силы, больше никому не нужна. Но перемены затронули не только Восток. Америка задолжала Китаю астрономическую сумму и перестала быть свехдержавой, китайцы теперь главные. Они освоили глубины океана и кормят человечество прессованным планктоно. Еще они прикупили Сахару и превратили ее в огромную солнечную батарею. Получив дешевую энергию солнца, Поднебесная оказалась вне конкуренции и захватила мировой рынок. Европа брала энергию из космоса через свою Глобальную систему, но угнаться за Китаем не смогла. Теперь мировая валюта – хуань. Россия живет по собственным законам, и рубль, как некогда при совке, опять стал деревянным. Нефть перестали покупать. Бензиновые двигатели используют отсталые страны, из тех, что ее еще добывают. И Россия в их числе.
За окнами рассвело. Язык у Остапа Георгиевича начинал заплетаться от усталости, и он взмолился:
- Димка, дай поспать. А то придется тебе хоронить брата.
- Еще один вопросик, и ты свободен, – пообещал Дмитрий. Остап Георгиевич, едва удерживаясь на стуле, обреченно согласился. Дмитрий брезгливо отодвинул давно остывший пудинг и спросил:
- Путин жив?
- А что ему сделается. – Ответил старик, отчаянно борясь с зевотой.
- Так президенту уже лет сто пятьдесят! – Изумился Дмитрий.
- С чего ты взял? Путин всего на пятнадцать лет тебя старше.
Остап Георгиевич кряхтя поднялся из-за стола, и двинулся в свою спальню. Дмитрий шел следом:
- Но он же не лежал, как я, полвека в холодильнике?
- Он сидел в Кремле, а там денег на запчасти не жалеют. Поэтому Путин будет жить вечно. А теперь иди к себе спать, - взмолился старик, вытягиваясь на постели.
За окнами загремело. Дмитрий оставил брата и подошел к окну. Небо над Судетами заволокло тучами, и яростный летний дождь ударил по крышам и подоконникам. На дорожке темная взлохмаченная ворона растопырила крылья, принимая небесный душ. Дмитрий вернулся к брату и сказал:
- Спасибо, Остап.
- За что?
- За пустячок, который ты для меня сделал.
- Какой пустячок?
- За пустячок под названием жизнь.
Но этого старик уже не слышал, он крепко и безмятежно спал.

******
Катрин сняла сетевые очки. Оптика в пять D позволяла не только видеть картинку телевизионной трансляции, но и создавала эффект присутствия. Зритель ощущал запахи, чувствовал порывы ветра, или капли дождя. Сняла и расплакалась. Профессор Ленц слёз помощницы не заметил. Он оставался в очках, продолжая наблюдение за своим подопечным. Профессор всю ночь отслеживал беседу братьев, анализируя реакцию Дмитрия на информацию, и пришел к выводу, что реабилитация его пациента проходит без отклонений.Остатки угощений и бутылки с напитками на столе ординаторской напоминали о вчерашнем пире. От пресс-конференции, куда его настойчиво приглашал Ганс Маур, профессор резко отказался. Вместо этого устроил своей команде скромный банкет. Ученый терпеть не мог глупых вопросов прессы, а пиар ему не требовался. Ленц заслужил мировое признание не пиар-компаниями, а талантом, и мог себе позволить роскошь не потакать прихотям начальства. Но своих сотрудников Фердинанд Ленц ценил и понимал, что им после такого дня нужна разрядка. Опыта вернуть к жизни пациента после столь долгого «холода» ни у профессора, ни у его команды до сих пор не было. И Ленц, естественно, сомневался, удастся ли поставить Дмитрия на ноги без последствий для его организма. Сомневались и его помощники. И когда все закончилось успешно, бросить их без поощрительной пирушки Ленц посчитал свинством.
Распустив после банкета мужскую часть команды по домам, сам Ленц продолжал внимательно наблюдать за Дмитрием. Умильного восторга от трогательной сцены воссоединения родственников профессора не испытал. Он следил за импульсами клеток мозга Дмитрия. Отмечал его реакцию на слова брата. Следил за пульсом. Процессы, подтверждающие или идущие вразрез с его теорией «холода», занимали голову ученого куда больше человеческой драмы братьев Крымовых. Ленц не отличался бесчувственностью чурбана, но оставался фанатичным естествоиспытателем. Катрин Ривер так относиться к делу пока не научилась. Она воспринимала медицинский опыт с Дмитрием не только головой, но и сердцем. Оттого и не смогла сдержать слез. Чтобы их скрыть, подошла к окну, по которому лупил дождик. Слезы стекали по ее щекам, нарушая тщательный утренний макияж. И казалось, сама природа плачет вместе с ней.
- Смотри, он вполне молодцом. Пока не заметил ни одного сбоя в работе мозга, – сообщил профессор, не замечая пустующего рядом кресла.
- Это хорошо, – не поворачивая головы, ответила помощница.
- Да, неплохо. И даже очень неплохо. И тут твоя немалая заслуга.
- Моя?
- Да, твоя. Прибор Шадта зафиксировал возросшую активность мозговой деятельности пациента, как только ты начала петь. Когда ты успела подготовить такую форму воздействия?
- Я ее не готовила. Само собой получилось.
- Умница. Интуиция ученого и есть дар Божий, - Ленцу не могло придти в голову, что в данном случае имела место не интуиция ученого, а чуткость бабьего сердца. Наконец профессор сообразил, что помощницы рядом нет, и стянул очки: - Юная коллега отвлеклась? – спросил он тоном, которым взрослые иногда обращаются к малым детям.
- Простите, профессор, я немного устала. И потом… Потом, мне его жалко.
- Кого тебе жалко? – не понял Ленц.
- Этого Дмитрия. За одну ночь узнать, что ты лишился жены и сына, тяжелый удар. Представляю, как ему трудно.
- А на мой взгляд, молодой человек прекрасно справляется со своим положением.
- Вы сказали - молодой человек?
- Конечно. По сравнению со мной он отрок. Да и организм у него не дошел до физиологического порога роста. Запас прочности клеток еще лет на пятьдесят.
Катрин вытерла слезы, убрала с лица следы порушенного макияжа и улыбнулась:
- По медицинской карте этому отроку около ста лет.
- Де-факто, а де-юре он юноша. Мне кажется, сие обстоятельство куда позитивнее, чем было бы наоборот. Согласна?
- С вами спорить бесполезно. Вы мудрец.
- Для джентльмена, желающего понравиться юной леди, это сомнительный комплемент. Меньше всего, что ценят дамы в мужчине, так это мудрость.
- Оставьте ваш сарказм, профессор. Вы знаете, я вас ценю не только за это.
- Приятно слышать. А за что еще, если не секрет?
- За ваш талант. Нет ничего скучнее бездарного мужика.
- Не густо, но и на том спасибо. Не хочешь посмотреть, что происходит с нашим братиком? Он беседет с куклой-роботом, полагая, что перед ним живая барышня. И, кажется, даже с ней флиртует.
- Не хочу. Устала. Отпустите меня домой?
- Как ни горько мне расставаться с прекрасной Катрин, не смею задерживать. Ты и так вчера меня удивила. Метод воздействия на приторможенные клетки мозга через вокал - новая страница в моей практике. Иди и отдыхай.
- Спасибо. Вы золото.
- Еще один сомнительный комплимент, – проворчал профессор. Но девушка его уже не слышала. Она быстро шагала к лифту. Фердинанд Ленц надел очки и продолжил отслеживать динамику адаптации высокоразвитого организма, пролежавшего в капсуле холодильной камеры сорок пять лет, к естественной среде обитания.

*******

Остап Георгиевич возлежал на кровати. Привыкший вставать рано, он впервые, находясь в добром здравии, проспал большую часть дня, и вставать ему не хотелось. Дмитрий давно слонялся по апартаментам, наконец, не выдержал, зашел в спальню брата. Тот все еще не проснулся. Дмитрий уединился на балконе его спальни, предаваясь созерцанию и раздумьям. Утренний дождь закончился. Выглянувшее из-за туч солнце построило между горными склонами мост радуги. Освещенная лучами неистового послегрозового солнца и умытая тучами природа искрилась и мерцала. Мириады капель, застывших на травинках газона и листьях деревьев, пытались удержать и сохранить частицу небесного огня. Разглядывая преображенный дождем мир, Дмитрий задумчиво произнес:
- Любопытно… - Это замечание он адресовал себе, но дверь на балкон оставалась открыта.
Остап Георгиевич проснулся и, не отрывая головы от подушки, отозвался:
- Что тебе любопытно, братец?
- Представляешь, через два года мне век.
- И при этом мальчишка. Везет некоторым.
- Завидуешь?
И оба рассмеялись. Хохотали долго, до слез, до кашля. И на этот раз без всякой истерики. Когда успокоились, Дмитрий ощутил голод:
- Слушай, я жрать хочу. Можно здесь где-нибудь прилично пообедать? Не пудинг с чаем, а кусок хорошего мяса.
- Наверное. Но ты последний раз прилично обедал сорок пять лет назад. Не знаю, что тебе положено есть после столь продолжительного поста.
В дверь постучали.
- Войдите, – пригласил Остап Георгиевич. Кто может здесь появиться, старик не предполагал. Но что они с братом находятся под неусыпным наблюдением, догадывался.
На пороге снова возникла кукольная блондинка, и снова выдала дежурный смайлик:
- Мальчики, ваш обед в гостиной.
Дмитрий помог брату подняться с постели. Они проследовали за девой в гостиную и обнаружили стол, накрытый на две персоны. Дева указала каждому его место. Помимо положенных для трапезы приборов, возле каждого лежал футляр с очками. Дмитрий покосился на странный предмет обеденной сервировки. Но сейчас его занимал другой вопрос, и он задал его горничной:
- Киса, а как ты узнала, что мы не прочь отобедать?
- Вы сами, мальчики, сказали.
- Ты подслушивала под дверью?
Блондинка перестала улыбаться и начала повторять одну фразу:
- Я не понимаю вопроса. Я не понимаю вопроса. Я не понимаю…
Остап Георгиевич поспешил роботу на помощь:
- Налей нам вина и иди к себе.
Куколка тут же снова улыбнулась, наполнила им бокалы и скрылась за той же таинственной дверью, что воспользовалась накануне.
- Она полная идиотка? – осведомился Дмитрий, оценив взглядом спинку красавицы.
- С чего ты взял?
- С чего? Называет нас мальчиками. Твердит одно и то же.
Остап Георгиевич выдержал серьезность лица:
- Не знаю, как в твои девяносто восемь, а в мои девяносто пять обращение «мальчики» льстит остатку мужского самолюбия. Что касается ее замешательства на твой бестактный вопрос, то здесь любая бы растерялась.
- Пожалуй, – согласился Дмитрий, и еще раз бросил взгляд в сторону таинственной двери. - А трахнуть ее можно. Внешность у нее вполне.
- Трахнуть в смысле поиметь? Не уверен, предусмотрена ли для нее такая функция. При случае, спрошу Ганса. А пока давай выпьем за твое выздоровление.
Братья подняли бокалы. Остап Георгиевич сделал несколько глотков и принялся за креветок. Дмитрий посмотрел на свою тарелку. И ничего, кроме зеленого салата, в ней не обнаружил.
- А почему мадмуазель мне креветок не положила?
Пока Остап Георгиевич раздумывал над ответом, часть стены гостиной вспыхнула экраном, и на нем возник профессор Ленц. Голос его звучал строго:
- Сколько и каких вам положено продуктов, пока решаю я. Приятного аппетита, – и экран погас.
Дмитрий посмотрел на брата:
- Остап, он так и будет за мной шпионить? И что это у вас за штуки в стене? Нормальные телевизоры делать разучились?
- Нас тут и поселили, чтобы проследить за твоей адаптацией. Телевизоров как ящиков для приема сигнала нет давно. А есть или сетевые очки, или полиграфитное волокно. Оно входит в состав обоев.
- Очки, – Дмитрий потянулся к футляру. Остап Георгиевич его остановил:
- Сначала поешь.
- Я не корова, чтобы жевать сено, – и Дмитрий ловко подцепил креветку из тарелки брата. - А что сегодня происходит в мире, мне интересно.
- Интересно, надевай очки и смотри.
- Европейский канал еще существует?
- Их десять.
- И все новостные?
- Естественно. Сериалы, фильмы и шоу чаще смотрят на стене.
- А зачем тогда десять? Они на разных языках?
- Первый общественный. Второй – только политика. Третий – музыка, театр, кино. Четвертый – спорт. И дальше по интересам. А язык теперь у всех один.
- Не понял юмора.
- Юмора тут нет. У каждого цивилизованного человека в голову вживлен чип. С его помощью мозг автоматически переводит текст на язык собеседника. И ты этого не замечаешь.
- И у меня?
- Конечно. Тебя же готовили к жизни в Евросоюзе. И кстати, за эту функцию компания взяла с меня дополнительно тысячу хуаней.
- Эта штука работает только в Европе?
- Чип и в Африке чип. Он заряжается энергией мозга, и пререводит на все языки мира. Естественно, кроме туземной тарабарщины.
Дмитрий некоторое время молча пытался осмыслить слова брата. Осмыслению новость не поддавалась.
- Но мы с тобой говорим по-русски?
- Думаю, да. А профессор Ленц говорил с тобой по-немецки. И ты этого не заметил.
- Класс. – Дмитрий надел очки: - А как переключать каналы?
- Желанием.
- Хочу первый европейский.
- Смотри, если хочешь.
Остап Георгиевич с любопытством наблюдал, как брат реагирует на неведомый для него доселе способ приема информации. Дмитрий некоторое время сидел молча. Затем снял очки и с недоумением перевел взгляд на брата:
- Что это значит?
- Ты о чем?
- Там показывают нас с тобой. Прямо в этой комнате.
- Это значит, что новость номер один в мире - мы с тобой.
- А кто им дал право за нами подглядывать?
- Я. И не дал, а продал. У тебя на счету пусто. А теперь ты стал вполне состоятельным малдьчиком.
- Погоди, Остап, я прекрасно помню, на моем счету хранилось пятнадцать тысяч долларов. За сорок пять лет на одних процентах я бы скопил состояние.
- Доллары давно мусор. Я тебе уже объяснял - американский пузырь лопнул двадцать лет назад. Нынче в ходу хуань. Хуаней у тебя теперь предостаточно. За что скажи мне спасибо и улыбнись зрителям первого канала.
- Похоже, открытий чудных впереди не счесть… – Заключил Дмитрий, поднялся с кресла и прошелся по гостиной - чувствую себя подопытным кроликом. Куда бы от них спрятаться. - Заметив потайную дверь, за которой скрывалась куколка-блондинка, открыл ее. И в ужасе отпрянул. За дверью оказалась ниша размером со стенной шкаф. В этом шкафу на электрическом шнуре висела куколка-блондинка. Шнур не обматывал ей горло, а тянулся от затылка, но этого Дмитрий не углядел. Остап Георгиевич подошел к двери и спокойно ее закрыл:
- Не дергайся, Дима. Все в порядке.
- В порядке?! Да она повесилась. Звони в полицию.
- Полиция не требуется. Наша красавица - робот. Сейчас она подзаряжается.
Дмитрий без сил опустился на стул:
- Иди к черту. О такой шизе надо предупреждать.
- Прости, не успел. – Остап Георгиевич переживал за психику брата и винил себя. И волновался не только он один. Вскоре в апартаментах появился Ленц. Профессор подошел к Дмитрию, пощупал пульс, приладил к голове датчик. Вздохнул с облегчением:
- Слава Богу, у него все в норме. Но вам, Остап Георгиевич, надо впредь вести себя осмотрительнее. – И не прощаясь, удалился.
Через несколько минут появилась куколка-блондинка. Красавица, как ни в чем не бывало, собрала со стола тарелки и понесла в кухню. Братья услышали, как включилась посудомоечная машина. Дмитрий спросил:
- Остап, а та девушка тоже робот?
- Какая девушка? - Напрягся Остап Георгиевич.
- Ну та, внизу. Помнишь, докторица учила меня ходить.
Остап Георгиевич сообразил, о ком речь:
- В палате с тобой занималась живая дева. Она молодой ученый, помощница профессора. А что?
- Да так, приятная лапочка. Интересно, замужем она или свободна?
- Жениться надумал?
- Вообще-то на десятом десятке о таких вещах думать странновато. Но поскольку я вдовец, чем черт не шутит. Так замужем или нет?
- Откуда мне знать. Сам ее спроси.
- Хорошенькое дело, спроси. У меня и телефона ее нет. И я даже не знаю ее имени.
- Этого и не требуется. Надень очки, подумай о ней и выйдешь на связь.
- Не понял юмора.
- Я не шучу. Современный телеконтакт осуществляется путем телепатии. Можешь попробовать.
Дмитрий задумался и очков надевать не стал:
- Я пока не готов. Возможно, позже. – И, выдержав долгую паузу, добавил: - Да, технологии, пока я мерз в подвале, сильно двинулись вперед. Что еще новенького изобрело человечество?
- Много всего. Но, главное, оно само создало себе Бога.
- Не понял юмора.
- В этом нет ничего комичного. В нашей молодости на роль Бога пробовал себя Билл Гейтс. Он начал создавать виртуальный мир, но дальше компьютерных игр его не хватило. Тридцать пять лет назад его дело продолжил Боб Попкинс. Он придумал сканер, способный создавать копии живых существ. Начал с кроликов. Этим тварям человечество обязано не меньше, чем лошади или корове. Кролик перепробовал на себе столько препаратов, сколько их открыл человек. Препарат, спасший тебе жизнь, первым проверил на себе кролик.
Дмитрий остановил брата:
- Я уже оценил роль грызуна в моей судьбе. При случае, угощу его морковкой. Давай вернемся к твоему Бобу.
Остап Георгиевич оставил иронию брата без внимания:

- Проверив свое открытие на зверьке, Боб создал человека. Вернее, его точную копию. И за образец взял себя. Два Боба провели пресс-конференцию. Что тут поднялось! Его хотели судить. И, наверное, судили бы, но не могли понять, кого. Отличить реального Попкинса от его виртуальной копии не смог ни один научный центр.
- Прямо как у Стругацких – Усмехнулся Дмитрий – я что-то у них читал о дублях…
- Писатели фантасты часто предвидели предстоящие открытия Сегодня примеров их предвидения предостаточно. Всех, кто угадал что-то в будущем не перечислить.– Согласился Остап Георгиевич. – Фишка в том, что человеческий мозг способен предположить лишь то, что на самом деле реально. А воплощение людской фантазий, лишь дело времени.
- Не отвлекайся – попросил Дмитрий. – Что дальше произошло с божественнымБобом?
- Комитет по этике собрал в парламенте слушания – кто дал право копировать человека. На три года заварилась каша. Попкинс отбился, но свою копию ему тогда пришлось уничтожить. И только через пять лет Боб повторил свой опыт, снова создал копию себя. И при помощи сканера научился перемещать ее в пространстве.
Дмитрий смотрел на брата с подозрением. Не вешает ли родственник ему лапшу на уши:
- Человек состоит из плоти и крови. Как можно его скопировать виртуально?
Остап Георгиевич брата не разыгрывал. Но помнил, с каким недоверием в свое время отнесся к «фокусам» Попкинса сам. И не он один. Большинство ученых считало Боба шарлатаном или ловким иллюзионистом. Мало того, что Попкинс доказывал, что его открытие не фантастика, он утверждал, что Вселенную создал не Господь Бог, а продвинутый программист. И вся она есть не что иное, как виртуальное пространство. И тут уж возмутилась церковь…
- Естественно. Вера – ее хлебушек. Но всякое научное открытие можно объяснить.
Остап Георгиевич не спорил:
- Боб объяснил и продемонстрировал. Я не ученый и не программист. Профессионально все тебе растолковать не в силах, но весь секрет в пикселях. Как выяснилось, из них состоит не только виртуальное изображение. Из пикселей состоит вся вселенная, и мы в тои числе. Боб Попкинс открыл способ копировать пиксели живой ткани. Его открытие позволило науке рвануть вперед. В результате, ска-кабины заменили привычный нам транспорт. Человечество сегодня путешествует методом сканирования.
Дмитрий слушал брата и не верил своим ушам. Рассказы об удивительных переменах, произошедших за последние полвека, вызывали у него новые вопросы. И разговор братьев опять затянулся допоздна. Ближе к полуночи Остап Георгиевич выдохся, широко зевнул и отправился спать. Дмитрий последовал примеру брата. В опустевшей гостиной куколка-блондинка запустила пылесос и вернулась в свой шкаф на подзарядку. И только профессор Ленц и его команда продолжали наблюдать за успехами своего пациента из глубокой штольни бывшего уранового рудника.

******
Председатель Совета Директоров компании «Эдэмплац» пребывал в прекрасном расположении духа. Его кабинет, как и вся территория компании, обладал защитой от «Подсознательного вещания» госпожи Марты Блум. Не проникали в кабинет и звуки офисной жизни. И Гансу Мауру ничто не мешало предаваться приятным мыслям. Сенсационные материалы о чудесном возвращении в реальный мир его пациента разлетелись по всему свету и стали главной новостью двух последних дней. Имя Ганса Маура заняло первое место в рейтинге мировых СМИ. Его упомянули три миллиарда раз. Ганс не только потешил свое тщеславие, но и принес компании огромную прибыль – акции «Эдэмплац» взлетели за сутки на сорок процентов. И их рост продолжался на всех мировых биржах. Уже сейчас это принесло акционерам около миллиарда хуаней. Финансовому успеху способствовала не только пресс-конференция Маура. В не меньшей степени рост акций стимулировала онлайн-трансляция общения братьев после полувековой разлуки. А кадры с испуганным Дмитрием, обнаружившем в нише апартаментов подвешенную на шнуре робота-блондинку, стали хитом сетевого контакта. Все это вместе создало компании Маура вселенскую рекламу и принесло колоссальную прибыль. И когда белозубый Стив доложил, что к нему на прием просится Джулия Ривер, Ганс Маур великодушно согласился ее принять. Обычно служащих низшего и среднего звена босс принимал не чаще одного раза в квартал. Делал это скорее для имиджа демократичного руководителя, нежели для пользы дела. Проблемы просителей редко выходили за уровень их непосредственного начальства. Участие же в них Председателя Совета Директоров сводилось к пустой трате времени. Но сегодня, после каскада положительных эмоций, Ганс Маур своим правилам изменил. Джулию к нему впустили, и он с радушной улыбкой указал ей на кресло.
Женщина робко присела, но от волнения, заговорить не решалась. Должность помощницы секретаря по работе с «покровителями» повода для встречи с главой компании до сих пор не предоставила. Маура она видела часто. Он имел привычку время от времени посещать все участки своей империи. Бывал и в операционном зале, где работала Джулия. Но общение их сводилось к формальным приветствиям на почтительном расстоянии.
Мауру наскучила пауза, и он женщину поторопил:
- Какие у вас проблемы, госпожа Ривер? Я вас внимательно слушаю.
Джулия поняла - молчать больше неприлично, и заставила себя говорить.
- Господин Маур, в конце года мне исполнится семьдесят лет.
Маур скривил губы в улыбке:
- Поверьте, Джулия, глядя на вас, этого никогда не скажешь. Ну, лет сорок пять, пятьдесят, да и то с большой натяжкой. Но семьдесят...
- Спасибо, господин Маур. Но, к сожалению, Гуманитарная Комиссия смотрит не на лицо, а в личное дело. Вы мне вполне прилично платите. На пятьсот хуаней в месяц в Карловых Варах можно прожить безбедно. Но десять тысяч в год за возрастную карту я не потяну. А еще могу работать и приносить компании пользу.
- Не сомневаюсь, госпожа Ривер. Но что вы хотите от меня?
Джулия опять замолчала - искала нужные слова, чтобы и не потерять достоинство, и решить свой вопрос:
- Хотела бы услышать от вас, могу ли я рассчитывать на помощь компании с моей картой?
Ганс Маур нервно заколотил костяшками пальцев по столу, и ответил вопросом на вопрос:
- Если я не ошибаюсь, ваша племянница работает в команде профессора Ленца?
- Да, это так, господин Маур.
- И какое жалование у нее?
- Как у молодого специалиста, те же пятьсот хуаней.
- Вы живете вместе?
- Да, господин Маур, мы живем с Катрин вдвоем.
Ганс Маур еще раз улыбнулся одними губами:
- Тысяча хуаней на двух одиноких женщин неплохие деньги. А увольнять вас я не собираюсь.
- Спасибо, господин Маур. Но возрастная карта обойдется нам в десять тысяч, а мы вместе зарабатываем в год двенадцать. После оплаты карты нам останутся две тысячи. За эти деньги мы не сможем оплатить даже жилье. И поймите меня правильно. Я не могу требовать от племянницы таких жертв. Это бы означало обречь ее на нищенскую жизнь. А без возрастной карты я попадаю под закон о «целесообразном проживании».
- Я понял вашу проблему, госпожа Ривер. И подумаю об этом. О моем решении вам сообщат.
Отпустив Джулию, Ганс Маур дал указание секретарю связать его с профессором Ленцем. Ученый через минуту появился на экране стены.
- Простите, дорогой Ленц, что отрываю вас от великих дел. Можете уделить мне минуту вашего драгоценного времени?
- Уже пошла вторая, - буркнул профессор. – Зачем я понадобился?
- Подумал прибавить Катрин Ривер пару сотен к зарплате. По вашему мнению, она заслуживает?
- А сколько вы ей платите?
- Пятьсот.
- Она заслуживает втрое больше.
- Так сразу будет неразумно. Я прибавлю ей триста хуаней. Не возражаете?
- Я свое мнение высказал. Это все?
- Да, профессор.
- Тогда разрешите продолжить работу, – не слишком любезно завершил беседу с боссом Фердинанд Ленц и отключился.

*******
Катрин Ривер ничего не подозревала о решении высшего начальства о заметной прибавке к своему жалованию. Она стояла в очереди сослуживцев, покидающих после трудового дня пределы компании. Унылые «проходные» с их неизменными «бюро пропусков», службами охраны и электронными картами давно канули в лету. Их заменили кабины с цифровыми сканерами. Ска-кабины позволяли перемещать людей и предметы за считанные секунды на любые расстояния. И не важно, где проживал работник - за тридцать километров от места службы или на другом континенте, время перемещения оставалось прежним. Если аналогичная кабина имелась в пункте назначения, путешественнику не требовалось железных дорог, автомобильных трасс или аэропортов. Он входил в ска-кабину в одном месте, а выходил в другом.

Когда Катрин появилась на свет, система только проходила испытания. И лишь спустя шесть лет открылись первые регулярные цифровые маршруты. Поначалу войти в ска-кабину рисковали только смельчаки. Новшества всегда пугали людей. В конце девятнадцатого века, когда появились паровозы, обыватели опасались, что жуткая скорость в сорок километров в час способна убить человека. То же происходило и с самолетами. Но постепенно народ к новшествам привыкает и принимает их как должное. Новой услугой воспользовались и родители маленькой Катрин. К сожалению, их путешествие закончилось трагедией. Принцип работы ска-кабины построен на давно известном цифровом копировании - система копирует оригинал, передает копию по электронному адресу и там воспроизводит. Примерно так же, как полвека назад по линии Интернет передавались тексты и видео. Но с копированием человека возникла масса этических и юридических проблем. Люди-двойники нарушают всю систему общественных отношений. Мало того, неразбериха с копиями и оригиналами могла вызывать у людей приступы шизофрении. Пришлось принимать новые законы. По одному из них, создав копию, машина, чтобы не плодить двойников, обязана стереть оригинал. В случае с родителями Катрин произошел сбой. «Оригинал» стерли, а «копий» не получили. Близким не пришлось устраивать похороны – от родителей девочки не осталось ничего. За последующие годы систему довели до ума, и она вошла в человеческий обиход, как некогда метро или автобус.
Компания «Эдэмплац» появилась неподалеку от Карловых Вар задолго до изобретения ска-кабин. И большинство первых работников составляли выходцы из ближайших населенных пунктов. Карловы Вары, как самый крупный из них, служили главным поставщиком квалифицированной рабочей силы. Позже сотрудников стали нанимать в любой части света, но костяк коллектива оставался прежний – жители Карловых Вар. И для их удобства компания «Эдэмплац» установила несколько ска-кабин в центре города. Ими для путешествий пользовались все горожане и туристы курортного городка, но полчаса утреннего и вечернего «часа пик» отводились только для служащих «Эдэмплац».
Дождавшись своей очереди, Катрин вошла в кабину в Горицах, а вышла у колоннады Карловых Вар. Домой она не спешила и не собиралась пить воду. Катрин ждала тетю. Она знала, что Джулия в конце рабочего дня сделает попытку пробиться на прием к Гансу Мауру, но не знала, насколько эта попытка ей удалась.
Вдоль променада «водохлебов» стояли скамейки. Катрин уселась на одну из них и, от нечего делать, стала наблюдать за фланирующей публикой. Обычно такой возможности у девушки не возникало. Они с теткой вечно торопились, то на работу, то на концерт заезжих гастролеров, то за покупками. Сегодня Катрин оказалась в центре города без дела и могла себе позволить праздно глазеть по сторонам.
В Карловых Варах наступал вечер. Солнце еще золотило статуи на крышах домов и кроны деревьев на склонах подступавших к городу гор. Мимо девушки нескончаемым караваном вышагивали «водохлебы». Двигались степенно, обсуждая истории своих болезней, и благотворное действие на них жара местных источников. Уже испившие целебной водицы, тянулись обратно, кивая новым знакомым. Те кивали им в ответ. И те и другие ощущали себя участниками парада некого солидного сословия. Солидного потому, что могли переместить свой кишечник сюда, в центр Европы, и уделить ему столько внимания. Участники шествия имели схожесть внешности и возраста – от шестидесяти до ста. Из общей массы «водохлебов» выделялись мусульманские дамы, скрывающие за черными тканями одежд не только свои восточные прелести, но и лица, и русские сановники в лаптях и поддевках. Они и тут, на курорте, продолжали выказывать верность режиму и твердость патриотических убеждений. Но и их грело ощущение причастности к праздному сословию, частью которого они здесь в Европе на время становились.
Обеспеченное безделье для тех, кто вынужден неустанно трудиться, кажется пределом мечтаний. Что в действительности далеко не так. Безделье оттого и считается грехом, что свойственно людям без полета фантазии и без царя в голове. Если таким удается обеспечить себя достатком, они начинают маяться, не понимая, как получить от жизни те пряники, которых они так усердно добивались. Оказавшись без забот о хлебе и крове, они ищут себе мотивацию для жизненного процесса. Особенно увлечены такими поисками персоны зрелого и преклонного возрастов. Им уже закрыты радости обжорства, пьяного куража и активного секса, а других стимулов или потребностей матушка-природа не отпустила. Вот и проводят они свой век в имитации жизнедеятельности. И убивают время, не задумываясь, что время убивает их.
Тетка вышла из ска-кабины и стала крутить головой, отыскивая взглядом племянницу. Катрин сразу поняла, что Джулия не выглядит удовлетворенной. Даже наоборот, у женщины появилось виновато-униженное выражение лица, которого раньше Катрин за ней не замечала. Девушка быстро подошла к тетке, взяла ее за руку, решительно вывела из потока фланирующих «водохлебов» и спросила:
- Принял тебя Маур?
- Принял, и даже был любезен.
- Тогда чем ты расстроена? Он отказал?
Джулия виновато улыбнулась:
- Не отказал, но и не обнадежил. Обещал подумать.
- И как долго?
- Не сказал. О его решении мне сообщат. Это все, что я от него добилась.
- Ты ему напомнила, что работаешь в компании тридцать лет?
- Кажется, нет. Захочет, сам наведет справки. Но у меня плохое предчувствие.
- Не расстраивайся, мы что-нибудь придумаем.
- А что мы можем придумать?
- Хочешь, я поговорю с профессором. Ленц имеет на Председателя влияние. Если попросит, он, Маур, не откажет.
Джулия снова виновато улыбнулась:
- Знаешь, я хотела попросить старика Крымова, когда он у нас заполнял бумаги на брата. Но не решилась.
- Крымова? – Катрин густо покраснела, и чтобы скрыть смущение, отвернулась. Джулия внезапного смущения племянницы не заметила. Они вошли в свой подъезд, а в нем стоял полумрак.
Оказавшись дома, Катрин тут же отправилась на кухню и занялась приготовлением ужина. По их семейному распорядку за завтрак отвечала тетя, за ужин – племянница. Облачившись в халат и усевшись на свое место за столом, Джулия наконец заметила странную рассеянность в поведении Катрин. Девушка старалась не смотреть на тетушку и была молчалива. Джулия решила, что на племянницу тяжело подействовал результат ее визита к Гансу Мауру, и решила племянницу успокоить:
- Детка, не переживай. У нас еще полгода. Глядишь, и все само собой рассосется.
- Конечно, тетя, – автоматически согласилась девушка, продолжая витать в своих мыслях. После чего обратила рассеянный взор на тетю и сказала: - Мне кажется, он очень хороший. И мне его так жаль.
- Ты о ком? – не поняла Джулия. Она уже жевала отбивной бочок морской свинки, и этот процесс занимал ее полностью.
- О Дмитрии Крымове. Представляешь, он остался совсем один. Ни жены, ни сына. Внук и тот болтается по Вселенной
- Почему один? У него заботливый брат. И откуда тебе известно о жене и сыне?
- Ты не смотришь? О них ведут постоянную трансляцию. Все, что они говорят и делают, известно всем.
- Знаю, Крымов подписал контракт с Европейским вещанием. Но мне некогда смотреть. Много работы. А что, этот Дмитрий тебе понравился?
- Не знаю, тетя. Но когда он впервые встал на ноги и взял мою руку, мне захотелось, чтобы он держал ее вечно. Глупо, конечно. Думаешь, я дура?
- Ничего я не думаю, а вижу.
- Что ты видишь?
- Вижу, что ты влюбилась и ничего не ешь.
Племянница рассмеялась и обняла тетю. Объятия вернули девушке аппетит, и она принялась за ужин. После чая обе надели очки и стали смотреть прямую трансляцию из апартаментов братьев Крымовых.

******
Остап Георгиевич проснулся рано. У стариков сон недолог, и Крымов давно познал это по себе. К восьмидесяти годам он мог улечься в постель далеко за полночь, но ровно в шесть утра открывал глаза. И хотя они с братом опять уснули поздно, так произошло и сегодня. По обыкновению проснулся в шесть, еще полтора часа провалялся в постели в надежде снова задремать. Не получилось, и он поднялся. Долго и с удовольствием скоблил щеки антикварным станком, лезвия для которого добывать становилось все труднее, а платить за них приходилось все дороже. Покончив с туалетом, осторожно заглянул в спальню Дмитрия. Тот сладко посапывал, подложив ладонь под щеку, и причмокивая во сне губами. Эту его особенность Остап Георгиевич хорошо помнил, и воспоминания его растрогали. Выйдя в гостиную, он обнаружил робота-блондинку. Она уже поставила на стол чашку горячего кофе и скалилась идиотской улыбкой. Ее программа ждала от него слов благодарности, чтобы дать ей команду удалиться. И он сказал машине «спасибо». Блондинка уплыла в свой застенок, плотно прикрыв за собой дверь.
Чтобы скоротать время до пробуждения брата, Крымов надумал отправиться на шопинг в Карловы Вары. Дмитрию, кроме халата, нечего надеть, и брат вознамерился решить проблему его гардероба. Перед тем как спуститься к парковке, надел очки, мысленно достал Радека. Тот откликнулся незамедлительно, и Остап Георгиевич сообщил о своем желании. Дмитрий наверняка был бы не прочь совершить такую прогулку вместе с братом, но ему неделю не следовало отлучаться за территорию компании. Профессор Ленц и его команда продолжали отслеживать малейшие изменения в организме Дмитрия. В случае отклонений, требовалось их немедленное вмешательство. А для этого пациент обязан быть рядом.

Остап Георгиевич о требованиях профессора был осведомлен, и нарушать их не собирался. Лично ему смотаться в Карловы Вары не возбранялось. Радек и Гамулка уже сидели в электрокаре. От Радека исходил крепкий сигарный дух, а Гамулка, как всегда боролся со сном. Снова они пересекли Горицы со скабрезным храмом, миновали футляр офицера-робота, где Крымову опять пришлось демонстрировать возрастную карту. И двинулись вниз по ущелью. Утро выдалось пасмурным. И горы, столь приветливые накануне, выглядели мрачно. На лесистых склонах дремал полумрак, верхушки вековых деревьев упирались в тучи, и вся заповедная жизнь горного царства затаилась и затихла. Молчали и сопровождавшие Крымова чехи. Через десять минут они выбрались из ущелья. Еще двадцать минут электрокар мчал над трассой и опустился на колеса лишь в черте города. Остап Георгиевич попросил высадить его неподалеку от колоннады. Магазины открывались позже. Бродить по городу ему не хотелось, и старик поднялся на фуникулере к горы, где в маленьком ресторанчике «Диана» больгше полувека подавали традиционный хлебный суп и чешское пиво. Когда бы Остап Георгиевич не посещал это уютное заведение, он всегда заставал ресторан открытым, а меню неизменным.
Отменно позавтракав за семь хуаней, Крымов спустился в город. Несколько универсальных магазинов одежды продолжали торговать традиционным способом, выставляя ряды с товарами на обозрение покупателей. Пожилые люди, составлявшие основную часть армии туристов, привыкли щупать ткани руками и, по старинке, примерять все на себя. Хотя нужды в этом не было. В каждом отделе имелся электронный глаз, мгновенно определявший все параметры покупателя. После чего продавцу оставалось нажатием кнопки выбрать подходящий товар и вручить покупателю. Но привычка – вторая натура, и старики продолжали все щупать и примерять. При виде Крымова продавцы тут же сбежались к нему со всех отделов. Прямая трансляция, где братья в течение двух суток оставались главной новостью дня, обеспечила Крымову невероятную популярность. Вскоре появился старший менеджер торгового центра, и старик объяснил ему причину своего шопинга. Продавцы тут же вывели на экран изображение Дмитрия. Электронное око мгновенно просчитало его параметры и выдало размеры. Продавцы разбежались по секциям.
Через полчаса Остап Георгиевич выбрал из горы наимоднейшего барахла полный гардероб для брата. Два костюма, дюжину белья, пяток рубашек, десяток пар носков и несколько галстуков потянули на семьсот хуаней. Три пары туфель еще на двести восемьдесят пять. Крымов вставил банковскую карту в электронный зев сканера и набрал код. Получив чек, вспомнил о носовых платках. Ему тут же доставили их с дюжину разных цветов и размеров. Но оплатить платки Крымову не удалось. Аппарат сообщил, что деньги на его счету закончились. Остап Георгиевич заподозрил сбой техники и потребовал повторить попытку в другой кассе. Но и там результат оказался столь же плачевный – аппарат сообщил, что его счет пуст. Старик растерялся. Он не помнил точно, сколько у него денег на счету. Но капитал в несколько миллионов хуаней мог покрыть все товары данного торгового центра и при этом не сильно «похудеть». Предположив, что проблема в неполадках местной банковской системы, он отошел от кассы, добыл из кармана футляр, открыл его, аккуратно извлек сетевые очки и нацепил на нос. Чтобы запустить видеоконтакт в действие, требовалось сосредоточиться. Крымов представил себе высокого сухопарого эстонца с лицом задремавшей лошади и мысленно произнес имя Арво Мерисалу. Перед ним мгновенно возникло здание таллиннского отделения Хуаньцентра. В этом здании и должен сидеть Арво Мерисалу. Долговязый банкир много лет обслуживал Крымова, и именно он обязан объяснить клиенту, что происходит с его счетом. Но связи не получилась. Картинка со зданием банка задрожала, и по ней непрерывной строкой побежал текст: «Телеоконтакт невозможен, телеокантакт невозможен».
Остап Георгиевич снял очки, так же аккуратно уложил их в футляр, а футляр спрятал в карман. И вернулся к кассе. Хуаньцентр имел филиалы во всех странах Евросоюза. Остап Георгиевич принял решение наведаться в местное отделение и все там выяснить. От платков пришлось отказаться. Оплаченные покупки продавцы погрузили на тележку и вывезли к парковке. Радек и Гамулка уже подкатили электрокар, и гардероб Дмитрия Крымова перекочевал в его багажник.
Международный Хуаньцентр располагался напротив Универсама, и Крымов отправился туда пешком. Служащие банка так же мгновенно узнали знаменитого старика, отвели в кабинет начальника смены, усадили в кресло и угостили чаем. Дежурные операторы углубились в его кредитную историю. Через минут двадцать к нему вышел руководитель операционного отдела:
- Господин Крымов, должен вас огорчить, но ваш капитал арестован.
- Как арестован? За что? – изумился Остап Георгиевич. Налоги он платил исправно, счета оплачивал вовремя и всегда оставался законопослушным гражданином Европейского Союза.
- Простите, господин Крымов, я не совсем тактично выразился. Слово «арестован» к вашему случаю не подходит. Ваш счет не арестован, а заморожен. И не только ваш. Все вкладчики эстонского филиала Хуаньцентра, хранившие на счетах больше миллиона, получить свои деньги не могут. Разрешено снимать не больше тысячи хуаней. А эту сумму вы сегодня утром уже сняли.
Крымов ничего не понимал. Как это можно – взять и заморозить его деньги?!
– Объясните, наконец, что это значит?
Банкир кисло улыбнулся:
- Ваша республика банкрот. Ей нечем платить проценты по долгам, и эстонское правительство приняло такое непопулярное решение. Я не смогу вам ничем помочь.
- Как банкрот? Эстония всегда имела мизерный внешний долг. Ее ставили в пример другим странам. Вы, милейший, что-то путаете.
Банкир развел руками:
- К сожалению, я ничего не путаю. Вы смотрели вчерашние новости?
- Нет, я был занят общением с братом.
- Да, мы это знаем. Мы все радовались вместе с вами.
- А что передавали в новостях?
- Выступал председатель Европейского Хуаньцентра, товарищ Ань Унь Янь. Он пояснил, что Эстония, как республика, долгов перед Китаем не имеет. Но все ее компании суммарно задолжали Пекину сумму, превышающую ВВП страны в двадцать раз. У вашего правительства не было другого выхода, как позаимствовать капитал вкладчиков.
Банковский служащий искренне жалел знаменитого старика и, провожая его к выходу, посоветовал:
- А вы поговорите с руководством эстонского филиала. При желании вам могут пойти навстречу и поднять планку. Банкиры тоже люди.
- Я уже пытался. Связи нет.
- Не вы один пострадали, вот они и отключились. Такие вопросы надо решать путем личных переговоров. И желательно, с глазу на глаз. Вы теперь знаменитость. Уверен, вам пойдут навстречу.
- Спасибо, я приму ваш совет к сведению.
Остап Георгиевич возвращался в Горицы, мучительно размышляя, как выходить из той задницы, в которой он нежданно-негаданно оказался. Вспомнил о контракте с правами на трансляцию. По этому контракту братьям причиталось несколько миллионов. Он достал видеоочки и связался с рыжеволосым продюсером. В виртуальном пространстве тот еще больше смахивал на диковенную птицу. Остап Георгиевич спросил:
- Господин продюсер, мог бы я получить причитающийся мне по контракту гонорар?
- Позвольте, господин Крымов, наша компания все вчера перечислила. Проверьте ваш банковский счет.
- Уже проверил, – горько пошутил Крымов и снял очки.
В апартаментах Остап Георгиевич застал странную картину. Дмитрий сидел за столом в гостиной, перед ним стояла куколка-блондинка, и он устраивал ей экзамен.
- Ты девушка или женщина?
Кукла отвечала:
- Я девушка. Меня зовут Эн. Я работаю в компании «Эдэмплац». Я могу предложить вам кофе, обед и ужин. Я содержу ваше помещение в чистоте. Я умею…
- Отвяжись от машины, – попросил Остап Георгиевич брата, и отпустив робота, рассказал о свалившихся на них напастях. Пока он говорил, Радек и Гамулка внесли в гостиную огромную коробку с трофеями шопинга Крымова.
- Здесь все наше теперешнее состояние. – Не без сарказма заметил Остап Георгиевич, извлекая пиджаки, брюки и туфли.
- Это все мне?! – по-детски обрадовался Дмитрий, и тут же начал примерять обновки. - Во всяком случае, я теперь не голый, могу выйти на улицу.
Детская радость брата старика озадачила:
- Я вижу, ты не слишком огорчен поганой новостью.
Дмитрий широко улыбнулся:
- Для меня это не новость.
- Ты уже в курсе? Откуда?
- Я разговаривал с Катрин. Она мне все рассказала.
- Кто такая Катрин?
- Ординатор профессора. Помнишь, я вчера о ней спрашивал.
- И как ты с ней разговаривал? Она сюда приходила?
- Не приходила. Футляр очков начал светиться и издавать непонятные звуки. Я надел очки, а она рядом. Классная техника – полная иллюзия присутствия. Очень хотелось ее потрогать.
Остап Георгиевич об интересе брата к помощнице профессора не забыл. И сам факт контакта с ней Дмитрия он считал вполне логичным. Окажись и он на полвека моложе, сам бы положил глаз на певунью. От ее колыбельной Остап Георгиевич таял, как воск. Дева, излучавшая столько доброй энергии, заслуживает внимания любого нормального мужчины. Тревожило Крымова другое – не поехала ли у брата «крыша». И он осторожно заметил:
- Ты так радуешься этим тряпкам, словно мы с тобой в шоколаде. Но, пойми, вещество, в котором мы оказались, на шоколад смахивает лишь цветом.
Дмитрий еще шире улыбнулся:
- Остап, пойми, имея приличную одежду, я смогу выйти отсюда и найти работу.
- Работу? А кем ты можешь работать?
- Опять открою ресторан. Я неплохо готовил.
- Что ты готовил?
- А ты не помнишь? Ты же каждый вторник у меня обедал. Сначала в сауну к Природину, потом ко мне в «Петушки».
- Прости, за полвека забыл. Так что же ты готовил?
- Стейки, шашлыки, котлеты. Много чего…
- Из говядины и свинины?
- Еще из баранины.

- К твоему сведению, свинина, говядина и баранина под запретом. За употребление до трех лет тюрьмы.
- С какого испуга?
- Из соображений гуманизма.
- А причем тут гуманизм?
- Притом. По требованию «зеленых» ученые провели тесты. Интеллект свиньи оказался приближенным к интеллекту человека. Свинья способна запоминать до тысячи слов. Словарный запас женщины с начальным образованием вдвое ниже.
- А разговаривать свинью не научили?
- Почти. Есть программы, позволяющие со свиньями общаться. Свиней держат в квартирах в качестве домашних друзей человека. И они защищены законом.
- Коров тоже держат в квартирах?
- Корова теперь редкость. Тех, что остались, содержат в условиях, близких к природе, в нескольких национальных парках. Резать их запрещено.
- И овец?
- Да, только стричь.
- Выходит, нынешний народ обходится без мяса?
- Почему? Европейцы мясо растят на фабриках генетического синтеза. А для гурманов разводят морских свинок. Но это деликатес для дорогих ресторанов.
- Понял, интеллект морских свинок позволяет их жрать. А кто решает, кого жрать, а кого нет?
- У нас Гуманитарная Комиссия Брюсселя. Вне зоны Евросоюза законы другие.
- Например?
- Например, в России по-прежнему торгуют говядиной, свининой и бараниной. Но цены высокие, и мясо далеко не всем по карману. В Африке разрешен каннибализм, и продовольственную проблему там решают при помощи местных ресурсов. В Китае едят все, что растет или шевелится.
- Трогательно. Особенно впечатляет контраст между законами Евросоюза и Африки. Они там вернулись в пещеры?
- Африканцы?
- Они самые.
- Совсем наоборот. Продвинутые аборигены учатся в европейских университетах, а вернувшись, просвещают сородичей.
- Учат гуманному людоедству?
- Африканцы добились права иметь свою национальную кухню. Каннибализм у них в традиции. У европейцев свой путь, у африканцев свой.
- Согласен, пусть едят, что хотят, – задумчиво произнес Дмитрий, размышляя о странностях мирового прогресса в кулинарии. Но тема питания бывшего ресторатора продолжала занимать, поэтому он продолжил пытать брата: - А в Штатах что едят? Надеюсь, от любимого стейка из техасского бычка не отказались?
- Об Америке, какой ты ее помнишь, забудь. Такой страны больше нет. Я же тебе объяснял.
Дмитрий напомнил брату, что при первой беседе на тему перемен в современном мире он получил перегруз информации и далеко не все запомнил. Остап Георгиевич замечание брата учел. И рассказал ему грустную историю о конце «американской мечты».
- В тридцать седьмом году китайцы выбросили все свои доллары на рынок, обвалив американскую валюту в течение суток. Оказалось, что каждый американец должен китайцу сто тысяч долларов. Теперь американцы работают на китайских рисовых плантациях за чашку риса или бегут в Европу.
- Жаль америкосов. Они славные ребята и машины выпускали хорошие. А что они делают в Европе?
- Организуют фермы и разводят морских свинок для дорогих ресторанов.
- Морских свинок я готовить не умею, поэтому ресторан открывать не буду. - Вывел для себя Дмитрий и заключил: - Получается, работы мне не найти.
- С работой погоди. У нас есть кое-какая недвижимость. Попробую от нее избавиться. И с банкиром нужно побеседовать с глазу на глаз. Вообщем, надо смотать в Эстонию.
- Я с тобой.
- Нельзя. Тебе еще пять дней положено жить рядом с профессором. Постараюсь за это время обернуться.
- Полетишь на самолете?
- Не полечу. Пройду через ска-кабину.
- А говорил, принципиально не пользуешься этими прибамбасами?
- Самолет мне уже не по карману. А ска-кабина входит в сервис «Эдэмплац». И потом, где наша не пропадала?
- Тут я не советчик. С этой штукой не знаком, и что от нее ждать, не знаю.
Старик подмигнул брату:
- В девяносто пять, Димка, от любой штуки ждешь одного – перехода к вечности.
Дмитрий не нашел, что на это ответить, и решил промолчать.
Остап Георгиевич наскоро собрал в свой доисторический портфель все необходимое и связался с Гансом Мауром. Председатель вызвался лично проводить обнищавшего «покровителя». Европейский канал продолжал отслеживать каждый шаг братьев. Поэтому и Ганс Маур имел представление о причинах, побудивших Крымова к внезапному путешествию. Он встретил Остапа Георгиевича у лифта и повел к кабине класса люкс. Начальственный ска-дром отличалась от остальных дополнительным набором услуг. Помимо перемещения клиента, сканер выдавал ему медицинское заключение. Если путешественник покидал зону Евросоюза, снабжал его иммунитетом к экзотическим болезням. Но Остап Георгиевич Европу не покидал и в прививках не нуждался. Он нуждался в удачном решении своих финансовых проблем. Чего на прощанье искренне и пожелал ему Ганс Маур. И еще искреннее предприниматель порадовался тому, что Крымов успел с ним расплатиться раньше, чем стал банкротом. Мужчины пожали друг другу руки. Остап Георгиевич шагнул в кабину и вышел из другой на Ратушной площади эстонской столицы. Ни усталости, ни головокружения, отмерив пол-Европы, старик не ощутил. Он вообще не испытал никаких чувств, кроме мгновенного беспамятства. Долю секунды, пока цифровое послание несло его копию, самого Остапа Георгиевича Крымова на земле не существовало. Но все произошло столь быстро, что он своего отсутствия не заметил.

********
Старший инспектор Гуманитарной комиссии госпожа Магда Колиндз не всегда держала спину прямо. В детстве она сутулилась и раздувала щеки, за что однокашники прозвали ее жабой. На десятилетие девочки, они устроили Магде праздник. Среди подарков, что она получила от сверстников, ей особенно понравилась большая русская матрешка. Презент оказался с секретом – матрешка раскрывалась, обнажая себе подобных. Когда Магда взяла подарок в руки и начала доставать матрешек одну из другой, дети окружили именинницу плотным кольцом и, не без злорадства, за ней наблюдали. Открыв очередную, Магда увидела в чреве матрешки маленького живого жабенка. Жабенок зашевелился и выпрыгнул Магде на ладошку. Девочка завизжала и лишилась чувств. Матрешку ей подарила дочка русского эмигранта, Марина. С того дня Магда возненавидела русских и перестала сутулиться. С возрастом спина ее стала еще прямее, а ненависть ко всему русскому переросла в манию. Став чиновницей, она «отводила душу» на русских стариках эмигрантах. Если у них не хватало денег оплатить возрастную карту, старшая инспекторша добивалась их «удаления». Посетив пресс-конференцию Ганса Маура, Колиндз дала себе слово разделаться и с русскими братьями. Но пока Остап Крымов владел значительным состоянием, оплатить карту себе и брату ему не составляло труда. Известие о крахе эстонского отделения Хуаньцентра ситуацию изменило. Магда поняла - теперь главное помешать Остапу Крымову вернуть свои деньги. И навострила лыжи к главе Финансовой Комиссии, Антонио Верозо. С пожилым итальянцем госпожа Колиндз поддерживала сугубо деловые отношения. Круг неформального общения деятелей его ранга для чиновницы был закрыт. Она раз в квартал являлась к нему с отчетами о продажах возрастных карт. Очередной отчет состоялся всего месяц назад. Но господин Верозо любезно согласился на внеплановую встречу. Кабинеты чиновников находились на разных этажах одного здания администрации Евросоюза, и Магде пришлось лишь войти в лифт и подняться на двадцать два этажа. Влиятельный итальянец принял коллегу в лоджии, а не в кабинете. Огромный балкон небоскреба вмещал площадку для личного летоплана чиновника, и сад с небольшим фонтаном. В этом саду Верозо устроил себе уютное гнездышко. Свежий воздух и поражающий воображение вид на крыши Брюсселя помогали главе ведомства расслабиться в паузах между боями за финансовое благополучие матушки-Европы. Стоит заметить, особого рвения к служебным обязанностям сеньор Верозо не выказывал, разумно полагая, что его деятельность принесет обществу меньше пользы, нежели ее отсутствие. Оттого и проводил значительную часть времени на балконе, созерцая городскую суету с высоты птичьего полета. Место приема Магду порадовало. К ней отнеслись не официально, а по-дружески. Господин Верозо усадил даму в кресле у фонтана, распорядился о кофе и уселся напротив.
- Я весь внимание, дорогая коллега, – произнес господин Верозо, с искренним участием глядя ей в глаза.
Магда надела на лицо улыбку уважительного почтения и придала проникновенность голосу:
- Дорогой господин Антонио, мне нужен ваш совет, а возможно, и содействие.
- Все, что в моих силах, коллега.
- В ваших силах вся финансовая мощь Евросоюза, – польстила она чиновнику.
- Не преувеличивайте значение моей персоны. Я лишь подручный наших китайских партнеров. Вы же понимаете, все рычаги финансового мира в их руках.
- Скромность красит любого мужчину, – Магда сняла с лица улыбку и придала голосу деловитость чиновницы: - Вы, конечно, в курсе проблем с эстонским филиалом?
- Это грустная история. Но я тут ни при чем. Решение приняли опять же в Пекине. А что конкретно вас волнует в связи с этой неприятностью?
- Я бы хотела узнать, может ли вкладчик, пользуясь личными связями в Эстонии, все же добиться открытия своего счета?
- Теоретически такая возможность есть. Но процедура не из легких.
- В чем ее трудность?
- Решения принимают в Пекине. Для этого необходимо прошение вкладчика, с резолюцией президента Эстонии. Такое прошение попадает ко мне. Я его подписываю и направляю китайским партнерам.
Магда засияла от удовольствия:
- Вот видите, в конечном счете, все равно все зависит от вас.
- Все зависит от Пекина. Там могут разрешить или отказать. А у вас есть конкретное лицо, о котором вы хлопочете?
- Пока у меня к вам одна просьба. Если из Эстонии придет такое прошение от господина Крымова, перед тем, как дать ему ход, поставьте меня в известность.
- Нет проблем, дорогая коллега. Это не тот ли Крымов, что держал брата полвека в холодильнике «Эдэмплац»?
- Да, это он.

- И вы так милы, что решили принять участие в судьбе этого ископаемого?
- Я вынуждена это делать. Дмитрию Крымову около ста лет. Это клиент моего ведомства.
- Я все понял, – просветлел итальянец. – Ему нечем платить за карту! И вы жаждете ему помочь ее получить!
- Совсем наоборот. У меня нет ни малейшего желания спасать этого русского. И без него в Евросоюзе древних бездельников хватает.
Лицо Верозо мгновенно помрачнело. Он внимательно посмотрел в глаза госпожи Колиндз и сухо сказал:
– Теперь я окончательно все понял. Если такое прошение ко мне поступит, я вас обязательно извещу, – и давая понять, что аудиенция закончена, поднялся с кресла. Провожая даму, господин Верозо чуть не вышиб поднос с кофейником из рук своего секретаря Джованни. Пить кофе ему пришлось в одиночестве, о чем радушный итальянец ни капли не жалел. Супруга чиновника Лючия, а главное, любимая дочь Чилита следили за реалити-шоу братьев Крымовых, забывая о еде и отдыхе. Обе стали горячими поклонницами Дмитрия Крымова и своими восторгами без конца делились с отцом и мужем. Волей-неволей и сам Антонио проникся драмой братьев и желал им всяческих благ. Магда Колиндз всего этого не знала и вместо сообщника в своей ненависти к русским братьям получила в лице господина Верозо влиятельного недруга. Удивительно, но факт - и за полвека, что Дмитрий Крымов пролежал в холодильной камере, хорошие люди на свете не перевелись. И встречались они в самых неожиданных местах, даже таких, как небоскреб администрации Европейского Союза.

******
Профессор Ленц сегодня собирал свою команду не в ординаторской подземелья, а в кабинете, на втором этаже офиса. Возможность выбраться в рабочее время из бывшей штольни на свет божий настраивала коллектив профессора на торжественный лад. Наверху легче дышалось и легче думалось. Сам Ленц имел привычку подниматься к себе минут за двадцать до сотрудников. Чтобы собраться с мыслями, ему требовалось одиночество. Окна кабинета выходили на парк и горный склон, поросший могучими лиственными деревьями. Далеко на уступе виднелся фермерский домик, давно ставший отелем для мечтательных туристов. Ленц помнил вдовца фермера, когда тот еще выращивал хмель, держал несколько коров и десяток овец. Отсюда, из окна, они казались горошинами, рассыпанными на зеленом ковре. Пасторали с видами пасущейся на склонах скотины задевали сентиментальные струны в немецкой душе Фердинанда Ленца. Но фермера не стало, скотина исчезла. Остался домик на уступе. Мир менялся с пугающей быстротой. И меняли его новые цифровые технологии. Так же, как некогда Интернет съел бумажные издания, телефонные кабели и привычную почту, теперь цифра двигала прогресс, пожирая все, что оставалось позади. Сначала три D, потом четыре, потом пять. Когда дошло до шести, появились ска-дромы. Новое приходило, старое умирало. Исчезали целые пласты профессий – переводчики иностранных языков, водители транспорта, пилоты и авиадиспетчеры – всех не перечесть. Профессор отдавал себе отчет, что и он начинает отставать в своем секторе. На рынок «бессмертия» приходили молодые игроки. И метод профессора Ленца - выдерживать неизлечимых больных в ледяных капсулах – устаревал быстрее, чем старел сам профессор. Новые идеи приносили новые методы. Безнадежных пациентов научились копировать и переводить в виртуальное пространство. Цифровую копию можно хранить вечно. Для этого не требуется ни штата сотрудников, ни специальных помещений. А главное, метод сканирования во много раз дешевле и быстрее - оживить такую копию можно за пару секунд.
Профессор Ленц все это полностью осознавал, но о своем будущем не печалился. Ему давно перевалило за семьдесят, а мировая известность позволяла Нобелевскому лауреату оставаться на плаву, пока хватит сил и желания. Старел профессор, старели и его помощники. Они вместе с Ленцем стояли у истоков его метода. Пятеро молодых мужчин за эти годы превратились в стариков. Один из них ушел из жизни. На его место профессор и взял Катрин Ривер. Но сегодня Ленц созывал совет не для лирических воспоминаний о прошлом. В хранилище «Эдэмплац» ждали своего часа еще сотни замороженных клиентов, и работа с каждым из них требовала индивидуального подхода. И когда команда собралась и приготовилась внимать боссу, профессор сказал:
- Итак, служба холодного царства, завтра у нас новый пациент. Возраст шестьдесят три года. Срок хранения - пять лет. Пол женский. Этнос англоид. Коллеги из отделения терапии свою работу закончили. И утром переведут ее в нашу палату. Четверо из вас помогут мне вывести мумию из анестезии. Одному придется и дальше отслеживать динамику Дмитрия Крымова. Пять дней и ночей до выписки он наш. Кто его поведет, решайте сами.
- Можно мне? - Вызвалась Катрин Ривер, и щеки ее запылали румянцем.
- Не возражаю, милочка. Хотя в палате мне будет вас не хватать.
- Профессор, вы же понимаете, пять лет - это штатный случай. Крымов - другое дело.
- Хорошо, на том и порешим. Но имей в виду, Дмитрий остался без брата и ему необходимо общение. С ним придется проводить ежедневные часовые прогулки и вечерние чаепития. Прогулки поощрять активные. Желательно по горкам. Грузить нижние конечности ландшафт парка позволяет. Нагрузку с каждым днем увеличивать.
- Я согласна, – тихо ответила Катрин, стараясь побороть смущение. Профессор ее смущения не заметил или сделал вид, что не заметил: - Очень хорошо. Мадемуазель Ривер свободна. Остальных попрошу остаться.
Катрин вышла из кабинета и остановилась перевести дух. Сердце ее билось так, словно она пробежала марафон. Она не доложила профессору, что Дмитрий уже несколько раз с ней связывался и просил о встрече. Но теперь это не имело значения. Катрин заставила себя успокоиться, спустилась и вышла в парк. Вдоль дорожки, посыпанной гравием, стояло несколько массивных деревянных скамеек. Катрин присела на ту, что находилась ближе к коттеджу. Достала из сумочки зеркало, припудрила носик, успокоилась и даже развеселилась. Мысль о предстоящем свидании с девяностовосьмилетним кавалером вызвала улыбку. Повеселившись над собой вдоволь, надела очки и связалась с Крымовым. Потому, как мгновенно он отозвался, Катрин поняла - очков Дмитрий не надевал, а сидел в них.
Услыхав, что Катрин его ждет, чуть не подпрыгнул от радости, и через три минуты очутился у ее скамейки. В новом костюме, накрахмаленной сорочке и при темно-красном галстуке Дмитрий выглядел голливудским красавцем. Катрин наблюдала за братьями з ординаторской, привыкла видеть его в халате. А сейчас едва узнала в этом блистательном джентльмене своего пациента.
- Как хорошо, что ты пришла! – Выпалил Дмитрий, восторженно разглядывая девушку. Без стерильного скафандра и она преобразилась до неузнаваемости. В легком облегающем трикотаже ее стройная фигурка казалась хрупкой, а головка в обрамлении каштановых локонов - прекрасной. Заметив, какое произвела впечатление на Дмитрия, красавица на всякий случай предупредила:
- Советую, господин Крымов, контролировать ваши эмоции. Вас продолжают транслировать в эфире, постарайтесь об этом помнить.
Дмитрий огляделся и никого не обнаружил:
- Не вижу ни камер, ни операторов.
Катрин снисходительно улыбнулась:
- Уважаемый пациент, за сорок пять лет техника немножко поменялась. Некий академик Фокс придумал разглядывать Землю через Глобальную систему. Его луч способен отследить ножки муравья. А уж такого представительного джентльмена, как вы, и подавно.
- Пусть своего муравья разглядывает. А подсматривать за мной подло.
- За эту подлость вам с братом хорошо заплатили.
- Да, Остап говорил. Но я все равно не понимаю, как они это делают?
- Очень просто – администратор канала подключился к Глобальной системе и запустил программу. Эта программа при помощи луча «Фокса» отслеживает каждый ваш шаг и сама выбирает, что выдавать в эфир, а что нет. Я внятно объяснила?
- Вполне. А если я сяду рядом, Фокс ревновать не будет?
- Не будет. Но я хочу гулять. – Катрин поднялась, взяла Дмитрия под руку и повела в глубину парка. Тропинка круто повернула наверх. Крымов освободился, сам взял Катрин за руку и потянул за собой. Она вспомнила его первые шаги и рассмеялась. Тогда в палате он тоже схватил ее за руку и потянул.
- Я делаю что-то не так? - Забеспокоился кавалер.
- Все так.
- Тогда чему вы смеетесь?
- Неважно. А вы молодец, ходите бойко. Вижу, совсем восстановились.
Дмитрий на полном серьезе открыл девушке причину столь успешной реабилитации:
- Рядом с вами любой мертвец быстро восстановится. Конечно, если мертвец мужчина.
Подъем закончился, тропинка стала шире. Катрин осторожно высвободила свою руку.
- Это, видимо, комплимент?
- А я сказал что-то обидное?
- Наверное, нет. Но возбуждать мертвецов мне бы не хотелось.
- У вас такая работа. Кем, по-вашему, я был сорок пять лет, до встречи с вами?
- Вы находились в холодной анестезии.
- А чем эта анестезия отличается от смерти?
- Давайте сменим тему. Не возражаете?
- Я похож на идиота?! – Простодушно удивился Крымов.
- Почему, на идиота?
- Только идиот может возражать красивой женщине.
- Спасибо. - На этот раз Катрин комплимент пришелся по душе, но она решила от греха перевести внимание со своей персоны на персону кавалера: - Как вы проводили время, оставшись без брата?
- Разговаривал с нашей куклой. Она механическая дура, но хоть что-то отвечает.
Дорожка вывела их на поляну. Безрогая белая корова с коричневыми пятнами по бокам сосредоточенно щипала сочную траву. При их появлении скотина подняла голову, замычала и потянулась к девушке. Катрин шагнула животине навстречу, достала из сумочки кусок сахара и скормила ей с ладони. Корова взяла сахар мягкими губами и в знак благодарности лизнула шершавым языком кормилице щеку. Катрин пискнула и стала искать платок. Дмитрий отогнал корову, сорвал с себя галстук и протянул Катрин:

- На платок у брата денег не хватило. Но галстук чистый. Я его только одел.
Катрин рассмеялась, вытерла галстуком щеку и спросила:
- Что теперь будем с ним делать?
- Верните галстук на место. Носить его теперь мне будет куда приятнее.
Она покраснела и повязала галстук Дмитрию на шею. Ему мучительно захотелось прижать девушку к себе. Катрин прошептала:
- Не забывайте, на нас смотрят.
- Эта корова?
- Нет, луч «Фокса» и корова тоже. – Катрин сама взяла Дмитрия за руку и потянула за собой. Корова печально промычала им что-то вслед. Дмитрий вспомнил разговор с братом. По его словам, теперь коровы редкость и содержат их в парках на манер декоративных животных. Пятнистая безрогая животина явно принадлежала к их числу. Ее декоративность выдавало маленькое пустое вымя. Если корову не раздаивать, молоко у нее перегорает и кончается. Катрин о корове всё знала и о ней вообще не думала. Она думала о Дмитрии. Рядом с ней шел молодой красивый мужчина и глубокий старик в «одном флаконе». Это было странно и требовало осмысления. Для Дмитрия все было проще. В голове крутилась только одна мысль – ему хотелось обнять и поцеловать Катрин:
- И сколько этот Фокс намерен за мной подглядывать?
- По условиям контракта, подписанного вашим братом, на право трансляции сегодня последний день. Завтра вас уже никто не покажет. И можете не важничать, вы уже и сегодня не сенсация. Вас смотрят все меньше пользователей.
- А что сенсация сегодня?
- Сообщение с Марса. Там обнаружили странную находку – старую резиновую калошу сорок девятого размера. Вы знаете, что это такое?
- Помню, когда во времена папиного детства шел дождь, его мама, в смысле моя бабушка, напяливала на него калоши.
- И что это может означать на Марсе?
- То же самое. Калоши носят, чтобы не промочить ноги.
- Но на Марсе нет воды.
- Сейчас нет, а раньше была.
Любознательность ученого не позволяла девушке смириться с явно дилетантским объяснением столь загадочного явления, как калоша на Марсе. И продолжала пытать Дмитрия:
- Там и марсиан нет.
- Была вода, были и марсиане.
Катрин и эта версия не удовлетворила
- А почему калоша одна и такая огромная?
- А кто знает, сколько ног было у марсиан. Может быть одна, но большая.
- Вас не переспоришь. Вообщем, эта калоша перебила интерес к вашей персоне.
- Сейчас заплачу.
- Вас не волнует слава?
О славе Дмитрий никогда не задумывался. Но Катрин его спросила, и ему пришлось что-то отвечать.
- В данный момент меня волнуете вы.
Катрин сделала удивленные глаза:
- В каком смысле? - Подобное удивление выказывает большинство красивых женщин, когда кто-то напоминает о заложенном в них природой инстинкте размножения. Как будто, подводя тушью глазки или обтягивая тканью свои прелести, они преследуют иную цель, чем вызвать мужское волнение. Но удивление красавицы входит в условия женской игры, и Катрин, задав риторический вопрос «в каком смысле» не стала исключением.
- В прямом, – бесхитростно ответил Дмитрий. - Я сорок пять лет не видел близко ни одной женщины. А вы еще такая красивая.
Катрин продолжала играть по правилам женского жанра:
- В вашем возрасте мужчину должны волновать совсем другие вещи.
- Например?
- Например, вам пора думать о вечности. Кстати, сколько сейчас времени?
Тропинка резко пошла под уклон. Катрин остановилась, подняла руку Дмитрия и посмотрела на его часы. Дмитрий насторожился:
- Вы торопитесь?
- Нет, но по расписанию я должна с вами гулять ровно час. Половину времени мы уже истратили.
Дмитрий сразу погрустнел и затих. Катрин заметила перемену в его настроении:
- Вас что-то огорчило?
- Я по наивности предположил, что вы пришли на встречу не по расписанию. Но я ошибся – оказывается, вы исполняете служебный долг.
- Во-первых, я на этот долг сама напросилась. А во-вторых, мужчине капризничать не положено.
Дмитрий тут же повеселел:
- Капризничать не буду.
- Вот и хорошо. Вниз не пойдем, здесь кончается наша территория и начинается тропа контрабандистов.
- Они еще не перевелись?
- Не знаю. Эта дорожка когда-то, очень давно пересекала границу с Германией. Возможно, название сохранилось с тех времен. Но тому, кто захочет обойти полицейского робота в Горицах, она и сейчас пригодится.
- Хочу пройтись по этой тропе. Ну хоть немного. - Кавалера тропа не слишком интересовала. Но Дмитрию не хотелось расставаться с девушкой, поэтому он предпочитал идти вперед, а не возвращаться. Она поняла его хитрость, вздохнула и согласилась.
Некоторое время они шагали молча. Молчание становилось неловким, и Катрин попросила:
- Расскажите мне о вашей прежней жизни. Мне кажется, тогда все было лучше, естественнее, добрее. Меньше рациональной жестокости. Но я это видела только в кино. Может, и ошибаюсь.
Дмитрий улыбнулся:
- Чтобы сравнивать прошлое с настоящим, надо знать настоящее. Из рассказов брата я уяснил для себя некоторые вещи. Например, в мое прежнее время дикарей отучали от привычки есть друг друга. А теперь они это делают вполне законно. Лучше это, или хуже, вопрос философский. Мне лично говядина в качестве мясного блюда ближе, но коровы теперь пасутся для красоты.
- Для вас так важна тема еды?
- Она мне понятна, потому что я по профессии ресторатор. До своей спячки я кормил людей, и говорят, кормил неплохо.
Перед ними словно из-под земли возникли два блюстителя порядка. Один полицейский выглядел лет на семьдесят, второй много моложе. Молодой потребовал документы. Катрин достала из сумочки пластиковый жетон и протянула офицеру. Тот просветил его и с улыбкой вернул девушке. Пожилой офицер обратился к Дмитрию:
- Господин Крымов, вы теперь человек известный, но за пределы парка компании «Эдэмплац» без документов вам выходить не следует.
- У меня есть индивидуальная карта жителя Евросоюза, она осталась в номере.
- Это мы понимаем, но вам необходим и другой документ – возрастная карта. Вы молодо выглядите, но все мы знаем ваш настоящий возраст. После девяноста проживать без возрастной карты запрещено. Советую решать этот вопрос незамедлительно.
И оба стража порядка растворились в лесу.
- Популярность уже приносит неприятности – усмехнулся Дмитрий.
Катрин оставалась серьезной:
- Дима, тут не до шуток. У вас с братом возникли финансовые проблемы, а возрастная карта удовольствие дорогое.
- А что будет, если останусь без карты?
- Это будет ужасно.
- Не понял юмора?
- Тут не до юмора. Без карты вас «удалят».
- Что значит - удалят?
- Это значит, вас сканируют и уничтожат не только ваш оригинал, но и копию.
- Меня убьют?
- Я же сказала, «удалят». Помните компьютеры вашей молодости?
- Естественно, помню.
- В их программах уже тогда была функция «удалить». Вы щелкали мышкой - и текст или картинка удалялись из памяти процессора.
- Да, конечно, помню.
- Так вот теперь то же самое можно проделать с человеком.
- Что-то вроде расстрела?
Катрин возмутилась:
- Расстрел - это варварство. А «удаление» считается гуманным способом ухода из жизни. Вы ничего не почувствуете. Просто вас уже нет. А деться вам некуда – луч Фокса за всеми следит постоянно.
- Черт с ним, с Фоксом. Можно, я тебя поцелую?
Катрин растерялась, и пока соображала, как ей реагировать, Дмитрий уже все сделал. Он крепко обнял девушку, нашел ее губы и ощутил, что на его поцелуй она отвечает. Тем временем трансляция шоу «братья Крымовы» продолжалась, и сейчас зрители могли бы наблюдать самый романтический эпизод. Но к их неудовольствию, интимное действо разворачивалось под вековым дубом, и луч «Фокса» с трудом пробивался сквозь его листву. По этой причине донести изображение парочки в деталях Европейскому каналу не удалось.

*********
Лето две тысячи пятьдесят девятого года в Эстонии выдалось на редкость жарким. Уже утром воздух прогревался до двадцати шести градусов, и при этом полный штиль. За ночь камни Старого города не успевали остывать, а солнце уже пекло немилосердно. Остап Георгиевич шагал по булыжным мостовым эстонской столицы, стараясь оставаться в тени. Рубашка из тончайшего хлопка казалась меховой шубой, а легкие сандалии - пудовыми башмаками трубочиста. В такую погоду хорошо тянуть ледяное пиво на приморском пляже или прятаться от жары в химической прохладе домашних кондиционеров. Эти устройства за полвека уменьшились до размера спичечного коробка, подчинялись мысленным приказам владельца, по желанию опуская или поднимая подачу холода и добавляя к нему хвойные или земляничные ароматы. В остальном их действие оставалось прежним. Но Крымов не мог себе позволить лениться на пляже или отсиживаться дома. Когда твой счет в банке пуст, а расходы по жизни растут, как грибы после дождя, праздность - непозволительная роскошь. Вот он и шагал по раскаленному городу, обдумывая, как выйти на своего банкира, чтобы провести с ним заветный разговор «с глазу на глаз». Вчера, в первый день по возвращению в Таллинн, он так и не смог с Арво Мерисалу связаться. Но в этой маленькой стране русский старик прожил много лет и знал достаточно уважаемых и авторитетных ее обитателей. Да и сам принадлежал к их числу. Бег времени меняет атрибутику цивилизации, но сущность человеческая неизменна. Личные отношения, симпатии и антипатии, родственные связи продолжают руководить поступками людей, иногда вопреки логике и здравому смыслу. Остап Георгиевич прикинул, сколько клиентов эстонского филиала Хуаньцентра оказались в его положении. Цифра получилась не очень значительная – миллионным состоянием владели не больше сотни вкладчиков. Но если даже треть из них приходится на отдел Арво, банкиру было от кого прятаться. И подвигнуть его на личный контакт с докучливым клиентом способен только посредник – близкий ему человек, которому Арво отказать не захочет.

Размышляя, кто бы мог оказать содействие в столь деликатном вопросе, Крымов вспомнил – Арво Мерисалу в качестве банкира ему порекомендовала его сестра Линда. С этой женщиной Крымов познакомился давно. Пожилая незамужняя дама возглавляла благотворительную организацию «Общество любителей салаки», весьма в Эстонии популярную. Линда ежегодно обращалась к Крымову за помощью в организации «салаковых вечеров». Эти вечера проводились обществом накануне Иванова дня, в разгар путины. Обычно в это время косяки салаки посещали Финский залив особенно охотно. Помощь Крымова заключалась в приобретении нескольких пудов свежевыловленной салаки непосредственно у хозяев рыбацких баркасов. В прошлом заядлый рыбак, Остап Георгиевич сохранял с ними добрые отношения на протяжении многих лет. За что рыбу получал первой свежести и отборного качества. Обычно «салаковые вечера» состояли из чаепития, концерта старческого хора и заканчивались бесплатной раздачей салаки – два кило в одни руки. Акция помогала обнищавшим старикам сэкономить несколько хуаней на молоко и хлебушек. Но салака рыба дешевая, и если общество, названное в ее честь, ограничилось только раздачей рыбешки, ему бы не заслужить столь высокого общественного статуса. Фишка заключалось в другом - члены общества вскладчину оплачивали нескольким десяткам эстонских долгожителей их возрастные карты. Для счастливчиков, попавших в список, это был воистину королевский подарок. Остап Георгиевич в членах общества не состоял, но деньги жертвовал постоянно. Чем заслужил небескорыстную симпатию председателя «Общества любителей салаки» Линды Мерисалу. Связаться с ней по сети Крымов возможности не имел. Мадам упрямо игнорировала плоды прогресса. В молодости отказалась от мобильного телефона, а сетевые очки воспринимала как посегательство на свою личность. Что не мешало ей пользоваться чужими средствами связи, когда в этом случалась необходимость. Одинокая дама проводила в стенах организации все свое время - входила в кабинет в десять утра, а уходила из него в десять вечера. Поэтому Остап Георгиевич надеялся застать ее там и сегодня. «Общество любителей салаки» занимало первый этаж старинного особняка в центре Старого города на улице Пикк.
Когда Крымов пересекал Ратушную площадь, часы на Ратуше пробили десять. Крымову пришлось обходить многочисленные группки туристов. Иноземцы кучковались возле своих гидов, с унылым вниманием выслушивали их заученные вирши и тянули головы, куда те им указывали. Молодежи в Евросоюзе становилось все меньше, и туры в основном заказывали одинокие старцы. Путешествуя, они получали общество сверстников, и возможность всласть наговориться. Престарелые европейцы не желали считать себя уходящим поколением и, стараясь выглядеть моложе, использовали молодежный гардероб. Но шорты и спортивная обувь не скрывали, а подчеркивали их внушительный возраст. К неудовольствию Крымова, старцы начали его узнавать. Трехдневное реалити-шоу, где братья Крымовы невольно играли сами себя, сделало их не меньшей достопримечательностью Европы, чем знаменитая башня в Пизе или Венецианский карнавал. Другое дело, что башня и карнавал со временем своего значения не теряли. А популярность братьев носила характер временной сенсации. Но пока их не забыли, любое появление на людях каждого из них вызывало ажиотаж. Узнали Остапа Георгиевича и туристы на Ратушной площади. Забыв о гидах, они махали ему руками и тянулись следом. Крымов припустил легкой трусцой, что позволило ему оторваться от назойливого внимания.
Избавившись от престарелых поклонников, Крымов свернул на улицу Пикк и вздохнул с облечением. Бегать по жаре в девяносто пять лет - удовольствие сомнительное. Старик спрятался в тень и, давая передышку сердцу, несколько минут приходил в себя. За пределами древней площади город спал. И лишь у Российского посольства наблюдалась некоторая активность. Три господина в темных костюмах, застегнутых на все пуговицы, и при галстуках-удавках, прея от жары, суетились вокруг двух чиновников в лаптях и поддевках. Те, с чувством собственного достоинства, деловито грузили себя в кабину летоплана. Машина предназначалась для медленных полетов, и Крымов сделал вывод, что чиновники прибыли из Москвы и сотрудники посольства устраивают им воздушную экскурсию. Крымов сделал подобное заключение на основании информации о нравах современной России. Только сотрудникам дипломатических миссий предписывалось пребывать на службе за рубежами отечества в цивильном европейском платье. Внутри страны приветствовалось все исконно народное. Ходить в лаптях и поддевках законом не обязывали, но высшие чиновники и государственные мужи негласно ввели сермяжную моду в ранг государственной формы. Отклонения так же негласно считались крамолой и вредной склонностью к космополитизму.
Остап Георгиевич отдышался и продолжил путь.
Если у российского посольства хоть что-то происходило, то дальше улица Пикк сохраняла музейную пустынность. Ни пешеходов, ни техники. Крымов прошагал еще метров тридцать и поднялся по каменным ступеням к парадному «Общества любителей салаки». Здесь, как и полвека назад, средством общения посетителей с домовладельцами служил селектор и кнопка под ним. Остап Георгиевич нажал на кнопку и держал на ней палец, пока не услышал хрипловатый голос Линды - «входите».
В председательском кабинете естественная прохлада сохранялась камнем толщенных стен. Но без искусственной вентиляции помещение имело свою специфику - пахло мышами, застарелым табаком и крепким кофе. Линда Мерисалу не смогла расстаться с вредной привычкой и в отсутствии посетителей злостно нарушала антитабачный закон. Запахи и убранство кабинета удивительно гармонировали с образом самой хозяйки. А внешность дамы отличалась яркой самобытностью. Поэтому любой, кто знал Арво Мерисалу, увидав Линду, тут же признал бы в ней сестру банкира. Та же конструкция долговязой фигуры, та же лошадиная голова и белесый цвет реденьких волос.
Визиту Крымова в этот «ранний» час Линда не удивилась. Оскалив в улыбке крупные прокуренные зубы, усадила его в кресло и предложила кофе. Чтобы доставить ей удовольствие, гость не отказался. И не пожалел - кофе эта странная пожилая дама варила отменно. Выслушав последние новости о кознях бессердечных физических и юридических лиц, творивших препоны благородному делу благотворительности, Крымов изложил личную просьбу. Линда тут же потребовала у него очки и напялила их на свой нос - что превратило ее лошадиное лицо в маску из фильма ужасов - и моментально отыскала брата. Приказным тоном посоветовала ему немедленно принять Крымова, и в течение минуты вопрос был решен. Закончив виртуальное общение с родственником, Линда объяснила Крымову причину исчезновения брата. Предположения старика подтвердились - Арво, избегая бесконечных объяснений с разгневанными миллионерами, взял внеочередной отпуск и скрывается на семейном хуторе жены. Для связи с ним ограниченного круга близких имеется пароль в виде кодового слова «курат». В эстонском языке курат - это черт. И пожалуй, единственное ругательство, употребляемое в мужской беседе представителями всех сословий этого целомудренного народа.
Получив от сестры адрес затворника, Остап Георгиевич допил кофе и, поблагодарив даму и за угощение, и за участие в его беде, поспешил на улицу. Жара набирала силу, и Крымов порадовался, что предстоящее свидание с банкиром состоится за чертой города. Возле российской миссии уже ничего не происходило. Видимо, сотрудники посольства вернулись в свои кабинеты, а их чиновные гости воспарили в небо. И только флаг великого соседа продолжал безжизненно свисать со своего древка.
Чтобы не соприкасаться с толпами туристов, Остап Георгиевич обошел Ратушную площадь, и через пятнадцать минут добрался до парковки, где оставил свой электрокар. Усевшись в кабину и вкусив прохладу заданного автоматом климата, ввел в систему указанный Линдой адрес и прилег в мягком кресле. Умная машина участия в управлении не требовала, и утомленный жарой старик мгновенно уснул.

Разбудили собаки. Электрокар припарковался на лужайке, возле внушительного деревянного дома типичного образца эстонской хуторской архитектуры середины прошлого века. Строение прекрасно вписывалось в мыс, на котором его когда-то строили, и окнами фасада выходило на море. Все это Крымов успел разглядеть под хрипловатый собачий лай. Два пса невнятной породы лениво брехали на его лимузин. Зверюг окликнул приятный женский голос, и псы тут же исчезли. Вместо них на лужайке появилась очаровательная молодая фея. Ее стройное загорелое тело едва прикрывал яркий купальник из двух полосок ткани. Крымов выбрался из кабины и пожал женщине руку. Фея представилась супругой банкира и повела гостя за собой. Они шли по стриженому газону мимо дома, увитого плющом и цветущими розами. Обогнули ухоженный цветник в японском стиле. И мимо небольшой коптильни, откуда парил дымок и исходил аппетитный аромат копченой рыбы, спустились к песчаному берегу. Остап Георгиевич не без любопытства примечал ландшафтный дизайн усадьбы банкира. И то, что видел, ему нравилось. Красавица хозяйка не только обладала неотразимой внешностью, но и безупречным вкусом. Целью их маршрута оказалась живописная беседка. Могучая сосна берегла ее от жары своей тенью, а каркас из мощного бруса не мешал слабому движению воздуха. Крымова усадили на добротную дубовую скамью. На круглом столе из того же массивного дуба стоял жбан пива и два простых граненых стакана. Такой посуды современная промышленность давно не выпускала, и от нее веяло стародавним уютом. Как потом выяснил Крымов, красавица вела свой род от старой татртуской профессуры - усадьбу строил дед прелестницы - и она оберегала ее старинный дух. Чаровницу звали Лейлой. И она была прелестна во всех отношениях. Особенно это стало заметно, когда рядом возник ее супруг. Долговязый банкир в линялых плавках с несуразными конечностями, лошадиным черепом и оскалом крупных неровных зубов, рядом со своей женушкой выглядел настоящим монстром. Но красавица супруга смотрела на него столь нежным, влюбленным взглядом ярко-синих глаз, что тема брака по расчету отпадала сама собой. Их союз скорее иллюстрировал мудрость поговорки «любовь зла», или «на вкус и цвет».
Арво извинился за недоступность сетевой связи, отпустил жену и уселся напротив гостя. На предложение снять рубашку, старик отреагировал мгновенно. Оголившись до пояса, облегченно вздохнул. И при полном отсутствии ветра, близость моря несла телу иллюзию водной прохлады. Крепкому алкоголю, в такую жару, хозяин предпочел пиво. И Остап Георгиевич его охотно в этом поддержал. Пиво варил сам Арво. Крымов не слишком жаловал пивную эстонскую самодеятельность, но в данном случае вынужден был признать, что напиток вполне сносный, а главное - холодный. Пока банкир наполнял стаканы, Лейла, сопровождаемая двумя, уже знакомыми Крымову, псами, принесла поднос с копченой камбалой. По запаху и жару гость догадался - угощенье из той коптильни, что он отметил по дороге к беседке. Оставив мужчинам закуску, красавица эстонка вместе со своей четвероногой свитой грациозно удалилась. Псы виляли хвостами, выказывая хозяйке умильную преданность, и чужака уже не замечали в упор. Пропустив по стаканчику, полуголые джентльмены закусили копченой камбалой и приступили к делу. Вернее, к делу приступил сам хозяин. Банкир состроил на своей лошадиной физиономии подобие виноватой улыбки и спросил:
- Хотите денег?
- Да, хочу. И хочу понять, как такое возможно - среди бела дня, в зоне Евросоюза, ни с того ни с сего ограбить человека?
- Остап, я вас не грабил. Это приказ Брюсселя. Правительству пришлось подчиниться. Это не первый случай в истории европейских финансов. Все началось с Кипра, еще полвека наза. Вы же должны помнить…
- Прекрасно помню. Но тогда Евросоюз грабил Россию. А в Эстонии русских капиталов почти нет.
- Зато есть долги перед китайским банком европейского развития. Вы же понимаете нашу зависимость.
- Зависимость независимой Эстонии мне понятна. Непонятно, что мне теперь делать? Я в ужасном положении. Судьба Дмитрия под вопросом.
Улыбка Арво стала еще более виноватой, и еще более лошадиной:
- Я все понимаю. Мы здесь в Эстонии тоже смотрели трансляцию и болели за вашего брата вместе с вами. Предпримем попытку разморозить часть вашего вклада. Но для этого потребуется виза самого президента. Сколько бы вас устроило?
- Мне нужен хотя бы миллион.
- Нет, о такой сумме президент хлопотать не сможет. Максимум двести тысяч хуаней.
- Двести очень мало.
- До конца финансового года на большее рассчитывать бесполезно. После принятия нового бюджета попытку можно повторить.
- Спасибо и на этом. Когда я могу рассчитывать на двести тысяч?
- Это зависит от президента. Советую добиться личной встречи. Переговорите с ним с глазу на глаз. Пока вы мировая знаменитость, вам отказать трудно.
Крымов задумался. Президента Эстонии среди его знакомцев не значилось. В бытность активного участия в бизнесе, на президентские приемы его несколько раз приглашали, и глава государства пожимал ему руку. Но рук на приеме хватало, и рассчитывать, что его запомнили, Крымову не приходилось.
- Боюсь, что аудиенции с президентом придется ждать слишком долго, а времени у меня нет.
- Вы не бойтесь, ждать вам не придется,. Для начала давайте составим прошение.
Крымов не возражал. Мужчины надели сетевые очки и совместно составили текст. Арво настоял, чтобы в качестве основного аргумента Крымов указал расходы на брата. Покончив с прошением, Арво сам связался с приемной и передал текст секретарю. Не успел банкир наполнить опустошенные стаканы пивом, как Крымову последовал вызов. Он снова надел очки. Секретарь президента сообщил, что Остапу Георгиевичу назначено после обеда.
- Вот видите, как все просто, когда вы европейская знаменитость, – оскалился Арво и похлопал Крымова по голому плечу.
Лейла унесла пустые тарелки и, улыбнувшись Крымову, предупредила мужа:
- Милый, ты не забыл? Сегодня профилактика у Яшки и Сашки? Я слетаю с ними в техноцентр?
- Конечно, слетай. Только не задерживайся. После обеда твоя мать привезет детей. А мне бы не хотелось без тебя оставаться с тещей надолго.
- Мама тебя не съест, – улыбнулась прелестница. Она уже успела облачиться в легкое платье, на фасон греческой туники. И была готова к путешествию.
- Яшка и Сашка ваши дети? – подивился Крымов на странные имена детей в семье эстонских родителей.
- Яшка и Сашка - наши садовые роботы, – усмехнулся банкир.
Вековая обида на Россию все не отпускала душу маленького народа, и Остап Георгиевич с грустью подумал, что ему не удастся дожить до дня, когда эти обиды канут в лету. Пока он размышлял о превратностях в отношении двух соседствующих этносов, над беседкой взмыл летоплан. Прекрасная супруга банкира улетела в технический центр, где двум механическим болванам с русскими именами проведут плановое техобслуживание.

*******
Радек больше любил отдыхать, чем работать. Еще он любил выкурить сигару и выпить кружку-другую родного чешского пива. Немецких, датских и голландских сортов Радек не употреблял. Что не являлось следствием патриотических убеждений в прямом смысле. Просто он всю жизнь оставался уверен в превосходстве отечественного пива. Вообще натура этого не слишком далекого, но очень благожелательного человека на девяносто процентов состояла из привычек. Из пивных заведений он посещал только бар «Кристина». Ходил туда исключительно по правой стороне улицы Петкова. Почему он поступает так, а не иначе, Радек объяснить бы не смог. Или ответил бы одним словом «привычка». Склонность к пиву и малая подвижность не давали мужчине сбросить вес. В свободное время он сидел в «Кристине». В служебное - в электрокаре. Или на скамейке, дожидаясь вызова. Его напарнику Сташеку Гамулке жить было проще. Тот всегда спал. И просыпался только по необходимости. А Радек любил созерцать мир и думать разные мысли. Вот и сейчас, шагая по улице Петкова в любимый бар, размышлял о странностях в изменении климата. Если в прошлом году лето в Карловых Варах выдалось дождливое, то в этом дожди шли редко и быстро кончались. Тут было о чем подумать. И Радек, погруженный в свои мысли, едва не сбил с ног своего престарелого дядю. От столкновения тот лишился очков с толстыми линзами. Без них пожилой офицер видел не дальше собственного носа. Но все обошлось, очки вернулись на место. Радек признал дядю, и они по-родственному обнялись. Старый коп, по случаю отгула, вышел в город без формы. Конкретной цели у него не было, и он с удовольствием составил племяннику компанию. Выбрав столик на веранде, родственники заказали по кружке пива и обсудили новости.
Главной новостью дня все еще оставалась удивительная марсианская находка. По поводу огромной резиновой калоши, обнаруженной на Марсе, у престарелого дяди имелась своя оригинальная версия. Он полагал, что калошу туда забросили русские, чтобы позлить ученых Евросоюза. Имел старый полицейский и объяснение ее размеру. Лет сорок назад в парламенте России заседал огромный боксер Валуев. Его калошу вполне могли сохранить и использовать для мистификации. Русские только и думали, как напакостить Западу. Вот и надумали. Прямо перед седьмой экспедицией Европейского Космического Агентства на Марс, забросили туда калошу пятьдесят девятого размера. Обсудив марсианские новости и их российский след, вспомнили братьев Крымовых. При этом дядя Радека понизил голос до шепота, огляделся вокруг, протер очки-линзы и открыл племяннику служебную тайну. Взяв с него слово никому об этом не рассказывать, наклонился к уху Радека и прошептал:
- На твоего Крымова пришло предписание. Ему нельзя без возрастной карты покидать пределы территории «Эдэмплац».
- У него есть карта, – возразил Радек. – Я сам видел, как он ее показывал роботу из футляра.
- Ты о старике, а я о молодом Крымове. Которого разморозили. Вот какая штука. Ему же по документам скоро сто лет.

Радек обещал дяде хранить его служебную тайну, и мужчины перешли к обсуждению курса хуаня. Потом оба пожалели несчастных америкосов, которым приходится отрабатывать китайцам долги. В конце, как положено настоящим мужчинам, посудачили о женщинах. Сравнили преимущества проституток-роботов с натуральными представительницами древнейшей профессии. Радека после двух кружек пива потянуло на табак. Он простился с дядей и поспешил во двор соседнего дома, где за помойными контейнерами давно облюбовал себе курилку. Старик полицейский понял причину торопливого исчезновения племянника, но мешать родственнику нарушать закон Евросоюза не стал. Он допил свою единственную кружку, расплатился и, кряхтя, покинул бар. Ему и так сегодня повезло. Желающих вести беседы с престарелым копом найдется не так много. А тут встретил родного человечка.

*******
Жителям Брюсселя этим летом с погодой повезло. Той жары, что стояла в Эстонии, столица Евросоюза избежала. Антонио Верозо попросил отключить контроль климата. На тридцать втором этаже небоскреба прекрасно дышалось и без участия кондиционера. Секретарь Верозо, маленький полный итальянец Джованни Скориони, сообщил боссу, что с ним желает говорить президент Эстонии. Антонио надел очки и словно шагнул в кабинет президента. Связь давала полную иллюзию присутствия, и только не передавала жару балтийского лета. Но в державном кабинете поддерживалась прохлада. Рядом с президентом Верозо заметил Остапа Георгиевича Крымова.
Президент поблагодарил Антонио за мгновенный отклик и пересказал печальную историю Остапа Георгиевича. Верозо с ней уже успел ознакомиться, но из вежливости выслушал президента до конца. С эстонцами он уже имел возможность общаться и учитывал их национальные особенности. Любой эстонский чиновник даже пустяковую проблему излагает долго, нудно и обстоятельно. И хоть смышленый итальянец после двух первых слов уже понимал, куда клонит собеседник и чем он мысль закончит, все равно заставлял себя терпеливо выслушать эстонца до конца. Вняв обстоятельной просьбе президента, господин Верозо обещал сделать все от него зависящее. Соблюдая протокольный этикет, поинтересовался здоровьем самого президента и его супруги. И снова получил подробный ответ о самочувствии обоих. Наконец президент попрощался, и Верозо снял очки. Беседа с главой Эстонской республики привела к потовыделению итальянского организма. Верозо утер лоб платком и облегченно вздохнул. Вызвав секретаря, который уже получил прошение Крымова из Таллинна с визой эстонского президента, Антонио спросил:
- Джованни, сколько Крымов просит?
- Двести тысяч хуаней.
- Переправь на полмиллиона, отправь в Пекин и свяжи меня с товарищем Ань Унь Янем.
Антонио давно изучил бюрократический правопорядок Поднебесной. Прошение сначала должно попасть в Пекин, а оттуда оно автоматически попадает в европейский Хуаньцентр. Но без этой формальности ничего не произойдет. Документ, даже завизированный президентом одной из стран Евросоюза и пришедший к товарищу Ань Унь Яню напрямую, тот рассматривать не будет.
Джовани доложил боссу - Товарищ Ань Унь Янь сослался на занятость и перенес разговор на час позже. Верозо уже привык к манере китайских руководителей держать фасон и указывать европейским чиновникам, кто в доме хозяин, и не обращал на это внимания. Сегодня он никуда не спешил, а как говорится – солдат спит, служба идет. Чем себя занять, у влиятельного чиновника проблем не возникало. Он связался с женой и подробно обсудил с ней меню воскресного обеда. Тема оказалась столь захватывающа, что на ее обсуждение могло уйти куда больше часа. Но Верозо заставил себя уложиться в сорок пять минут. Четверть часа оставил, чтобы собраться с мыслями. Разговор с китайцем о деньгах Крымова требовал четкости формулировок и ясности в их изложении. Просьбу госпожи Колиндз - поставить ее в известность о прошении Остапа Георгиевича - Антонио не забыл. Но исполнять ее не собирался. Настрой чиновницы Гуманитарной комиссии вредить русским братьям казался ему подлым и несимпатичным. Просьбу свою инспекторша официально не оформила, а реагировать на кулуарные визиты коллег глава Финансового ведомства не обязан. Ровно в назначенное время Джованни доложил, что товарищ Ань Унь Янь готов к переговорам. Верозо надел очки, но ничего не увидел, зато услышал голос китайца:
- Господин Верозо, прошу вашего прощения за неполадки. Видеть мы друг друга не будем, но говорить можем. Я рад вас слышать.
- Я тоже рад вас слышать, товарищ Ань Унь Янь. Как здоровье первого секретаря? Когда он посетит Евросоюз с визитом?
- Наш руководитель в добром здравии. Спасибо. По поводу визита будет особое сообщение. Какое у вас к нам дело?
- Вы получили прошение эстонского президента?
- Да, только что. Мы видели трансляцию о чудесном выздоровлении русского пациента. Это очень хорошо. У нас больных уже не морозят. Но такой срок хранения и для наших ученых сенсация.
- Приятно слышать, что вы в теме. Было бы весьма гуманно с вашей стороны разморозить часть счета господина Крымова. Ему сейчас очень нужны деньги.
- Хуаньцентр готов пойти навстречу вкладчику. Но указанная в прошении сумма превышает наши возможности. Вы же знаете, какую финансовую нагрузку несет Китай. Американцы не отработали и четверти своего долга. Ваши иммигранты, что живут в Монголии, тоже требуют больших расходов. Поэтому давайте ограничим нашу помощь Крымову вдвое. Двести пятьдесят тысяч и так слишком много. Лимит для таких случаев не превышает двухсот тысяч. Давайте будем реалистами.
- Спасибо, товарищ Ань Унь Янь. Двести пятьдесят тысяч хуаней хорошие деньги. Но счет Крымова ограничен суточным лемитом в тысячу хуаней. А его расходы на брата в эти рамки не у4кладываются.
Некоторое время Верозо не слышал ничего, кроме сопения китайца. Наконец, товарищ Ань Унь Янь произнес:
- Хорошо, суточный лимит с Крыморва будет снят. Всего вам доброго.
- Я всегда ценил ваше чувство справедливости, – отметил Верозо и услыхал короткие гудки.
Он помнил эти гудки с детства. Они возникали в трубке доисторического телефона, когда на другом конце провода заканчивали разговор. Антонио снял очки и еще раз вытер платком лоб. Беседы с китайским банкиром всегда требовали от итальянца большого напряжения. И последний раз разговор дался нелегко. Удручающе действовало на собеседника и отсутствие картинки. Не ввели в заблуждение Верозо и извинения китайца за неполадки в связи. Высокие чиновники КНР предпочитали скрывать лица и обстановку своих кабинетов. Даже луч «Фокса» на их территорию не проникал. Уникальная китайская защита отражала все киберпопытки заглянуть в их вотчины. Но при всех издержках, от общения с председателем Хуаньцентра Антонио Верозо получил удовлетворение. Вечером дома он сможет сообщить Лючии, а главное, любимой дочери Чилите приятную новость – один из героев их любимого реальти-шоу, Остап Крымов вернется из Таллинна не с пустыми руками. Эстонский филиал Хуаньцентра частично разморозил его счет. И на первое время денег братьям хватит.

******
Катрин Ривер впервые работала самостоятельно. Остальные члены команды Ленца занимались «оживлением» пожилой дамы. И хоть та пролежала в хранилище всего пять лет, у профессора с ней не заладилось. Вывести пациентку из литургии профессору удалось, но ее мозг полноценно работать отказывался. Ленц заподозрил подвох в данных первичного обследования. Он предположил, что помимо основной неизлечимой болезни легких дама и до «холода» страдала хроническим кретинизмом. Но в ее историю болезни сведения об этом намеренно не внесли. И как часто в жизни бывает, после оглушительного успеха с восстановлением Крымова – неожиданный конфуз. Катрин всего этого не касалась. Она продолжала заниматься Дмитрием Крымовым, и до его выписки ничем другим профессор помощницу не грузил. Для Катрин Крымов становился больше, чем пациент. Сегодня шел третий день самостоятельной работы, и ей претило думать, что будет с ними потом. Пока судьба свела их вместе, глупо что-то загадывать.
До встречи с подопечным оставалось два часа. И Катрин решила спуститься в парк и поискать новые маршруты для их совместных прогулок. Ленц требовал каждый день добавлять Крымову нагрузку. А количество крутых подъемов и спусков в парке не так много. Катрин редко удавалось праздно бродить по его дорожкам. Если выдавалась минутка, бежала угостить безрогую подружку куском сахара. И подступы к коровьей лужайке обследовала неплохо. А всю территорию парка изучить так и не собралась. Возле офиса дежурили три электрокара. Среди богатых «покровителей» чудаки, не признающие ска-кабин, вроде Остапа Крымова, еще встречались, и служба «сервиса» не оставалась без дела. Миновала парковку, когда ее окликнули. Оглянувшись, увидела Радека. Тучный сотрудник сервисного отдела старался ее нагнать, но комплекция мужчины резвости не предполагала. Катрин остановилась и дождалась толстяка. Едва отдышавшись, Радек огляделся по сторонам и заговорил тоном заговорщика:
– Госпожа Ривер, я бы хотел сообщить вам нечто важное. Но лучше нам немного отойти от окон офиса, – и устремился к зарослям жасмина, что росли неподалеку.
Таинственность в его тоне Катрин озадачила. Но любитель сигар выглядел столь нелепо и безобидно, что она, не раздумывая, последовала за ним. За кустами Катрин обнаружила потайную, скрытую от посторонних глаз скамью, о существовании которой не подозревала. Что было вполне логично – любитель сигар свою курилку держал в секрете. Усадив девушку, Радек еще раз огляделся и присел рядом. Смущаясь заговорить, он сопел и что-то бормотал себе поднос. Катрин это надоело, и она сказала:
- Ну?
- Мне показалось, что вы принимаете сердечное участие в судьбе Дмитрия Крымова?
Катрин вспыхнула:
- С чего вам такое показалась?
- Я вчера случайно увидел вас в парке. Вы беседовали, как близкие люди.
- Допустим. И что из этого следует?
- Вы только не волнуйтесь. Я про это никому не говорил.

- Весьма вам благодарна. Что дальше?
- Мой дядя служит в полиции Карловых Вар. Давно служит, скоро сорок лет.
Катрин все еще не могла понять, какое имеет отношение послужной стаж дяди этого человека к ней или Дмитрию. Но Радек объяснил причинную связь:
- Дядя сообщил мне по секрету нечто важное для господина Крымова. На него в городскую полицию пришло предписание. С вчерашнего дня он под колпаком полиции.
- Дима в чем-то подозревается? Это же бред. Крымов полвека пролежал здесь, а те несколько дней, что он вернулся к жизни, проходят под постоянным наблюдением.
Радек считал, что женщины тоже люди, но не всегда понимают с первого раза. Поэтому, им надо все объяснять, как детям. И он старался объяснить Катрин суть дела.
- Он ничего не натворил. Но ему скоро сто лет. И Гуманитарная Комиссия поставила его на учет как нарушителя. У Крымова нет возрастной карты. И как только он перестанет числиться вашим пациентом, ему кранты.
- Почему кранты? Он пройдет Большое жюри и оплатит карту.
- Дай Бог, если все так и случится. Но пока он нарушитель. И любая кабина, если он в нее ступит, его «удалит». Понимаете мою мысль?
- Понимаю. Спасибо, Радек.
- Не надо меня благодарить. Я живой человек, и у меня есть сердце. Только не выдавайте меня. А то я подведу дядю.
- Можете на меня положиться.
Радек грузно оставил скамейку и исчез за кустами жасмина. Катрин сидела и возмущалась, как в Евросоюзе все странно устроено: «Воспевается толерантность - никого нельзя обидеть. Например, негра запрещено называть негром – это его оскорбляет. Про негра положено говорить «афроевропеец». Но кроме негров в Европе обитают и другие африканцы. Почему египтянину или арабу говорить, кто они есть, можно, а негру – нет?»
От негра мысли девушки сами собой вернулись к возрастной карте Крымова. Она рассуждала так «Зачем она Дмитрию? Реально он молодой человек. Всем понятно, что с ним исключительный случай. Особенно теперь, когда братьев Крымовых показали в сети и их знает весь мир. Как после этого Гуманитарная Комиссия посмеет его тронуть?»
Так думала Катрин, глядя невидящим взором на кусты жасмина. И сама же опровергала свои мысли. «Они на все способны. Чиновники Брюсселя не устают повторять о равенстве всех жителей Евросоюза перед законом. И Дмитрий может послужить наглядным примером этому тезису».
Катрин вдруг вспомнила полицейских, что «случайно» возникли у них на пути во время вчерашней прогулки. Теперь она знала, какая это была «случайность». Катрин встала и и решительно направилась к коттеджу Крымовых. Крутизна склонов и спусков ее больше не волновали. Если раньше она беспокоилась только за тетушку Джулию, теперь оказался в опасности и ее новый друг. И тревога за него помогла девушке разобраться, что с ней происходит. Катрин внезапно осознала глубину чувства, что испытывала к этому молодому долгожителю. С ней случилась не мимолетная влюбленность. К ней пришла любовь. Такая любовь приходит к женщине один раз в жизни и меняет эту жизнь навсегда.

******
Дмитрий проснулся от песни. В апартаментах музыки не звучало. Песня возникла в нем самом. Звонкие молоточки отбивали в его душе веселую победную дробь. Он лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в эту музыку, затем лицо его озарила блаженная улыбка, и он прошептал «Катрин». Его песня обрела имя.
Вчера, после их первой совместной прогулки, Дмитрий подумал – он теряет голову. А после вечернего чая в обществе девушки, понял – голову он уже потерял. И утром проснулся без головы. Если Дмитрий окончательно не утратил способности мыслить, то самих мыслей у него осталось немного, и крутились они вокруг предмета страсти. Дмитрий думал – «дело не только в красоте Катрин и ее женском обаянии. Она его женщина. Какое счастье, пролежать сорок пять лет ледяной сосулькой и встретить свою женщину в расцвете сил. Проживи он эти годы, как его брат, что бы он теперь делал. Продал душу, как герой нетленной трагедии Гете. Но где отыскать купца на такой «бесценный» товар. Это еще труднее, чем продать Родину. Кто-то из его знакомых кулинаров России, узнав, что Крымов открыл ресторан в Эстонии, обвинил его в этом. Дмитрий потом долго думал, как это можно сделать, если ты не изобретатель ядерной бомбы или не сотрудник генерального штаба. Он бы может и продал, но кому. Сегодня судьба ему улыбнулась, в поисках искусителя нужды нет. Дмитрию повезло с братом и компанией «Эдэмплац». Это они сохранили ему молодость для судьбоносной встречи с прекрасной девушкой.
Размышляя о преимуществах своего положения, Дмитрий поднялся с постели и вышел в гостиную. Робот-блондинка поставила перед ним чашку кофе, и он машинально сказал ей «спасибо». Крымов уже свыкся с присутствием механической прислуги, и перестал обращать на нее внимание. За утренним кофе поэтические мотивы в его душе уступили место прозе. Если Катрин его женщина, он обязан ее обеспечить. А что он может предложить любимой? Бывший ресторатор, безнадежно отставший в своем ремесле. На первое время он мог рассчитывать на Остапа. Но капитал брата растворился, как утренний туман в лучах восходящего солнца. Остапу девяносто пять. Ему самому нужна помощь.
Все это Дмитрий понимал, но настроение его оставалось приподнятым. Любовные томления лишают мозгов и не таких мыслителей, как Дмитрий Крымов. И сейчас все тревоги влюбленного отступали на задний план. На переднем оставался прелестный образ «его женщины». Стоило ему закрыть глаза, и Катрин рядом. Ее губы, ручки, глаза, юная грудь, все вызывало в нем восторг и желание. А радость от предстоящей встречи с ней прозу жизни гнала прочь.
Вчера они проговорили до глубокой ночи. Катрин уже не пряталась за служебными обязанностями медицинского куратора. Ее глаза светились живым интересом к его персоне. Такой женский взгляд обещал мужчине любовь.
До их совместной прогулки оставалось еще два часа, а Дмитрий от нетерпения уже не находил себе места. Брился дольше и тщательнее обычного. Долго одевался, придирчиво оглядывая себя в зеркале. Но время все равно стояло на месте. В полдень на связь вышел брат. Остап Георгиевич сообщил, что ездил в Таллинн не зря, часть состояния ему удалось отбить. Новость обрадовала Дмитрия. В такой чудесный момент жизни судьба не могла повернуться к ним спиной. Счастливчики в беду не верят. Не верил в беду и Дмитрий. Помаявшись еще с полчаса ожиданием, не выдержал и спустился вниз. Опасаясь разминуться с девушкой, далеко от коттеджа не отходил. Обошел здание вокруг и увидел работягу в комбинезоне. Мужик чистил небольшой бассейн с фонтанчиком в виде цветка лотоса. Воду из бассейна спустили, оголив дно из некогда бирюзовой плитки. Цвет ее открывался лишь там, где мужик успел поработать шваброй. Не замечая присутствия постороннего, швабру работяга отложил, добыл из кармана пачку сигарет и, перед тем как чиркнуть зажигалкой, огляделся. Заметив Дмитрия, судорожно запихнул пачку в карман. Но одна сигарета предательски выпала ему под ноги.
- Я и не думал курить. Я только так, во рту подержать, – оправдывался застигнутый врасплох «злоумышленник».
Дмитрий вспомнил о строгостях с курением в Европе, и поспешил курильщика успокоить:
- Мужик, ты чего испугался? Я же не полицейский. Кури, если охота.
- А не сдашь? – засомневался нарушитель.
- Не сдам. А ты, случайно, не робот?
- Роботы не курят, – ответил мужчина и оскалил зубы: - Могу и тебя угостить.
- Не курю. Брат курил, но давно бросил. Испугался тюрьмы.
Шон поднял со дна бассейна с перепуга выпавшую сигарету, осмотрел ее, вздохнув, уложил на бортик сушиться и закурил норвую.
- Тут не сажают, зато штрафуют. Да так, что без порток останешься. Давай знакомиться. Я Шон Клайбери..
- А я Дмитрий Крымов.
Шон выбрался из бассейна и крепко стиснул руку Дмитрия.
- А ты не тот парень, кого показывали по каналу новостей?
- Угадал.
Шон Клайбери радостно оскалился:
- Теперь понятно, почему ты робота от ковбоя отличить не можешь.
- Да, я пока к вашим штуковинам не привык, – покаялся Дмитрий.
- Не горюй, привыкнешь. А если честно, нас, американцев, тут за роботов и держат. Европейцы жмоты, а мы дешевле в обслуживании.
- Ты американец?
- Самый настоящий янки, со Среднего Запада.
- А зачем приехал? - Дмитрий слышал от брата, что с Америкой не все в порядке, но не думал, что до такой степени.
Американец его просветил:
- У нас выбор не велик. Или к косоглазым на рисовые поля, или сюда, дерьмо возить. Наши правители вместо денег много лет печатали бумагу, а мне отдуваться. Я должен китайцам почти лимон их дребаных хуаней. Мой внук с ними не расплатится.
Крымов вспомнил блеск голливудских фильмов, вспомнил влияние бывшей сверхдержавы на остальной мир и пожалел парня.
- Обидно, в моей памяти Америка самая великая страна. Как такое случилось?
- Все началось ещке полвека назад. Выбрали негра президентом. Он начал строить социализм. Дальше пошло поехало…
- Да, пепреищзбрание Обамы на второй срок я хорошо помню - усмехнулся Дмитрий, поскольку события столь давнего времени для него были почти вчерашним днем. Выбор асмериканцев, решивших продлить президетство чернокожего, его тогда немало удивил. Шон снова оскалился:
- Ничего, Америка еще возродится. Еще вернет свой статус. Запомни это, парень. Шон Клайбери слов на ветер не бросает. – И ковбой смачно сплюнул в бассейн, который только что чистил.
Дмитрий хотел расспросить Шона подробнее, но его окликнула Катрин:
- Вот вы куда запрятались?
Американец воровато затушил сигарету, сиганул обратно в пустой бассейн и с ожесточением принялся тереть шваброй кафель. Катрин сделала вид, что курильщика не видела, взяла Дмитрия под руку и повела в парк.
- От брата ничего не слышно?
Дмитрий пересказал разговор с Остапом Георгиевичем. Катрин сжала ему локоть:

- Дай Бог, чтобы у вашего брата все получилось. Вам придется скоро проходить Гуманитарную Комиссию. Вы попадаете под закон «о целесообразном проживании». Вам нельзя уходить от нас без возрастной карты.
- Они что, спятили? Я молод и свеж, а это закон для стариков.
- Дима, для меня вы молодой мужчина. А для них вам девяносто восемь лет. Помните, вчера у нас проверяли документы?
- Помню.
Катрин выложила Дмитрию все, что ей сообщил Радек. И про полицию, что «случайно» им встретилась накануне, и о преписании следить за каждым его шагом, и о запрете пользоваться неведомыми ему способами перемещения.
Увлеченные беседой, они забрели в самые дебри. Под кронами вековых деревьев и днем сохранялись сумерки. Тропинка уперлась в скалу, они остановились и Катрин спросила:
- Ты понимаешь, что все это значит?
Дмитрию так понравилось обращение «ты», что остального он уже не слышал, а прижал девушку к себе и нашел ее губы. Она не противилась. Дмитрий почувствовал соль на ее губах. Они стали солеными от слез.
- Почему ты плачешь?
- Я боюсь за тебя. Хоть бы твой брат договорился с деньгами. Я бы с радостью заплатила за твою карту. Но у меня нет таких денег. Мне даже за тетю едва хватит заплатить.
Дмитрий сорвал с себя пиджак, бросил на траву, повалил Катрин:
- Не хочу сейчас об этом.
Девушка поддалась его натиску. Но когда они слились в одно целое, на его страсть не отвечала. И не пыталась его остановить. Но в какой-то момент в ней проснулась женщина, и их обоих захлестнул общий порыв. Они растворились друг в друге, и она с радостью ощутила, как принимает от него дар новой, еще неведомой жизни. Это ощущение было прекрасным, и она вскрикнула. Дмитрий раскинул руки и откатился на траву. Лежал и улыбался. Она склонилась над ним и шепотом спросила:
- Добился своего, дурачок?
- Добился. Теперь ты моя женщина навсегда.
- Отвернись, я приведу себя в порядок. И не валяйся на голой земле. Ты еще мой пациент, и я отвечаю за твое здоровье.
- Ты уже ответила.
- Не хами, - Катрин поправила юбку, застегнула блузку, подняла пиджак кавалера, отряхнула от травы и хвои и потянула Дмитрия за руку: - Вставай. Я же сказала, лежать на земле нельзя.
Дмитрий резко встал, поднял Катрин на руки и понес по парку. Донес до знакомой лужайки, опустил на землю и долго и нежно целовал. Безрогая корова, не переставая жевать свою жвачку, печальными глазами восточной наложницы наблюдала за влюбленными. И дождалась - Катрин снова угостила ее сахаром. На обратном пути Дмитрий обнял девушку за плечи. Оба молчали. Все было ясно без слов. Перед тем, как расстаться, Катрин сказала:
- Если ты не сможешь выкупить возрастную карту, мы с тетей тебя спрячем, а потом вместе убежим из Евросоюза, - повернулась и быстрым легким шагом пошла в сторону офиса компании «Эдэмплац.

********
Вернувшись к себе в апартаменты, Дмитрий застал брата. Остап Георгиевич вышел из душа, и куколка блондинка помогла ему облачиться в халат.
- Привет, Димка! Знаешь, когда тебе трет спину молодая и красивая девушка, даже если она робот, все равно жизнь становится прекрасной.
- Да, жизнь прекрасна и удивительна. Я женюсь!
Остап Георгиевич на экзальтированное заявление брата эмоций не выказал. Догадываясь, что Дмитрий готов ему сутки напролет рассказывать о своем новом увлечении, мудрый старик решил его пыл охладить.
- Погоди с женитьбой. Давай сначала поздороваемся.
Братья обнялись и уселись за стол. Куколка уже расставляла тарелки. Сегодня Дмитрию разрешалось отведать жареный бочок морской свинки и салат из крабов. Дмитрий проглотил обед, не разбирая вкуса поданных блюд, и едва дождался, когда брат закончит трапезу. Наконец, Остап Георгиевич неторопливо промокнул губы салфеткой и откинулся в кресле:
- Теперь рассказывай, на ком ты женишься и когда?
- Сначала ты рассказывай, как съездил на родину?
Остап Георгиевич усмехнулся:
- Во-первых, не съездил, а сходил. Воспользовался плодами реализованной фантастики.
- Какие впечатления?
- Никаких. От посещения туалета, особенно в моем возрасте, впечатлений значительно больше.
- Понял. А что во-вторых?
- Во-вторых, родина у человека одна. Наша родина Россия.
- Допустим, но я не хочу ходить в лаптях и напяливать картузы по праздникам. Не нравится мне такая родина.
Лицо Остапа Георгиевича стало суровым.
- Родину, как и мать, человек не выбирает. И она не девушка, чтобы кому-то нравиться. Мне не нравятся порядки на моей родине, поэтому я уехал. Но говорить о России плохо не буду сам и другим не позволю. Даже тебе.
Дмитрий не хотел сердить брата, извинился, пообещав впедь быть сдержаннее в выражениях, и перешел к делу.
- Так что у нас с деньгами?
- На твою возрастную карту хватит. – Заверил остап Георгиевич. Дмитрий просиял:
- Ура, значит, могу жениться.
- Нашел свою красавицу?
- Так точно. И все так классно. Мне снова двадцать пять!
Остап Георгиевич не удержался:
- Дедок ягодка опять…
- Не издевайся – взмолился Дмитрий - а поздравь брата.
- Поздравляю. Но не слишком радуйся. Жениться на женщине в Евросоюзе не так просто.
- А на ком тут положено жениться? На мужчине?
- На мужчине проще.
- Не понял юмора?
- Я на полном серьезе.
- Не морочь голову. Какие могут быть проблемы для брака у взрослого мужчины и взрослой женщины?
- В начале пути к Гименею вам придется пройти обследование на совместимость.
- Какую совместимость?
- На совместимость ваших гениталий. Твой орган должен соответствовать размерам ее влагалища. Чтобы не причинить ей травму или оставить без удовлетворения.
Дмитрий нервно рассмеялся:
- Прекрасно соответствует. Мы уже проверили.
- Еще раз поздравляю. Но ваши проверки «Департамент семьи и брака» не волнуют. Им требуется заключение собственных специалистов.
Дмитрий слушал и не верил своим ушам. Помимо совместимости гениталий брачующихся проверяли на близость генетического кода. По словам брата, тридцать процентов европейских женихов и невест не проходят всех тестов и живут гражданскими браками. Но их дети изымаются при рождении. Таких детей отдают в однополые семьи, или трансвеститам. Дмитрий не мог понять логики. С одной стороны Европа стареет, и некому работать на пенсии для стариков. С другой – все делается для того, чтобы европейцы рожать перестали.
- Бред. Они идиоты?
- На тебя не угодишь, – сделал вывод Остап Георгиевич. – В России тебе не по душе лапти, в Европе законы.
- Послушай, Остап, за те полвека, что я лежал в холодильнике, мир окончательно свихнулся. Как в нем жить?
Куколка подала чай. Остап Георгиевич отхлебнул из чашки, и все брату объяснил:
- Когда в большой коллектив сумасшедших попадает нормальный человек, то сумасшедшим считается он. Это закон психиатрии. Норму определяет большинство.
Дмитрий все это внимательно выслушал и спросил:
- В Росси тоже измеряют генеталии?
- Нет, в России в этом смысле все по-старому – мужчины без проблем женятся на женщинах. А геев и лесбиянок казаки порят розгами на площадях.
- Молодцы наши. Может, вернемся в Россию?
- И будем ходить в лаптях?
- Как-то не хочется.
- Вот, Димка, и получается – хорошо там, где нас нет.
- Получается. Но я полюбил и хочу жениться.
- Сначала получи возрастную карту. Кстати, для регистрации брака тебе понадобится и разрешение Гуманитарной комиссии. В твоем возрасте это первое требование.
- Утешил. Ладно, хватит о грустном. Расскажи, что делается в Эстонии.
Остап Георгиевич допил остывший чай:
- Ничего не делается. - И, сославшись на усталость, отправился в спальню.
Так и не услышав о делах маленькой прибалтийской республики, Дмитрий надел очки и вызвал Катрин. Она сразу спросила:
- Брат приехал?
- Приехал и привез денег.
- Здорово! Теперь ты сможешь оплатить возрастную карту, и все будет хорошо.
- Хорошо, что я тебя встретил. Больше ничего хорошего у вас в Евросоюзе нет.
Катрин некоторое время помолчала, а потом сказала:
- Тебе столько лет, а ты дурачок. Самое прекрасное, что у нас есть, это жизнь. Твоя жизнь, моя жизнь. Жизнь наших близких. Все остальное ерунда. Странно, что ты так давно на свете, а таких простых вещей не знаешь. Прости, мне на отчет к профессору.
Катрин исчезла, Дмитрий снял очки, вызвал куколку-блондинку и спросил:
- Танцевать умеешь?
- Танго, фокстрот и датуту.
- Давай датуту. Правда, я не знаю, что это за танец и как его танцуют, но слово мне нравится.
Куколка подошла к Дмитрию, и он услышал музыку. Незнакомая ритмичная мелодия исходила от самой механической девушки. Она положила руки Дмитрию на плечи и показала, как это танцуют. Танец оказался несложным, и Дмитрий быстро его освоил. Топот в гостиной поднял старика Крымова с постели. Остап Георгиевич встал и с удивлением обнаружил прыгающего в обнимку с роботом брата.
- Тебе и впрямь пора жениться, - проворчал старик и вернулся в спальню. Лежа в постели с закрытыми глазами, он размышлял о преимуществах своего возраста. Ему не грозило страдать любовными бреднями, показывать специалистам Евросоюза свой член на предмет совместимости с влагалищем возлюбленной. Не предстояло раздражаться, выслушивая женские глупости о нарядах и украшениях других женщин. Его не ждали обвинения в черствости и равнодушии. Всей этой чепухи с верностью и изменами от него уже не требовалось. Убаюкав себя приятными мыслями, Остап Георгиевич незаметно отошел ко сну и прыжков брата в гостиной больше не слышал.

*********

Старший инспектор Гуманитарной комиссии, госпожа Магда Колиндз уже полтора часа выслушивала доводы заседателей Большого жюри по поводу возрастной карты семидесятилетней сербки Марии Ковач. Заседание Большого жюри проводились только в Брюсселе, и только в спорных случаях, когда к делу либо подключалась общественность, либо крупные политики. В основном судьбы стариков решались в филиалах Гуманитарной комиссии, по месту проживания долгожителя. И решались чиновниками далеко не столь высокого ранга, как госпожа Магда Колиндз. Мало того, совсем не каждое заседание Большого жюри госпожа Магда Колиндз удостаивала своим присутствием. Многие дела заседатели решали без нее. Но, стоило вынести на рассмотрение дело пожилого эмигранта из России, старший инспектор появлялась непременно. А появившись, старалась брать ситуацию в свои руки, и всеми силами добивалась «удаления» несчастного. Сегодня Большое жюри занималось делом сербской старушки. Сербы не русские, но все равно славяне, и Магда Колиндз не могла остаться в стороне. По документам сербская вдовушка никогда не работала, отдавая себя заботам о муже и сыне. Потеряв супруга, осталась без средств существования, и оплатить возрастную карту не могла. Но за нее хлопотал премьер-министр страны, указав в своем послании на заслуги мужа Марии Ковач перед Евросоюзом. Славомир Ковач преподавал азы толерантности в африканской католической школе. И в минувшую Пасху был съеден своими учениками. Евросоюз наградил Ковача посмертно орденом Марии Толоконниковой. И оставшийся несъеденным его череп был почетно захоронен за счет европейского бюджета. Юридически ходатайство главы одной из стран блока Гуманитарную Комиссию ни к чему не обязывало. Но повод для снисхождения давало. Заседатель от Франции Виктор Бумже горячо ратовал за Марию. Описывал ее добродетели жены и матери. Госпожа Колиндз с трудом сдержалась, чтобы речь заседателя не перебивать. Дождавшись финала эмоционального выступления коллеги, обратилась ко всем заседателям:
- Дамы и господа, все мы выслушали пламенный монолог господина Бумже. Но скажите, если мадам Ковач такая прекрасная мать, почему ее сын не пожелал оплачивать ей карту? По документам Ковач-младший владеет приличным состоянием. Мы тут собираемся не на благотворительный бал. Бюджет Евросоюза не позволяет нам содержать престарелых бездельников за казенный счет. Они обязаны сами оплачивать свое существование и еще помогать системе здравоохранения и образования наших детей. Если родной сын не желает продлевать жизнь матери, почему мы обязаны это делать?! Я за «удаление».
В зале заседаний повисла тягостная тишина. Стало слышно, как заседатель из Австрии шуршит фантиком от конфеты. Все смотрели на Магду Колиндз, надеясь, что она все же позволит сербской вдове получить карту бесплатно. Заседатели не могли знать, что раздражение чиновницы не связано с возрастной картой сербской старушки. Для ее негодования имелась другая причина - Остапу Крымову удалось частично разморозить счет. Это означало полное пренебрежение к ее персоне со стороны председателя Финансовой комиссии Антонио Верозо. Магда Колиндз много лет провела среди высоких чиновников Брюсселя. Сама в подковерных играх считалась не последним игроком. И при ее опыте не могла не понять, что влиятельный итальянец ее элементарно «опустил». Это был откровенный ляп чиновницы. Не надо было набиваться к нему на приватный прием, а послать Верозо официальный запрос. Тогда его решение она бы могла оспаривать на самом верху. Но поезд ушел.
- Все-таки я бы не стал торопиться с решением, - осторожно заметил господин Бумже, нарушая затянувшуюся паузу.
Магда французов недолюбливала, но, когда дело касалось служебных контактов, умела своих чувств не демонстрировать. И сейчас заставила растянуть тонкие губы в улыбку и тоном добродетельной ханжи предложила:
- Дамы и господа, речь идет всего о десяти тысячах хуаней. Если вы так настроены сохранить госпожу Ковач для европейского общества, давайте скинемся и оплатим ее карту из собственного кармана. Начнем с господина Бумже. – И Магда не без ехидства посмотрела на представителя Франции. Она догадывалась, какие чувства тот испытал. Уверенная в скупости французов, чиновница не сомневалась в его реакции. И господин Бумже не подвел ее ожиданий.
- Дамы и господа, я с радостью принял бы предложение уважаемой мадам Колиндз. Но, боюсь, мы создадим нездоровый прецедент. Через нашу Комиссию проходят тысячи дел. Если мы начнем оплачивать карты всех просителей, сами окажемся с протянутой рукой на паперти. А главное, унизим перед всем миром престиж европейских правовых институтов.
Магда улыбнулась французу, и на сей раз вполне искренне:
- Абсолютно с вами согласна. Итак, голосуем за «удаление».
Никто из заседателей Большого Жюри уже не возражал, и участь сербской вдовы была решена единогласно. Магда Колиндз поблагодарила коллег за прекрасно выполненную работу и отбыла в свой кабинет. К удивлению чиновницы, ее уже ждали. Редактор канала «Подсознательного вещания» Марта Блум жаждала получить интервью старшего инспектора.
Магда, несмотря на викторию над очередной жертвой закона о «целесообразном проживании», продолжала пребывать в мрачном расположении духа. Но этика чиновника Брюсселя не позволяла хамить журналистам. К тому же непосредственно к Марте Блум антипатии она не испытывала. Мало того, по ходу пресс-конференции Ганса Маура отметила Марту как разумную и принципиальную защитницу европейских ценностей. Поэтому выказала ей формальное радушие и уныло поинтересовалась, о чем ее хочет спросить госпожа редактор. Марта Блум обстоятельно устроилась в кресле и, не без пафоса, обратилась к хозяйке кабинета:
- Уважаемая Колиндз, мне кажется, мы обе, как цивилизованные европейские женщины, не можем не задуматься, каким рискам подвергает общество эксперимент Ганса Маура с внедрением в него представителей прошлой эпохи. Вы понимаете, о чем я говорю?
Магда прекрасно все поняла, но для приличия переспросила:
- Я думаю, речь идет о господине, ставшем героем всех новостей. Об этом «отморозке» Крымове.
Блум утвердительно закивала головой.
- И заметьте, русском «отморозке» Крымове.
Глаза Магды Колиндз вспыхнули злым огнем. Перед ней сидела не просто умная европейская женщина. Перед ней единомышленница. И чиновницу словно подменили. Госпожа Колиндз превратилась в саму любезность:
- Милочка, вы тоже считаете русских опасной нацией?
- Опасной?! Да они первобытные дикари, пострашней африканских людоедов.
- Совершенно с вами согласна. Африканские людоеды убивают, чтобы утолить голод. А русские от злобы и ненависти.
- В этом и весь ужас. Представляете, мало того, что маршируют в лаптях, так еще лупят нагайками несчастных гомиков. Да что там лупят - до сих пор сажают в тюрьмы педофилов! И только за то, что те любят детей. Да все беды из-за них. Вспомните, с чего началась Первая мировая война? Они убили австрийского принца!
- Я где-то слышала, это были сербы, – неуверенно возразила Магда.
- Какая разница!? Славяне все одинаковые дикари, а русские особенно. И Вторая мировая война началась из-за них. Русские напали на безобидных финнов, и немцам пришлось вмешаться. Все несчастья в Европе от русских.
- Вполне разделяю вашу озабоченность, дорогая Марта. К сожалению, в Европе многие нас не слышат. Иначе давно бы выселили всех русских эмигрантов к китайцам в монгольские степи. Пусть там пасутся на лугах вместе с цыганами, турками и остальной первобытной публикой.
Редакторша вплотную придвинулась к чиновнице и заговорила взволнованным шепотом:
- От тебя, дорогая Магда, зависит, останется среди нас это ископаемое чудовище, Крымов, или его «удалят».
- Я бы с радостью. Но все не так просто. Этот «отморозок» теперь мировая знаменитость. Он проходит по графе «общественная ценность». Таким возрастная карта положена по закону бесплатно. А его брат-миллионер в состоянии, при необходимости, и заплатить.
- Заплатить? Чем? Он живет в Эстонии, а там все счета миллионеров накрылись медным тазом.
Магда поведала о своей неудаче. Рассказала, кто помешал перекрыть «кислород» Крымову. Марта Блум все внимательно выслушала и переспросила:
- Сколько ему вернули хуаней?
- Двести пятьдесят тысяч, – повторила Магда.
- Душечка, у тебя есть обыкновенный лист белой бумаги и шариковый механизм? Кажется, он назывался самопищущей ручкой.
Госпожа Колиндз посмотрела на редакторшу с недоумением:
- Могу поискать. Но зачем?
Редактор канала «Подсознательное вещание» заговорщицки подмигнула:
- Мы с тобой займемся арифметикой.
Госпожа Колиндз продолжала недоумевать:
- Не проще ли запустить калькулятор.
Марта Блум наклонилась к сомому уху Магды и заговорила еще тише:
- Наши подсчеты не должны попасть в сеть. Поняла?
- Пока не совсем. Но ручку с бумагой попробую найти. – Она выбралась из-за стола, подошла к шкафу, выдвинула ящик и откопала блокнот с ручкой. Шариковый анахронизм слишком долго пылился в забвении, и содержимое ручки давно засохло. Но дамы совместными усилиями пасту оживили.
Марта Блум пересела в хозяйское кресло и занялась подсчетами. Результат молча протянула Магде. Ознакомившись с математическими вычислениями редакторши, Магда чуть не вскрикнула от радости и обняла новую подругу. Покончив с нежностями, квадратная редакторша надела сетевые очки и попросила чиновницу сосредоточиться:
- А теперь, дорогуша, будем готовить общественное мнение на подсознательном уровне. - И приступила к интервью.

*******

С возвращением Остапа Георгиевича дневные прогулки влюбленных прекратились. Катрин скучала, но удирать в рабочее время на лирические свидания позволить себе не могла. Она готовила профессору заключение по состоянию здоровья подопечного на момент выписки. Это заключение прилагалось к расчетному листу и служило основным документом по отчету компании перед заказчиком. На самом деле Катрин с Дмитрием не расставалась, лишь заменила реальное общение виртуальным. С нетерпением ожидая этого общения, влюбленный пациент не расставался с очками даже ночью – держал рядом. О чем бы не говорил Дмитрий с братом, любой разговор, в конце концов, сводился к восторгам по поводу внешних и внутренних достоинств возлюбленной. Танцев с роботом Дмитрий больше не устраивал и появление куколки-блондинки замечать перестал. Сегодня после обеда братья сидели на балконе и говорили о будущем. Прописанное контрактом гостеприимство «Эдэмплац» заканчивалось, и это будущее уже становилось настоящим.
- У тебя в Эстонии сохранился приличный дом, – напомнил Остап Георгиевич брату, – он, естественно, морально устарел. Но первое время именно это обстоятельство поможет тебе постепенно осваиваться с чудесами нового быта. А затем проведешь в нем те изменения, какие посчитаешь нужным. Я там и так кое-что поменял. Отопление у тебя теперь солнечное, электричество от собственного генератора. Он заряжается ветром. А все остальное по-прежнему. Даже твой телевизионный ящик на месте. Правда, он бесполезен. И пока не переклеишь обои с полиграфитным волокном, будешь пользоваться очками.
Дмитрий крутил в руках упомянутые очки и слушал рассеянно:
- А Катрин?
- Возьмешь свою Катрин с собой. Будет тебе хозяйкой.
- А если не захочет? У нее же здесь работа. Да и тетку она любит…
Крымов усмехнулся:
- Дима, где у нее работа или родственники, сегодня не имеет никакого значения. От твоего дома до центра Таллинна десять минут на электрокаре. Потом кабина ска-дрома, и она здесь. Ей из Эстонии сюда на работу на пять минут дольше, чем из Карловых Вар.
- Прости, я все не могу въехать в вашим новые прибамбасы. Но с Катрин мы об этом еще не говорили.
- Поговорите. Не все же время вам проверять друг друга на совместимость.
- Опять издеваешься?
- Ничуть. Просто пришлось к теме.
Напоминание о требованиях «Департамента семьи и брака» вызвали у Дмитрия очередной приступ раздражения европорядками.
- Скажи, Остап, а в Эстонии эта мура тоже необходима?
- Какая мура? – переспросил Остап Георгиевич, поскольку тревоги брата его голову постоянно не занимали.
- Ну, вся эта совместимость, генетика и прочая чушь.
- Эстония часть блока. И если здесь, в старой Европе, существует хоть видимость здравого смысла в применении законов Евросоюза, то власти Эстонии стараются перебдеть. В Брюсселе еще не успели чихнуть, а из Таллинна уже кричат «будьте здоровы».
Дмитрий надел очки, снял очки, снова покрутил в руках. Остап Георгиевич заметил - брат что-то обдумывает, и отвлекся на созерцание прекрасного вида, что открывался с их балкона. Солнце клонилось к закату и золотило склоны поросшей лесом горы. Маленькая тучка, напоминавшая очертаниями пустынного верблюда, пыталась наскочить на солнце, но так и замерла рядом со светилом, не решаясь его коснуться. Тихий мир словно добирал дневную порцию тепла и света. Остап Георгиевич с грустью подумал, что не только человеческая жизнь имеет пределы, но и наша Вселенная через какое-то время превратится в космическую пыль. И придется миллионы лет ждать очередного Большого взрыва, чтобы появилось нечто подобное.
- Слушай, Остап, а зачем нам возвращаться в Эстонию? Что, на Евросоюзе свет клином сошелся? Или на земле не осталось мест, где нет всей этой дури?
Остап Георгиевич столь далеко уплыл в своих помыслах о вселенской тленности, что не сразу вник в суть вопроса брата. А когда понял, о чем говорит Дмитрий, ответил по-еврейски, вопросом на вопрос:
- Помниться, возвращаться на родину тебе претило. Тогда, куда?
- Ты про Россию? Нет, не хочу маршировать с лозунгом «мы великий русский народ». Я вообще никода не выносил массовой истерии.
- К сожалению, сегодня в России этого хватает.
- Обидно за страну.
- Не уверен. Если им так лучше, пусть кричат о своем величии. Каждый народ находит себе удобную мотивацию для выживания. И не факт, что интеллигенты вроде нас, сохранили бы Россию как государство. Достоевский «шариковым» не нужен. Коль стукнул топором старушку, что проку потом мучиться угрызениями совести и страдать? Старушки уже нет. Я не склонен драматизировать безвкусие большей части народа. Не хочешь участвовать в его радостях, ноги в руки и вперед. Мне в эту идиллию не вписаться, я живу в Эстонии и родину не ругаю. Я по родине грущу.
- А в Европе не осталось стран вне Евросоюза?
- Их много. Болгарию, Албанию, Румынию - всех не упомню, кого выбросили из блока, когда стало нечем их кормить. Эти страны живут, как могут. Но там никто тебе не гарантирует комфорта цивилизации. Грабежи, чехарда с банками и другие прелести туземного быта, которых мне на старости лет хотелось бы избежать. Прожив почти век на свете, я сделал немудреный вывод - даже идиотские законы, если их соблюдают, лучше самых разумных, если их не соблюдает никто.
- А из приличных стран никого вне Евросоюза не осталось?
- Осталась Великобритания. Королевство отгородилось от Брюсселя собственными границами и валютой. Британцы сохранили фунт. И законы Евросоюза им не указ. Но остров заполонили американцы, и нам вид на жительство не дадут.
- А кроме Европы? Как там в Израиле?
- В Израиле гражданская война.
- С палестинцами?
- С палестинцами евреи давно договорились. Воюют между собой.
- Не понял юмора? Кто с кем?
- Ортодоксы против светских евреев. Никак не могут разобраться, кто из них настоящий еврей, а кто самозванец.
- Любопытный расклад. Вот бы никогда не подумал. Всегда считал евреев дружной и сплоченной нацией. Наверное, арабы этим весьма довольны?
- Арабы молят Аллаха о прощении, но при этом продолжают убивать друг друга. Теперь женщины воюют с мужчинами. Там, где побеждают, заставляют мужикув прятать морды в чадру.В результате секс приравнен к предательству и прирост мусульманского населения остановился.
- С Ближним Востоком ясно. Что с Азией?
- В Азии порядок только в Поднебесной. Но если китайцы могут жить где угодно, то с ними мало кто уживается.
- Но, как я понял, миром правит хуань.
- Да, капиталистический коммунизм оказался самой живучей идеологией среди режимов нуворишей. Но нас с тобой там не ждут.
- А вообще, они кого-нибудь ждут? По-моему, их самих всегда было слишком много.
- Сегодня население Китая на девяносто процентов состоит из копий-двойников. Ты говоришь с человеком, а это его тысячная копия.
- А смысл?
- Долго рассказывать.
- Мне интересно. Должен же я понимать, в каком мире живу.
- Хорошо, постараюсь объяснить. Их экономические реформы, которые ты еще должен помнить, породили две новых социальных группы. Одна - разбогатевшие вороватые чиновники. Другая - нечто вроде русских либералов, возжелавших европейской толерантности. Партийная верхушка оказалась в политическом тупике. Свернешь реформы - встанет экономика. Продолжишь реформы - начнется развал страны. Руководство Компартии обратилось к науке. Ученые посоветовали методом сканирования подправить нацию. Вредносные элементы вроде коррупционеров, либералов и критиканов от искусства - удалять, а честных чиновников и патриотов-интеллигентов - копировать. Опыт руководству приглянулся. И метод поставили на поток. Так появились миллионы копий радивых чиновников и лояльных интеллектуалов. Рост экономики возобновился небывалыми темпами. Тогда китайцы опрокинули доллар, уничтожили евро и запустили по миру свой хуань.
- И в Россию?
- В одну из первых. Но для внутренних расчетов рубль Путину разрешили сохранить. Зарплаты в хуанях у него получают только приближенные. За это Пекин арендует у России весь Дальний Восток и Сибирь до Урала. Пока на сто лет. Но мало кто верит, что не навсегда.
- Грустная история.
- Как посмотреть. Китайцы там навели порядок. Русские бабы с радостью берут непьющих китайцев в мужья, и край процветает.
Дмитрий внезапно ощутил себя русским, и воспринял новость с горечью:
- Все равно обидно.
Остап Георгиевич невесело пояснил:
- Тема бесплатного сыра в мышеловке. За политическую поддержку такого соседа надо расплачиваться.
- А как же великий русский народ?
- Для величия и того, что осталось, вполне хватает.
- Ай да китайцы!
- Спору нет, китайцы молодцы, но жить с ними не хочется.
- А Южная Корея?
- Такой страны больше нет.
- Не понял юмора?
- Юмора в этом мало. В Северной Корее случайно взорвалась единственная нейтронная бомба, и весь полуостров смыло.
- Как это произошло?
- Во время очередного парада. Бомбу везли перед стареющим диктатором, и что-то в ней не заладилось. Что было потом, никто не знает. Живых свидетелей нет.
- Грустно. А Латинская Америка?
- Не уверен, что ты там захочешь жить. Латины легализовали все виды наркотиков. Они или танцуют самбо, или торчат по притонам. Континентом правит банда наркобаронов, и человеческая жизнь стоит меньше листа коки. А про Соединенные Штаты я тебе уже рассказывал.
Дмитрий приуныл и вспомнил Австралию. Остап Георгиевич и тут его разочаровал:
- Когда Европа отказалась от баранины и говядины, австралийские фермеры разорились. В Сиднее отменили новогодние фейерверки и ввели карточную систему. По улицам городов прыгают тощие злобные кенгуру, а люди прячутся от них по домам. Но ска-дромы там есть. И путешествие до Австралии теперь занимает столько же времени, как наш поход в туалет.

- Про Африку спрашивать не буду. Я уже понял, что там в ходу людоедство, да и жару не люблю. Выходит, нам с Катрин придется выполнять условия «Департамента семьи и брака» и оставаться в Евросоюзе.
- Выходит, так, – согласился Остап Георгиевич и услышал сигнал, исходящий от очков брата. Дмитрий мгновенно их надел и исчез с балкона. Остап Георгиевич сделал логичный вывод - у брата очередная виртуальная связь с возлюбленной. И снова предался созерцанию пейзажа. Солнечный диск уже коснулся края горы, а облачко, очертаниями напоминавшее верблюда, бесследно растворилось в розовеющем небе. Парк под их балконом постепенно наполнялся тенью, и предпоследний день пребывания братьев Крымовых в этом райском уголке Судетских гор медленно подходил к концу.

*******
Глава комитета Европарламента по делам этики, Збигнев Залесский первую половину дня обычно работал дома. В полдень робот подавал ему второй завтрак, и депутат заправлялся салатом из свежего планктона, политого беловатым мучным соусом. Таким соусом угощала его мама, когда Залесские еще жили под Краковом. Супруга Збигнева, Ирена, имела обыкновение просыпаться ближе к обеду, и мужа обычно дома уже не заставала. Збигнев считался «жаворонком», а она «совой», что не мешало супругам на протяжении неполных тридцати лет избегать конфликтов. Залогом семейной идиллии служили особенности характера супруга. Збигнев не страдал зависимостью от азартных игр, не вступал в интимные связи даже с механическими проститутками. Ценил хороший алкоголь, но никогда злоупотреблял его количеством, на дух не переносил табака и жил делом.
Робот забрал со стола пустую посуду, сделал два шага с подносом в сторону мойки и замер. Поднос из его рук выпал, чашка с тарелкой брызнули осколками по полу. И наступила тишина. Збигнев с недоумением взирал на странное поведение машины. Два раза окликнул робота, но тот истуканом замер над разбитой посудой. Господин Залесский не переносил две вещи в жизни – русских и беспорядка. И пребывал в постоянном поединке с этими двумя напастями. И каждая из них имела свои причины и обоснования. Ненависть к России ему привили с детства – прадеда Збигнева русские расстреляли под Катынью. Прабабушка его погибла во времена Варшавского восстания против фашистов. Тогда Красная армия уже гнала немцев на Запад и стояла на другом берегу Вислы. Но восставшим русские на помощь не пришли. Сталин не желал помогать польскому правительству в изгнании, что и руководило восстанием, и дал немцам перестрелять мятежных поляков. А затем сам оккупировал Польшу, превратив ее в совкового сателлита. Все это в семье Залесских живо обсуждалось и не могло оставить маленького Збигнева равнодушным. Что касается ненависти к беспорядку, она тоже уходила корнями в детство. Залесский-старший служил санитарным инспектором, и разговоры о смертоносном вреде микробов и грязи, как среды их обитания, мальчик слышал каждый день. В зрелом возрасте ненависть переросла в убеждения, а убеждения призывали к действию. Русских ему пока извести не удалось. Но в битве с беспорядком Збигнев почти всегда преуспевал. Уверенный в своей победе и на сей раз, он вскочил из-за стола, вытянул из стены «хобот» пылесоса, приставил сопло к осколкам посуды и дал команду на включение. Но и пылесос его приказ проигнорировал. Вскоре Збигнев убедился, что из кранов не течет вода, в холле не работает электричество и вся техника в его роскошной квартире с видом на Джубили-парк, на восемнадцатом этаже недавно отстроенного небоскреба, полностью отказала. Збигнев остановился на пороге спальни в сомнениях. За весь срок их супружества он разбудил Ирену всего два раза. И произошло это еще до переезда в Брюссель. Один, когда обрушились доллар с евро, другой, когда в их доме под Варшавой начался пожар. И в обоих случаях получил от жены жесткий выговор. Сегодня мог получить в третий, и решил не рисковать. Часы в столовой остановились. Збигнев влетел в свой кабинет, схватил очки в надежде связаться с аварийной службой. И с ужасом обнаружил, что и связь отсутствует. Не было и новостей. Каналы не включались. И всемогущие линзы, позволявшие за секунду показать любую часть света, связаться одним мысленным импульсом с коллегами из всех стран Евросоюза, вмиг превратились в обыкновенные темные очки, способные лишь защитить глаза от яркого солнечного света. Дело пахло апокалипсисом, но Залесский панику организма поборол, сунул очки в карман и покинул квартиру.
Обычно путь от дома до его депутатского кабинета занимал десять минут. Лифт поднимал депутата на крышу к посадочной парковке. За три минуты летоплан доставлял его на крышу другого небоскреба – администрации Евросоюза. И еще несколько минут непосредственно до самого кабинета. Но лифт умер. Залесский в растерянности постоял возле закрытой кабины, размышляя, что теперь делать. Вспомнил о лестнице, которой никогда не пользовался и не знал, где она расположена. Желая ее отыскать, метался, упираясь в разные двери. Но все они имели электронные запоры, и дергать их толку нет. Наконец ему повезло. Дальняя дверь поддалась. Збигнев поднажал и очутился на лестнице. По ней сплошным потоком двигалась человеческая река, уплотняясь жильцами каждого следующего этажа. Помимо владельцев квартир, ряд компаний арендовали тут помещения под офисы, и к владельцам квартир присоединялись служащие. Тревожный гул, сопровождавший людской поток, говорил о крайнем возбуждении обитателей небоскреба. Что для его солидной и скупой на эмоции публики было совершенно несвойственно. Люди что-то спрашивали друг у друга. Что-то кричали, но при этом продолжали движение. Збигнев стал частью этого «исхода». И даже при желании остановиться или повернуть назад, был обречен следовать за всеми. Не знал он и сколько времени занял его спуск – двадцать минут, полчаса, или больше. Оказавшись на улице, вздохнул с облегчением.
Джубили-парк находился далеко от центра Брюсселя. Это был зеленый район, куда горожане и туристы отправлялись на отдых. Ухоженные цветники, фонтаны, удобные дорожки и несколько музеев привлекали сюда горожан и туристов. Часть парка застроили небоскребами совсем недавно. В них селились крупные чиновники, богатые рантье и бизнесмены. Эти господа сутолоки не любили и толпами не перемещались. Поэтому Збигнева удивило огромное сборище людей возле знаменитой Арки Независимости. Наверное, такого столпотворения здесь не видели со времен Леопольда, когда тщеславный король затевал тут Всемирную выставку. Собравшийся люд сбивался вокруг активистов, которые привлекали толпу всевозможными догадками о причинах внезапно нагрянувшей техногенной катастрофы. Лютеранский священник что-то вопил о конце света. И о греховности современного общества, вызвавшего на себя гнев Божий. Какой-то длинноволосый субъект пугал толпу инопланетным вторжением. Только инопланетяне способны нарушить Глобальную систему.
Группы иноземных туристов в панике метались, ища информации. Ска-кабины перестали перемещать их в пространстве, и они не ведали, как попадут домой. Испуганные иноземцы даже не понимали, куда идти. Их личные навигаторы отказали, а ориентироваться в пространстве визуально они разучились. Никто не знал, что происходит и как жить дальше. Население Евросоюза так привыкло полагаться на виртуальную опеку, что оставшись без нее, оказалось совершенно беспомощным.
Збигнев Залесский не впал в панику, но и он чувствовал себя растерянным. Ему уже полагалось находиться в своем депутатском кабинете и разбирать многочисленные сигналы о нарушении этических норм Евросоюза, как государственными институтами, так и частными лицами. Но о каких этических нормах может идти речь, если из крана не течет вода и не работают ватерклозеты.
Внезапно среди толпы Збигнев заметил плакат, зацепивший его внимание словом «русский». Он остановился и прочитал заголовок целиком - «ЧЕМ РУССКИЙ ЛУЧШЕ ДРУГИХ». Текст под заголовком был мельче, и прочесть его издалека депутат не смог. Но попытался разглядеть, кто этот плакат держит. Разглядел и узнал два знакомых женских лица – редакторшу «Подсознательного вещания» Марту Блум и инспекторшу Гуманитарной Комиссии Магду Колиндз. С госпожой Колиндз ему однажды довелось разбирать решения Большого жюри, а Марта Блум пару раз брала у него интервью для своего канала. Обе дамы, мягко говоря, не отличались привлекательной внешностью, и если бы не общая ненависть к русским, Збигнев навряд ли удержал бы в памяти их образы.
Збигнев протиснулся к женщинам. И те его тут же узнали. Магда Колиндз протянула ему подписные листы:
- Поставьте и свою подпись, господин депутат. Она будет шесть тысяч девяносто первая. Столько граждан на этой площади разделяют наши убеждения.
Збигнев дочитал текст под плакатом: «Требуем отменить графу «ценность личности» для Дмитрия Крымова», улыбнулся, взял у Магды ручку и с удовольствием расписался. Марта Блум дождалась, пока он закончит, и заявила:
- Дождались, господин депутат? На нас напали русские!
Збигнев нервно рассмеялся:
- Не исключено. Но, надеюсь, вы сильно преувеличиваете их возможности. Глобальная система для лапотников - китайская грамота. Они до сих пор путешествуют на дизельных поездах со скоростью семьдесят километров в час. Как им добраться до Луны?
Марта настаивала на своем:
- От русских всего можно ждать. Если дело касается какой-то пакости, они найдут способ.
Магда подругу поддержала:
- Ничего путного сделать не в состоянии, а гадость – пожалуйста. Даже их школьники не раз взламывали защиту наших европейских банков. Помните, в прошлом году семилетний негодяй из Петербурга похитил семь миллионов хуаней?
- Именно так, из немецкого Хуаньцентра, – уточнила госпожа Колиндз.
Марта Блум взяла Збигнева под руку и, чтобы перекричать толпу, воскликнула:

- Как хорошо, господин Залесский, что мы вас встретили в неформальной обстановке. Я через свой канал начала сбор подписей. Их уже около ста тысяч, и я все это вчера направила в парламент на ваше имя. Сегодня здесь мы уже собрали вручную еще шесть тысяч. А вы возглавляете комитет по этике. Ловите мою мысль?
- Стараюсь, но пока не поймал.
Марта Блюм приблизила свои квадратные прелести к ребрам депутата и быстро заговорила:
- Речь об этом русском «отморозке» Крымове. Вы сами видите - жители Евросоюза настаивают, чтобы он прошел Большое жюри на тех же условиях, что и другие старики. Пока этот русский - знаменитость и попадает под параграф «ценность личности», его не достать. Я хочу, чтобы вы организовали слушания в парламенте.
- Допустим, но с какой целью?
- Поставили на голосование отмену для него этой лазейки. Зачем нам еще один русский старик в Евросоюзе? Своих престарелых бездельников девать некуда.
- Неплохая мысль, – согласился Збигнев. – Но сейчас, как видите, все парализовано.
- Конечно, раньше, чем этот кошмар не ликвидируют, вы ничего не предпримете. Но, не может же такой бардак длиться вечно. Надеюсь, правительство уже послало бригаду ремонтников на Луну.
- Дай-то Бог, - Збигнев покрутил в руках бесполезные очки и оглянулся на свой небоскреб. - А сколько сейчас времени?
- На этот вопрос вам сейчас не ответит никто. Все часы в Европе остановились. Я теперь жалею, что выбросила бабушкины наручные часики. Сегодня они очень бы пригодились, – посетовала Марта.
- Тогда, дамы, разрешите откланяться. Боюсь, моя супруга в этой обстановке без меня не справится.
Дамы пожелали депутату мужественно пережить техногенную катастрофу. Передали привет его супруге и подняли свой плакат. Сбор подписей возобновился с новой силой.

******
Ганс Маур относился к той категории мужчин, для которых состояние паники недоступно. На отказ Глобальной системы и всех транспортных средств он отреагировал достойно - заменил служебный кабинет теннисным кортом.
Белозубый Стив, секретарь и неизменный партнер Ганса не только по теннису, выдержкой босса похвастаться не мог. Будущее Стива пугало. По его мнению, отсутствие воды в кране означало приближение конца света. Испуг и рассеянность мешали игроку сосредоточиться на корте, и Стив часто мазал в площадку. Ганс Маур его незлобно журил:
- Ты все-таки не баба, Стив. Не раскисай и верни себе форму.
- Я постараюсь, Гансик, – пообещал молодой человек и снова угодил мячом в сетку.
Ганс Маур не слишком расстраивался по поводу слабой игры партнера. Он смотрел на стройные ноги Стива, на его широкую грудь, развитые спортом плечи и бицепсы, и размышлял о преимуществах своей ориентации. Какой подарок преподнесла ему судьба, наградив особенностями гея. Маур не мог понять, как мужчины-традиционалы живут на свете. Как они спят с женщинами. Маур представил себе обнаженное женское тело и его чуть не стошнило. Эти груди, что болтаются как вымя дойной коровы, эти дряблые мышцы живота и слабые тонкие ноги, растущие из рыхлых объемных ягодиц – как все это способно возбудить в мужчине желание? То ли дело красавец атлет, вроде его секретаря. Крепко сбитое тело, все, что надо, на месте. Размышления Маура могли привести к смене игровой площадки. Страстный спортсмен уже прикидывал, под каким предлогом переместить их турнир к себе в спальню. Но его отвлек странный нарастающий гул. Ганс помнил этот звук с молодости, но много лет его не слышал. Гул доносился со стороны Байера - небольшого баварского городка, в окрестностях которого предприниматель и свил свое гнездышко. Городок прославил великий Вагнер. Гениальный композитор не только жил здесь, но и построил оперный театр. На его сцене до сих пор поют и играют Вагнера. Отец и мать Ганса, страстные поклонники композитора, чтобы иметь возможность посещать его театр, построили виллу неподалеку. Но приобщить сына к вокалу так и не смогли.
Ганс оперу ненавидел с детства. С тех самых пор, когда родители брали его с собой. И особенно Вагнера. На его оперных представлениях, что длились часами, маленький Ганс мучился особенно. При мощном реве труб и грохоте барабанов, столь характерных для пафосного гения маэстро, ребенок пугался и плакал. А во время сладкоголосых арий его героинь – мгновенно засыпал. И с той поры Вагнера терпеть не мог. Будучи во всех отношениях истинным баварцем, в данном аспекте Ганс Маур выступал в роли белой вороны.
Шум нарастал. Ганс вышел за живую изгородь виллы и, к своему огромному удивлению, увидел, как мимо посадочной площадки его летоплана катит антикварный Мерседес, с самым что ни на есть настоящим бензиновым двигателем. Лимузин сопровождал эскорт из шести мотоциклистов. Вся эта доисторическая кавалькада, изрыгая смрад выхлопных газов, остановилась возле парадной лестницы его виллы. Мотоциклисты спешились, отдали под козырек, и из лимузина вышел дядя Ганса, президент Германии. Маур в спортивной обуви и шортах, в чем был, в том и поспешил встречать державного родственника. Президент потянулся, расправляя затекшую спину, небрежно похлопал племянника по плечу, и в дом заходить отказался. Пожелал говорить на свежем воздухе:
- Угостить гостя ты ничем не сможешь, водопровод у тебя не работает, кондиционер тоже. Веди меня в павильон моего брата.
К летнему павильону у небольшого искусственного озерца вела дорожка из красного гравия. Само строение в древнеримском стиле, с колоннадой и небольшим фонтаном, построил еще отец Маура. Ганс в павильоне ничего не менял, кроме массивных дубовых кресел. Вместо них поставил два шезлонга и мраморный столик. Президент, пока отец Ганса был жив, регулярно посещал их виллу и любил в этом павильоне читать прессу. Поэтому Ганс не удивился желанию гостя и, почтительно взяв его под руку, повел по красному гравию.
Конвой остался на своих местах, издали наблюдая за происходящим.
- Дядя, где ты раздобыл все эти раритеты древности? – спросил племянник, кивнув в сторону лимузина и мотоциклетов.
- Позаимствовал у фанатов «Бенц-клуба». Но давай не будем тратить время на ерунду. Его у меня немного. Слушай меня внимательно.
- Я весь внимание, дядя.
- Что произошло с Глобальной системой, пока не знаю. Команда аварийных роботов уже на Луне, но связи с ними нет. Сколько им потребуется - день, месяц или год, пока сказать не может никто. Нам еще повезло, что Космическое Агенство сохранило в рабочем состоянии несколько ракет. Теперь остается только надеяться и ждать.
- Из твоих уст, дядя, это особенно приятно слышать, – кисло улыбнулся племянник.
- Оставь свой сарказм, мой мальчик, для нашей прессы. Я хочу поговорить о твоем бизнесе.
- О моем? Я думал, у президента сейчас есть заботы поважнее.
- Не перебивай старших. Удивляюсь, как покойный братец тебя воспитывал?
- Прости, дядя.
- Проехали. Так вот, о твоем бизнесе, - как я понимаю, ваши мороженые граждане-пациенты скоро протухнут?
Родственники давно дошли до павильона, но возле ступеней остановились. Пожилой политик устал сидеть в машине и снова усаживаться не хотел.
- Да, дядя, возможно, наши пациенты погибнут. Если твои роботы провозятся на Луне больше суток, температура в хранилище поднимется. Но когда наступит кризис, знает только профессор Ленц.
- Мне нравится твое спокойствие, мой мальчик. Но ты прав, пару сотен замороженных - это еще не катастрофа. Катастрофа, если русские воспользуются остановкой Глобальной системы и шарахнут в нас своими древними ракетами.
- Ракетами? – изумился Маур. – А наша хваленая защита? Ты же сам говорил – пусть русские только попытаются запустить в нас свой ядерный антиквариат, их ракеты взорвутся, не успев взлететь.
- Когда Глобальная система нормально функционирует, так и произойдет. Но сейчас наша защита так же бесполезна, как пустой бачок в твоем туалете. Поэтому я хочу реанимировать несколько музейных транспортных самолетов.
- Чтобы сбросить русским десант из европейских лесбиянок?
- При чем тут они?
- Шутка, дядя. Пока Путин их переловит, русским будет не до ракет.
- Шутки оставим для другого времени. А самолеты нужны, чтобы облететь Евросоюз и собрать руководство всех наших стран. Я назвал эту акцию планом «Б».
- Очень интересно. И где ты решил их собрать? Или это государственная тайна?
- Это государственная тайна для всех, кроме моего племянника.
- Спасибо за доверие. Но почему для меня такая честь?
- Потому что я хочу их собрать у тебя в Горицах.
- У меня? Ты хочешь заморозить все европейское руководство? У меня не хватит мест в холодильной камере!
- Я хочу их спасти под землей. Только твоя компания имеет столько обустроенных площадей и на такой глубине.
- Дядя, в «Эдэмплац» нет отеля, чтобы поселить столько вип-персон.
Президент постучал пальцем по лбу:
- Я думал, ты, мой мальчик, сообразительней. Сейчас не до комфорта. Как-нибудь разместим. Но твое подземелье сохранит мозг Евросоюза, его руководство, от возможного ядерного удара.
- А ты уверен, что нас ждет ядерный удар?
- Кто знает, что на уме у этих русских. Путин и полвека назад был горазд на выдумки. Помнишь Украину? А когда человеку далеко за сотню, его мозг непредсказуем. Пока Глобальная система в заднице, мы беззащитны. Да, я это уже говорил.
Маура слова дяди позабавили:
- Выходит, русским везет. Их не пустили учавствовать в лунном проекте, в результате они не зависят от Глобальной системы, у них течет из кранов вода, и они счастливы.
- По твоей логике, самыми счастливыми были питекантропы. Жили в пещерах, не знали электричества и не страдали от его отсутствия.
- Пожалуй. Но русские первыми вышли в космос. Делали на нефти приличные капиталы, кто мешал вкладывать их в технологии?
- Путину пришлось выбирать, строить цивильное общество, способное двигать прогресс, или ковать духовные скрепы для своего трона. Трон оказался важнее. В результате страна пятится в средневековье.

- И при этом мы их боимся?
- Варваров всегда боялись. Вспомни, мой мальчик, главный кошмар Древнего Рима. А варвары с атомной бомбой еще страшнее. Где теперь корейский полуостров?
- Теперь его нет, – согласился Маур.
Президент решил, что племянника подготовил достаточно:
- Вообщем, я оставлю тебе один мотоцикл, отправляйся в Горицы и готовь свои шахты к приему высоких гостей.
- Дядя, роботы обездвижены, вентиляции нет, лифты встали. В шахты не спуститься. Какие высокие гости!?
- Твои проблемы, мой мальчик. Езжай и решай. А по дороге подумай о своем будущем.
- Ты о чем, дядя?
- Все о том же - о твоем бизнесе. Когда выбросишь своих пациентов из морозильника, тебе придется еще разбираться с теми, кто тебе их положил.
- Все пациенты «Эдэмплац» застрахованы.
- Не советую на это рассчитывать. Страховые компании после этого коллапса начнут лопаться, как мыльные пузыри.
- И китайские?
- Китайцы скажут – это ваша Глобальная система, сами и разбирайтесь. Они и в Луну денег не вкладывали. У китайцев тоже свой путь – китайский.
- Китайский путь привел к сверхдержаве. А путинский - к балагану с лаптями.
- Дело не в Путине, дело в менталитете народных масс. Знаешь, чем отличаются китайцы от русских?
- Глазами, дядя. Китайцы косоглазые.
- Нет, мой мальчик. Русские неплохо воюют, пируют и воруют, а китайцы хорошо работают. Вот и вся разница.
- В этом мы, немцы, с китайцами одного поля ягоды.
- Не скажи. Немцев за чашку риса работать не заставишь, а китайцы могли. Но мы уклонились от темы твоего бизнеса.
- И что ты предлагаешь?
- Попробую выбить из бюджета Евросоюза сотню-другую миллионов, чтобы ты смог преобразить подземные площади в пятизвездочный бункер. Один раз сбой Глобальной системы произошел, где гарантии, что он последний? Уверен, мои коллеги по европейскому дому идею поддержат. Всем жизнь дорога, а у первых лиц государства она бесценна. И тут я должен тебя похвалить.
Маур сосредоточенно обдумывал предложение дяди, но сразу оживился:
- Похвали. Я люблю, когда меня хвалят президенты.
- Ты прекрасно провел пиар-компанию с этим русским. Джентльмен, что пролежал сорок пять лет в твоем погребе, стал мировой сенсацией.
- Его зовут Дмитрий Крымов.
- Неважно, как его зовут. Важно, что теперь ты известная персона и говорить о тебе с коллегами из стран Евросоюза проще. В результате, под твое предприятие легче выбивать бюджет.
- Я ценю твое предложение, дядя, – и Ганс Маур пожал родственную руку.
- Я всегда верил, что ты не идиот. А перемонтируешь свое подземелье, и сразу станешь лучшим другом нашего маленького коллектива.
- И ваш коллектив мне нравится.
- Не сомневаюсь. И запомни – элитное бомбоубежище для первых лиц, это выход из дерьма, в котором ты сейчас по шею. Так-то, мой мальчик. А теперь мне пора.
Ганс проводил дядю до лимузина. Один из полицейских эскорта открыл президенту дверцу, закрыл ее за ним и устроился рядом с водителем. Свой мотоцикл офицер оставил Мауру. Грохот удаляющихся двигателей, гарь выхлопных газов и антикварный мотоциклет - все, что осталось племяннику от державного визита дяди.
Ганс потрогал рукоятку руля диковинной машины и пошел искать Стива. Его белозубый секретарь обожал гонять на всем, что двигалось, и Маур очень надеялся использовать его в качестве водителя. Сам бизнесмен мотоциклы разглядывал только в музеях, и о том, чтобы оседлать стального коня, не могло быть и речи. Стива он обнаружил там, где они расстались – на теннисном корте. Предложение прокатиться пару сотен километров с ветерком молодой человек принял с восторгом. Для него это и приключение, и возможность отвлечься от мыслей о конце света. Кроме того, на вилле ему бы пришлось ублажать босса всеми доступными средствами, большую часть из которых он уже использовал.
Новоявленные байкеры облачились в спортивные костюмы, нацепили ветровые очки, и Стив завел мотоцикл. Первые километры вел машину осторожно, на ходу осваивая сложную механику раритета. Но вскоре разобрался и помчал, как заправский гонщик. Мауру пришлось крепко обхватить своего секретаря, на сей раз не от полноты лирических чувств, а от страха оказаться в кювете. Но мотоциклетный полет длился недолго. На девяностом километре пути движок мотоцикла пару раз чихнул и издох. Сколько Стив не пытался его оживить, ничего не вышло.
Маур не умел водить транспорт без автопилота, но умел соображать. Посмотрев на приборный щиток, он понял причину отказа двигателя. В баке закончилось горючее. Это означало, что Гориц им не видать, как собственных ушей. Бензиновые заправки исчезли с дорог еще двадцать лет назад, и уже тогда достать бензин становилось проблемой. А в наше время, да еще в момент коллапса Глобальной системы, при полном отсутствии связи, задача вообще неразрешимая. В какую сторону идти, значение не имело. И сзади и спереди ближе десяти километров ни одного населенного пункта. Маур решил идти вперед. Стив для порядка покапризничал и двинулся следом. Они еще не прошли километра, когда услышали нарастающий гул. На сей раз шум исходил с небес. Мужчины подняли головы и увидели двухмоторный транспортный самолет. Ганс Маур понял, что его дядюшка запустил план «Б» по сбору президентов и премьеров стран блока на случай внезапной ядерной атаки русских.

******
Катрин Ривер злополучным утром, ставшим трагедией для всего цивилизованного мира, едва успела воспользоваться ска-дромом и попасть на работу. Но в шахту к профессору уже спуститься ей не удалось. Лифты остановились. Джулия на работе не появилась. Катрин беспокоилась за судьбу тетки. А та просто немного замешкалась, ска-кабина перед ее носом перестала сканировать, и ей пришлось остаться в Карловых Варах. Всего этого Катрин не знала, поскольку связаться с теткой не могла. Она прошлась по пустынному офису, еще до конца не понимая, что происходит. Всего несколько служащих, привыкших являться на работу заранее, слонялись по офису без дела. Техника умерла, а без нее их присутствие на службе теряло смысл. Вернуться домой они тоже не могли – ска-кабины превратились в бессмысленные коробки. Связь с миром отсутствовала, и спросить, что происходит, было не у кого. Катрин вышла в парк.
Три электрокара стояли на своих обычных местах. В одном из них крепко спал Сташек Гамулка, которому все, что не отрывало от сновидений, шло на пользу. Радек сидел на скамейке вместе с ковбоем со Среднего Запада, и оба открыто курили. Радек любимую сигару. Американец дешевую сигарету. При виде девушки оба встали и отвесили ей, как даме, галантный поклон. Ковбой после этого уселся обратно. Радек виновато улыбнулся, своей преступной деятельности не прервал, но продолжал стоять:
- Здравствуйте, госпожа Ривер. Кажется, мы все в большой и глубокой попе.
- А мне кажется, что вы этим вполне удовлетворены, – Катрин усмехнулась и хотела пройти мимо. Но Радек ее задержал:
- Послушайте, сегодня братья Крымовы тут последний день. Я не знаю, сколько времени продлится эта кутерьма, но пока все отключилось, уводите Дмитрия отсюда. Полиция в отключке, документы им сканировать нечем. База данных недоступна, и на все их предписания можно чихать. Никто сейчас возрастную карту смотреть не будет. Тащите мужика отсюда, пока не поздно.
Катрин кивнула, в знак того, что совет поняла, но ничего не ответила. Радек заметил сомнение на лице девушки и добавил:
- От души советую. Вчера меня достало «Подсознательное вещание». Они там какую-то гадость против Крымова затевают. Тяните его от греха, да спрячьте получше. Я плохого не пожелаю.
Аргумент подействовал, и Катрин быстрым шагом направилась к коттеджу Крымовых. Братьев она застала на балконе. В гостиной безжизненно валялась куколка-блондинка, в мойке кухни кисла гора немытой посуды, и пустые банки от пива так и остались на столе.
- Ой, как здорово, что ты пришла! – Обрадовался Дмитрий. – я себе места не нахожу. Пытаюсь с тобой связаться, а проклятые очки отказали. И вообще, что происходит?
- Этого я не знаю. Собирайте вещи. Отсюда надо уходить.
- Куда уходить, детка? – спросил Остап Георгиевич – Я еще не получил гарантийных бумаг от Ганса. Возможно, я ему что-то еще должен.
- Господин Маур никуда не денется. А сейчас пора уходить. Надо спасать Дмитрия. - И девушка поделилась с братьями своими опасениями и пересказала разговор с Радеком.
- И где ты нас собираешься прятать? – не без иронии полюбопытствовал Остап Георгиевич. Катрин уже все продумала:
- Первое время поживете у меня. А дальше посмотрим. Как только Дима решит вопрос с возрастной картой, все проблемы отпадут. А тетя против не будет. Она у меня хорошая.
- Я с радостью! – Просиял Дмитрий. Он был готов на что угодно, лишь бы Катрин оставалась рядом. Остап Георгиевич от предложения будущей снохи восторга не испытал.
- Мне идея стеснять присутствием двух мужиков твою великодушную тетю не слишком по душе. И вообще, я законов Евросоюза никогда не нарушал, а Димка их нарушить еще не успел. Чего нам прятаться?
Катрин снова привела свои доводы. Напомнила, что Карловарская полиция получила на Дмитрия предписание. И как поступят власти, пока у Димы нет возрастной карты на руках, никто не знает. Неслучайно Радек слышал что-то плохое по каналу «Подсознательного вещания». Дмитрий уже для себя все решил и наседал на брата:
- Остап, здесь все равно ничего не происходит. Пока техника не оживет, мы тут спятим. Я бы согласился.
Остап Георгиевич начинал сдаваться:
- Хорошо, а как ты, детка, представляешь себе наше путешествие?
- Попросим Радека, он отвезет нас в Карловы Вары на электрокаре компании. И не выдаст. Я ему верю.
Покончив с уговорами, Катрин помогла мужчинам собрать их вещи, и они втроем спустились в парк. Радек продолжал занимать место на облюбованной скамейке, Гамулка по-прежнему дрых в кабине электрокара, а ковбой со Среднего Запада исчез. Катрин решительно подошла к Радеку:

- Мы вам заплатим, отвезите нас в город.
- Только если на собственной спине – на полном серезе прендложил Радек и, подмигнув девушке, добавил: -. Вас я таким образом готов доставить хоть на край света. Но на троих моей спины не хватит.
- Почему спине? Вот же три лимузина.
- Госпожа Ривер, это не лимузины, а три, напичканных бесполезной сейчас начинкой, железных гроба. Наша техника работает, если работает Глобальная система. А она в попе, как и мы все.
Катрин растерялась:
- Что же теперь делать?
- Пешочком надо ходить. Под горку - не в горку. Спуститесь, заодно прогуляетесь.
- Пешочком? – Возмущенно переспросила Катрин. – До Карловых Вар тридцать километров!
Разжалобить Радека оказалось сложно.
- А куда вам спешить? По дороге несколько маленьких отелей. Попьете настоящего молочка, отдохнете - и топ-топ ножками.
Остап Георгиевич давно понял, что электрокар им не светит, и Радека поддержал:
- Я не боюсь прогулки. Выдержит ли дама?
Катрин вспыхнула:
- Дама еще и не такое выдержит. Ладно, Радек, мы пойдем пешком, но вещи Остапа Георгиевича и Димы оставим вам. Техника запустится, притараните.
- Не вопрос, – улыбнулся Радек и достал коробку с сигарами. Трое путников слышали, как он чиркнул спичкой им вслед. Занятые своими мыслями, они даже не удивились, где он добыл спички. Но запах крепкого табака ощутили. В чистом горном воздухе запахи разносятся быстро.
Катрин повела братьев по тропе, что называла «тропой контрабандистов». На прощанье выдала комолой корове кусочек сахара, и погладила ее пятнистые бока. Декоративная скотина долго смотрела им вслед печальными глазами восточной наложницы, и даже что-то промычала в их сторону. Вскоре троица беглецов покинула пределы компании «Эдэмплац» и они вышли на дорогу. Еще через полчаса шагали по пустынной улице Гориц. Прошли мимо той самой церкви, которую прикупил русский богатей для своих греховного бизнеса. Еще через полчаса спускались по ущелью, перешагивая футляр робота-полицейского. Механический офицер неподвижно покоился в своем служебном футляре, беспомощно раскинув руки-клешни и взирая на небо невидящим лазером глаза. Радек оказался прав – охваченной паникой Европе сейчас не до возрастной карты Дмитрия Крымова. И лучшего времени для побега трудно придумать.

*******
Магда Колиндз возвращалась домой на велосипеде. Каким образом ее новая подруга Марта Блум сумела сообщить своим сотрудникам, что нуждается в транспортном средстве, Магда спросить не успела. Два пожилых трансвестита с канала «Подсознательное вещание» прикатили им по велосипеду, а сами потащились назад пешком.
Госпожа Колиндз крутила педали с воодушевлением. День, несмотря на ужасную аварию Глобальной системы, выдался для нее удачным. Они с Мартой Блум собрали за семь часов восемнадцать тысяч подписей. Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Не случись техногенной катастрофы, никогда бы не собрать такую толпу. А тут, когда все перепуганы и не понимают, откуда пришла беда, версия русской атаки на Глобальную систему попала в яблочко. На своем плакате дамы об этом не писали, но кричали о русском следе до хрипоты. Покажи они толпе русского, люди не только бы подписали петицию, а сами разорвали его на части. Госпожа Колиндз катила по городу, смакуя удачу, и едва обращала внимание на происходящее вокруг.
А в городе царил хаос. Владельцы магазинов вываливали продукты на улицу. При отключенных холодильниках провизия постепенно превращалась в ядовитые отбросы. Увозить груды тухлятины было не на чем, и прекрасный Брюссель превращался в смрадную помойку. Лишенные средств передвижения, горожане уныло брели сквозь мусорные завалы, раскупая тепловатые «прохладительные» напитки. И тут же ими умывались. Городские туалеты закрылись, и страждущие использовали скверы и дворы. Все вокруг напоминало кромешный ад. И это еще в умеренной климатической зоне. Трудно представить, что творилось в городах южной Европы. И пожалуй, только Россия не ощущала последствий страшной аварии. За расширение границ «русского мира» Евросоюз не допустил ее до Глобальной системы. И теперь меры, призванные наказать агрессора, сослужили зловредной стране прекрасную службу. Электричество в России получали, сжигая уголек. Небо этот варварский метод нещадно коптил, зато холодильники в домах россиян работали.
Но об этом Колиндз сейчас не думала. Она думала о Крымове. Мысли о скорой расправе над русским «отморозком» приятно грели чиновную душу. Подкатывая к дому, Магда ощутила голод и легкое возбуждение. Велосипедное седло задевало ее чувствительные места и вызывало шаловливые мысли. Еще один поворот - и она возле дома. Высокая кирпичная стена, прятавшая от посторонних глаз ее виллу, означала конец нелегкого пути, а родной ландшафт сулил приятный отдых усталому от педальных трудов телу. Прислонив велосипед к стене, госпожа Колиндз встала перед воротами, демонстрируя свой хозяйский облик. Этот облик служил отмычкой для ее электронного замка. И створки ворот перед хозяйкой распахивались сами собой. Но сейчас ничего такого не произошло. Магда покрутилась так и сяк, несколько раз поменяла выражение лица. Но мимика на электронику не действовала. Наконец, до нее дошло – глаз, выдававший команды механизму замка, тоже зависел от Глобальной системы. Вселенская беда не обошла стороной и ее частную собственность. Евроскептики давно твердили о чрезмерной зависимости Европы от новейших технологий, но реальные последствия превзошли самые кошмарные прогнозы. Настроение госпожи Колиндз быстро портилось. Стена высотой в два метра не столь серьезная преграда для опытного скалолаза, но для женщины умственного труда - препятствие непреодолимое. Уже начиная впадать в отчаяние, Магда машинально потянула за ручку, и ворота легко поддались. На ее счастье, отказ Глобальной системы по какой-то причине отомкнул замок на воротах ее виллы, оставив вход для всех желающих свободным. Хозяйка вошла и огляделась в поисках мужа. Том обязан встречать жену на пороге, спрашивать, как она провела день, и подавать ей тапочки. Магда заглянула внутрь, еще несколько раз окликнула супруга. Не получив ответа, потащилась осматривать виллу. Пол кухни она нашла залитым водой холодильной камеры, и оттуда исходил неприятный душок испорченных продуктов. Распахнув окно, вышла на лужайку и заглянула в бассейн. Ее «дорогой» супруг лежал на дне в брюках и башмаках. Его могучий черный торс резко выделялся на белых плитках облицовки. Глаза Тома оставались открытыми, и белозубая пасть мерцала сквозь толщу воды. Робот и на дне бассейна продолжал жутковато улыбаться своей супруге. Как он оказался в воде, Магда быстро сообразила. Когда Глобальная система встала, все, что находилось под ее контролем, мгновенно вышло из строя. В том числе и ее эксклюзивный робот. Том стоял у кромки бассейна, отключился и упал в воду. Ремонт мужа, если в нем еще оставалось что ремонтировать, мог обойтись супруге в кругленькую сумму. Вспомнив о своих шаловливых мыслях, вызванных велосипедным седлом, госпожа Колиндз выругалась про себя и вернулась в дом. Ванну принять она не могла – не было воды, не могла и поужинать. Пришлось отойти ко сну на голодный желудок. Супружеское ложе делить было не с кем. Но усталость от нелегкого дня в условиях вселенской катастрофы брала свое. Вспомнив о собранных подписях и удачной случайной встрече с депутатом Залесским, госпожа Колиндз подумала, что при всех невзгодах в жизни случаются и приятные вещи. И с этой утешительной мыслью уснула праведным сном чиновницы, уверенной в важности своей миссии и значительности собственной персоны.

******
Солнце давно покинуло небосклон, погрузив ущелье в прохладный мрак. Остап Георгиевич и его влюбленные спутники шагали уже два часа. Первое время вся троица держалась вместе. Шли, обсуждая дальнейшие действия, вспоминали разные истории и радовались горному пейзажу. Но постепенно «молодые» начали отставать. Что Остапа Георгиевича не напрягало. Он слышал сзади себя звонкий смех Катрин и негромкий баритон брата. Дмитрий явно рассказывал деве что-то смешное. И оба млели от переполнявших их чувств. Но вскоре влюбленные затихли. Дорога вела вниз по ущелью, спуск не был крутым, и Остап Георгиевич не ощущал усталости. Но, чтобы совсем не потерять спутников, присаживался на пенек или ствол упавшего дерева. Когда голубки нагоняли старика, он без труда определял, чем парочка занималась. Удовлетворенный взгляд брата и внутренний свет в очах девушки эту тайну выдавали.
Уже наступала ночь, когда они добрались до небольшого отеля. Хотя это определение для сельского дома, стоящего на склоне горы, не слишком подходило. Раньше бы про него сказали «постоялый двор» или «харчевня». По существу, это был добротный хутор, хозяева которого две комнаты наверху сдавали постояльцам. При полном мраке вокруг, два святящихся оконца радовали глаз путника. Их свет уносил в сказку из далекого безмятежного детства. Троицу беглецов радушно приняли и усадили за стол. Вселенские напасти не нарушили естественный ход жизни хозяев. Вместо электричества они жгли свечи, а отказавший водопровод заменили студеной водой из родника. Не было у них проблем и с холодильником – глубокий погреб сохранял продукты естеством природы. Пожилые хозяева, Славомир и Ванда, все сохранили и все предусмотрели. Ванда растопила дровами плиту летней кухни, и на столе появилась яичница с беконом, домашнее пиво и всевозможные соленья и закуски. Хозяева уселись ужинать вместе с гостями, словно угощали не постояльцев, а собственную родню. Катрин и Дмитрий жадно принялись за еду. Их аппетит позволял предположить, сколько энергии им пришлось затратить за время путешествия. И Остап Георгиевич проголодался, но ужинал, не торопясь, наслаждаясь удобным креслом ничуть не меньше, чем предложенными закусками. Хоть дорога и шла под гору, прошагать больше десяти километров, когда тебе девяносто пять, далеко не пустяк.

- Славомир, вы в курсе, что происходит на свете? – спросил Остап Георгиевич, утирая платком с губ остатки пивной пены.
- Откуда нам знать. С утра тишина. Никто мимо не проедет, никто не пролетит. Неудобно, конечно, насос не работает, света нет, но мы и не такое переживали.
В этом Остап Георгиевич не сомневался. Хозяин, по его прикиду, прожил на свете немногим меньше самого Крымова, и повидать успел немало. Родился при социализме, сознательную жизнь начал при капитализме, а доживал при мультикультуризме. Как бы прочитав его мысли, Славомир кивнул на жену и добавил:
– Пока платим только за ее карту, жить можно. Но через семь лет и мне проходить Большое жюри. Две возрастных карты мы уже не потянем. Оставлю хозяйку одну. Пусть поживет, она еще бабка крепкая.
- И вы так спокойно об этом говорите? – изумилась Катрин.
- А чего, барышня, мне беспокоиться, – усмехнулся Славомир – Я свое отмерил, пускай молодые поживут. Зачем чужое место под солнцем занимать?
- Не говорите ерунды! Ничье место вы под солнцем не занимаете. Вы наоборот людям нужны. Вот мы пришли к вам, как к себе домой. У вас и тепло и вкусно, как у близких. Не будет вас, останется пустое место.
- Да, Катрин права, – вставил Дмитрий, продолжая уплетать ужин, - у вас хорошо, как дома.
- Спасибо вам, дети, за добрые слова. Пусто не будет. Я уйду, Ванда останется. А потом, глядишь, сыну с невесткой маяться в небесах надоест, домой вернутся и наше дело продолжат.
- А где они сейчас? – спросил Остап Георгиевич.
- И не спрашивайте. Сидят в стеклянной колбе на Марсе, шпинат в марсианской пыли пробуют вырастить. А чего его там растить. У нас по весне весь лес в шпинате, ешь – не хочу.
При упоминании о детях Ванда приложила к глазам салфетку и шмыгнула из столовой.
- Куда ваша жена рванула? Если что-то случилось, могу помочь, - предложил Дмитрий.
- Твоя помощь, сынок, ей не поможет. Переживает за сына. Где мы, а где он? Случись что, родительской ласки не жди. Страшная это вещь, космос. И чего туда люди рвутся, когда на своей Земле порядка никак не наведут?
- Да, на Марсе небезопасно. Вот у брата сын в шестой экспедиции погиб. Мой племянник, Коля. И внучок его, Димка, куда-то летит к неведомой звезде.
Славомир внимательно оглядел Остапа Георгиевича, затем Дмитрия:
- Его внучок, говорите? Сколько же внучку годков, если его к звезде отправили.
- Тридцать два осенью исполнится. – Сообщил Остап Георгиевич, не без удовольствия отслеживая реакцию Славомира на свои слова.. Хозяин снова оглядел братьев, теперь уже с недоумением:
- А сколько же годков, тебе, сынок, если твоему внучку за тридцать?
- Мне девяносто восемь.
Славомир побледнел и перекрестился. Они с женой не имели привычки смотреть новостные каналы и очками пользовались исключительно в качестве видеотелефона. Поэтому история братьев Крымовых обошла их стороной. Обычно они все новости узнавали от постояльцев. Но тут как-то не сложилось. Остапу Георгиевичу пришлось рассказать Славомиру весь сюжет от начала до конца. Рассказ произвел на хуторянина сильное впечатление. Он вернул в столовую супругу и пересказал ей все еще раз своими словами. Изумленная Ванда даже потрогала Дмитрия за рукав. Что Катрин страшно рассмешило. Удивлению стариков не было предела. Они замучили постояльцев вопросами, принимая в диковинной судьбе Крымовых душевное участие.
За столом засиделись до глубокой ночи. После затянувшегося ужина постояльцев повели по винтовой деревянной лестнице. Славомир впереди со свечкой, за ним Катрин с Дмитрием. Последним Остап Георгиевич. Ему так же доверили свечу, и старик, взбираясь по лестнице, старался не подпалить спину брата. На втором этаже располагались две спаленки. Одна выходила окнами на гору, вторая на ущелье. Та, что на ущелье, имела балкон. Гостям предложили выбирать место ночлега самим. Остап Георгиевич выбрал спальню с видом на гору, оставив молодым возможность полюбоваться с балкона звездами. Катрин смущенно предложила братьям спать вместе. Но Остап Георгиевич это предложение категорически отверг:
- Детка, несмотря на свой возраст, я не ханжа, и давай без мещанских антимоний. Вы оба взрослые люди и не должны ни перед кем разыгрывать спектакли.
Катрин ничего не ответила, но слова будущего родственника оценила. Оставшись вдвоем, они с Дмитрием тут же обнялись и отпраздновали первую совместную ночь долгим нежным поцелуем. Потом Катрин взяла кавалера за руку и вывела на балкон. Они обнялись и смотрели в ночь. Над ними звенело тишиной необъятное звездное марево. Узкий полумесяц лунного диска влюбленных европейцев уже не волновал. На нем развернули ту самую Глобальную систему, которая впервые дала сбой. Попасть на Луну сегодня человеку стало столь же просто, как переместиться в другой город, там стояла такая же ска-кабина. Но лунный объкт являлся особо секретным и код лунного маршрута знали только руководители Космического агентства и начальники Генерального штаба сил Европейской обороны.
Правда после аварии, ска-дромные кабины превратились в бесполезные коробки, и без устаревших ракет до Луны не добраться. Но, как до аварии, так и после, ЛДуна в европейском сознании по-прежнему оставалась ближайшей космической базой, содержала на своем лунном грунте массу всякого оборудования, и ничего таинственного или поэтичного от нее не осталось. Теперь только далекие звезды будоражили человеческое воображение и манили первооткрывателей. Молодых людей, жаждущих далекого космоса, с каждым годом становилось все больше. И среди них сын хозяев небольшого отеля, в котором нашли ночлег беглецы, и внук Дмитрия.
Остап Георгиевич уже спокойно спал, а Дмитрий и Катрин, как и положено влюбленным, взирали на небеса со своего балкона. Катрин спросила шепотом:
- Ты можешь показать мне Марс?
- Не могу - плохо учил астрономию.
- Тебя никогда не тянуло к звездам?
- Никогда. Поэтому я выбрал столь щземную профессию – кормить людей.
- Интересно, в кого пошли твой сын и внук?
- Понятия не имею. Я даже никогда не замечал за Николаем интереса к космонавтике.
- Боюсь, если у меня когда-нибудь родится мальчик, он тоже захочет на Марс. И что мне тогда делать?
- Спроси что-нибудь попроще.
- И не подумаю. Ты же мальчишкой мечтал о звездах.
- Наверное, в юности что-то о них думал. Но не мечтал никогда..
- И что ты думал?
- Хочешь лекцию?
- Хочу.
- Хорошо. Поэты восторгаются звездами, как декорацией для розы и соловья. Ни один живописец не возьмется за кисть, если часть своего пейзажа не отдаст небу. Для живописцев и поэтов небо всего лишь прекрасный фон для понятной земной природы. Ценность неба, как объекта мироздания, остается ученым и космическим путешественникам. Для них познание пустынных безжизненных планет сильнее страха космического одиночества. Оно пугает большинство людей. Раствориться в Космосе и не вернуться к людям - самый страшный кошмар человека. Мы редко задумываемся о другом одиночестве. Об одиночестве, в котором живет большинство из нас на земле. Но тут одиночество философское, а в Космосе оно физиологическое.
- Господи, какой ты умный. У меня даже голова разболелась. Я все думаю о нашем хозяине, Славомире и его детях. А ты?
- Я, например, не в состоянии понять их сына, променявшего свой восхитительный дом на безжизненную марсианскую пыль. И даже если ему там удастся вырастить шпинат, чужая странная пустыня никогда не станет ему домом.
- Ты говоришь о нем. А она? На Марсе он с женой. Ее ты тоже не можешь понять?
- До конца женщину не может понять ни один мужчина. Мы руководствуемся рассудком, а вы естеством.
- Просто мы умеем любить, а вы нет. Я бы полетела с тобой на Марс. А ты?
- А я бы тебя отговорил.
- Тогда давай спать.
И в этот же миг в их спальне вспыхнуло электричество.
- Ура! Кажется, с аварией на Луне справились, – обрадовалась Катрин, но сразу погрустнела: – Теперь они снова начнут тебя проверять.
- Давай не будем сегодня о плохом. Главное, что мы вместе, – Дмитрий поднял девушку на руки и отнес на постель.
- Погаси свет и затуши свечку, – попросила Катрин и стала раздеваться.

*******

Джулии снился водопад. Массы воды срывались со скального утеса и падали в пропасть пучины, вздымая пенную стену брызг. И снова взлетали ввысь, превращаясь в яркую радугу. Она так отчетливо слышала этот водный поток, что проснулась. И опять услышала шум воды. Мозг женщины медленно возвращался из мира сна в прозу жизни. И когда она осознала, что где-то льется реальная вода и это вовсе не сон, вскочила и в ночной рубашке бросилась в ванную. И вовремя, вода уже дошла до аварийного стока. Джулия закрыла кран и вспомнила, что оставила его открытым со вчерашнего дня, когда водопровод не желал делать свою работу, как и вся другая техника в доме. Вспомнив все это, она сообразила, что жизнь возвращается. Можно снова варить кофе, принимать душ и нормально пользоваться ватерклозетом. Еще вчера она всех этих элементарных городских радостей была лишена. И как сотни жителей города бегала за водой к Тепле, спускаясь в глубокий бетонный желоб, заковавший речку от весенних наводнений. Еще вчера вместе с обескураженными «водохлебами» к Колоннаде с источниками тянулись сами горожане. Шли с ведрами, тазами и баками, а вовсе не с маленькими кувшинами-поилками, с которыми привыкли фланировать к источникам приезжие ревнители кишечника. Все это было вчера, и больше походило на страшный сон, чем тот водопад, что снился ей утром. Не одеваясь, Джулия запустила мойку посуды, включила электрический кофейник и достала из буфета сухари. Все запасы из холодильника пришлось выбросить, и в доме кроме сухарей и круп, продуктов не осталось. Пока она носилась по квартире в ночной рубашке, во дворе воздушные санитары гремели контейнерами. Городские службы начинали уборку города. Сварив кофе, Джулия снова метнулась в ванную – на сей раз принять душ. До выхода на работу у нее оставалось меньше получаса. Вчера вечером казалось, что кошмар, связанный с катастрофой, пришел навечно, и женщина расслабилась. Будильник, как и вся техника, превратился в хлам, и пользовать его Джулия посчитала делом бесполезным. Наскоро ополоснувшись, она набросила халат, вышла в гостиную и замерла. За столом сидели братья Крымовы и ее Катрин. На столе к ее сухарям добавились сдобные ватрушки, деревенский сыр, домашнее масло и пшеничные лепешки. Остап Георгиевич галантно приподнялся и пригласил Джулию за стол. Лицо старика стало лукавым, но улыбку ему удалось сдержать - гость на полном серьезе играл роль хозяина. Сама хозяйка юмора не оценила, как любую женщину, которую застали врасплох, ее куда больше занимало отсутствие надлежащего случаю туалета, макияжа и прически.
- Спасибо, господа. Но я в таком виде. И откуда продукты? В городе вчера все вываливали на помойки.
Остап Георгиевич сохранял мину:
- Мадам, женщина в халате, это предел мечтаний любого мужчины. А продукты из милого деревенского отеля, где нам посчастливилось заночевать.
Доброжелательный домашний тон Остапа Георгиевича подействовал на Джулию успокоительно, и она позволила ему и дальше корчить из себя хозяина. Во время завтрака за столом прислуживали мужчины. Им спешить некуда, а дамам на работу. Говорили мало. Но по ходу трапезы Катрин все же успела рассказать тетке, как они сбежали с территории «Эдэмплац» и пешком дошагали до гостиницы. А утром Остап Георгиевич связался с Радеком, и тот на ожившем электрокаре доставил их сюда.
- Тетя, они немного поживут у нас. Ты не возражаешь?
Джулия не возражала. Наскоро закусив, они вместе с племянницей побежали на работу, и братья остались одни.
- Ну-с, с чего начнем жизнь беглых нелегалов? – спросил Остап Георгиевич брата.
- В доме нечего жрать. А я сорок пять лет не посещал продуктовых магазинов, – ответил Дмитрий. Остап Георгиевич не имел ничего против, и они отправились в город.
Ближайший продуктовый центр от жилища Джулии находился за квартал. Дмитрий входил в него, как в храм входят паломники, проделавшие к святыне долгий и трудный путь. Вошел и ничего не понял. Витрины с продуктами тянулись бесконечными рядами, но определить ассортимент визуально Дмитрий не мог. Остапу Георгиевичу пришлось поработать экскурсоводом.
- Дима, тут все продукты в совершенно одинаковых пеналах из биопластика. Его особенность - через неделю послке открытия продукта, упаковка исчезает, растворяясь в воздухе.
-Это прекрасно, - восхитился Дмитрий - но я хочу понять, что находится в этом волшебном пластике?
- Содержимое определяется знаками – поляснил Остап Георгиевич. - Две звездочки – молочные изделия. Три – мясные. Овощи и фрукты - пятью и шестью звездами соответственно. Все это продукты глубокой обработки, и созданы на специальных биохимических фабриках. Мясо и молоко выращиваются из генетического материала и отличаются скорее цветом, чем вкусом. Молочные в виде беловатой массы, мясные – розовой. Количество белков, кислот и витаминов точно соответствуют нормам и стандартам Евросоюза.
- Погоди, Остап, это человеческая еда или корм для скотины?
- Не перебивай, а слушай. Идем дальше. Тут начинаются овощи и фрукты. Они, как видишь, исполнены в более разнообразной цветовой гамме, но по вкусу разницу едва ощутишь. В овощах почти нет сахара, а фрукты имеют кисловато-сладкий привкус – и Остап Георгиевич потянул брата к следующему прилавку: - Видишь, под номером семь упаковки с изделиями из иголок разных пород хвойных деревьев. Вот, например, котлетки из хвои сибирской лиственницы. Поставки из китайской части России. Котлетки входят в топ-список новомодных деликатесов. Это я тебе, как ресторатору, уточняю.
Дмитрий начинал выходить из себя:
- Остап, а нормальной еды тут нет? Не для коров, не для поросят, а для людей?
- Не юродствуй, братец, здесь все для людей. Корм для животных проходит еще больше инстанций и стоит дороже. Хочешь что-то знакомое, иди сюда. Тут морепродукты, – и Остап Георгиевич повел брата к прилавкам с дарами моря. Дмитрий обрадовался – крабы, креветки и моллюски просматривались сквозь прозрачные капсулы в вареном виде, копченые или просоленные. Но дальше Дмитрий снова обнаружил нечто ему неведомое:
- А это что за сено?
- Это не сено, а водоросли и богатый выбор прессованного планктона. Европейские диетологи почитают его едва ли ни самым полезным и питательным морепродуктом. И что самое главное, при полном отсутствии вредоносных калорий.
Дмитрий возмутился:
- Вот пусть сами и жрут планктон с водорослями.
Остап Георгиевич за диетологов заступился:
- А они свой тезис мотивируют.
- И чем же?
- Тем, что его кушают киты и вырастают до столь гигантских размеров. По-моему, убедительно.
- А по-моему, бред, – заявил Дмитрий и привел свой тезис - Вороны жрут всякую падаль и живут лет двести. Почему бы этим диетологам не перейти на воронье меню?
- На тебя, братец, не угодишь. Хочешь, купим шоколадку?
Дмитрий взял плитку, недоверчиво покрутил в руках, даже понюхал:
- Тоже с подвохом?
- Вполне нормальный шоколад, если не считать отсутствие в нем бобов какао. Их заменили завезенные беглыми американскими фермерами специально модифицированные сорта кукурузы.
- Как мило. А нет магазина с нормальными продуктами?
- С продуктами от местных фермеров? – переспросил старик, и сам ответил: - Есть такие магазины. Но нам с тобой они уже не по каману.
- Ты же разморозил свой счет.
- На двести пятьдесят тысяч хуаней. А какие у нас впереди расходы, один Господь знает.
- Но один раз мы можем наших дам побаловать?
- Один раз можем.
- Тогда хиляем отсюда.
И братья покинули магазин, не совершив в нем ни одной покупки.

******
Госпожа Колиндз утром не смогла подняться с постели. Для нарочито дисциплинированной чиновницы подобное поведение означало либо конец света, либо тяжкий недуг. Но конец света откладывался, поскольку Глобальная система пришла в норму. А хвори, по счастью, организм Магды не подкосили. Она не могла встать на ноги, потому что ноги ее притомились. До вчерашнего вечера в последний раз она каталась на велосипеде в детстве. С непривычки крутить педали, мышцы ее ног сводили судороги, и требовалось время на их восстановление. Но теперь связь с миром наладилась, и чиновница могла участвовать в работе Гуманитарной Комиссии, не выходя из собственной спальни. И первое известие, что получила госпожа Колиндз, ее обрадовало. Депутат Збигнев Залесский уже договорился о слушаниях по делу Дмитрия Крымова. Второе известие ее огорчило и встревожило. Оно также касалось русского «отморозка». В момент глобального коллапса братья Крымовы покинули территорию компании «Эдэмплац», и пока полиция не имела сведений о месте их пребывания. Но буквально через двадцать минут карловарская полиция отчиталась – братьев засек электронный глаз продовольственного центра, и теперь обнаружить их дело недолгое.

Всей этой информацией Магда поделилась с новой подругой Мартой Блум. И та обещала навестить Магду после обеда, а заодно привезти ей немного продуктов. В ожидании новой информации, госпожа Колиндз снова надела очки, отправила сигнал на ворота своей виллы с приказом впустить редакторшу, и занялась просмотром новостей. Понятно, что после страшной аварии в Глобальной системе и сюжет о братьях Крымовых, и новость об огромной марсианской калоше никого больше не занимали. Сегодня весь мир с нетерпением ждал отчета о причинах глобального несчастья. Но о техногенной катастрофе все основные европейские каналы высказывались весьма уклончиво. Обывателю давали понять, что русский след не подтвердился. А виной всему человеческий фактор. Что собой представляет этот фактор, и какой человек имеет к этому отношение, госпожа Колиндз так и не услышала. Около полудня с ней снова связалась чешская полиция и сообщила приятную новость – Дмитрий Крымов задержан. Его взяли в элитном продуктовом центре и доставили в городскую тюрьму. Крымову предъявлено обвинение в нарушении закона о «целесообразном проживании», по которому полиция Карловых Вар имеет право содержать его под стражей до решения Большого жюри. Магда тут же сообщила префекту - Большое жюри соберется сразу после слушаний в парламенте. Слушания состоятся по инициативе главы комитета по этике, депутата Збигнева Залесского.
Префект не возражал, и Магда поняла - половину дела она провернула. Откинувшись на подушку, представила Дмитрия Крымова в тюремной камере и ощутила душевный покой. Все шло прекрасно, и все ее планы начинали сбываться. Единственная скорбь, тронувшая ее сердце, - отсутствие «дорогого» супруга. Она так и не вынула Тома из бассейна, но теперь имела возможность пригласить на выручку специалистов из диагностического центра. В этот центр она раз в год привозила мужа на предмет технического обслуживания. Магда уже потянулась к очкам, но надеть не успела. Дверь в спальню открылась, и вошел Том. С его мокрых брюк на пол капала вода, но выглядел супруг, как всегда, молодцом – торс могучего африканца, оскал белозубой челюсти, нежный любящий взгляд.
Госпожа Колиндз смотрела на мужа и не могла нарадоваться чудесному его хэппи-энду. И семья у нее не распалась, и дорогостоящего ремонта избежать удалось. Японские умельцы веников не вяжут. Предусмотрели и это. Долгое пребывание робота в воде не навредило его тонкому устройству.
Том стоял перед ее постелью и скалил белозубую пасть. Ноги госпожи Колиндз болели, но не до такой степени, чтобы она не могла их раздвинуть. Том тут же отреагировал, скинул мокрые брюки и прыгнул к ней. Но с мужем было что-то не так. Инструмент для исполнения супружеских обязанностей у него отсутствовал. Это стало последнее наблюдение госпожи Колиндз. Больше ничего заметить она не успела. Том схватил своими черными ручищами ее голову, приподнял и резко повернул, мгновенно сломав ей шею. Покончив с женой, оскалил белозубую пасть и произнес: «Здравствуй, дорогая, как прошел рабочий день». С тем же радушным оскалом встал с постели, бодро вышел из спальни и вернулся с домашними тапочками супруги. Опустив их на пол, пригласил – «Можно завтракать, дорогая». И замер в ожидании ответа.
Сколько длилась эта страшная немая сцена, потом пытались определить эксперты. Но к тому моменту, когда на вилле появилась редакторша «Подсознательного вещания», тело госпожи Колиндз еще не остыло.
Марта Блум не сразу заподозрила неладное. Оказавшись в доме, она окликнула подругу, и не получив ответа, принялась заглядывать во все двери. Заглянула и в спальню. Марта Блум на свою нервную систему не жаловалась, и обнаружив в спальне приятельницы огромного голого негра, только хмыкнула. Но в следующее мгновение ей стало не до смеха. Магда лежала на постели, раздвинув ноги, и показывала подруге язык. Живому человеку так голову не вывернуть. Марта выронила из рук пакет с провизией, пулей вылетела из спальни, едва не выбив квадратом своего естества парадную дверь, и остановилась лишь у ворот виллы. Переведя дух, вызвала корреспондентов своего канала, а уж потом службу спасения. Упустить столь горячий сюжетец ей не позволял инстинкт репортера. Вскоре под крышей виллы чиновницы собрались множество специалистов. Медики, детективы и криминалисты долго совещались между собой и, наконец, пришли к единому выводу - они имеют дело с несчастным случаем. Госпожа Колиндз стала жертвой своей сексуальной игрушки. Программу робота нарушили либо вода в бассейне, либо недавний сбой Глобальной системы. Более точную информацию следует ждать от экспертов компании-изготовителя.
Поскольку на месте трагедии первыми оказались репортеры «Подсознательного вещания», полиция их выдворять не стала. И Марта Блум поимела возможность продемонстрировать своему зрителю наготу погибшей и ее убийцы в мельчайших подробностях. Не забыла и себя. Произнесла над трупом подруги торжественную клятву - обещала продолжить ее «святое дело». Выйдя из кадра, Блум дождалась, пока увезут тело жертвы и ее робота, подняла с пола пакет с гостинцами, что обронила в спальне и, с чувством хорошо сделанной работы, покинула виллу.

******
В тюрьму Дмитрия привезли, словно убийцу или насильника, в наручниках. Испугаться он не успел, воспринимая свое задержание как дурную шутку. Обвинение звучало абсурдно – нарушение закона о «целесообразном проживании». Как будто кроме самого Господа Бога кто-то может определить, целесообразно человек проживает на свете или нецелесообразно.
Из электрокара полиции его проводили в «приемное отделение», где сняли наручники и попросили принять ванну. Белоснежный махровый халат и душистые шампуни никак не вязались с его представлениями об условиях содержания преступника. А когда ему предложили робота-массажиста, Дмитрий и вовсе растерялся. Покончив с туалетом, узник получил тюремную униформу, комплект крахмального белья, мягкую фланелевую куртку и спортивные брюки на липучках. Одежда оказалась легкой, удобной и точно подходила Крымову по размеру. Миловидная дева-офицер провела с новеньким беседу. Предупредила о времени завтрака, обеда и ужина. Бар с напитками открывался только после обеда и закрывался за десять минут до отбоя. Перед тем, как отвести Дмитрия в камеру, провела его по местам общественного пользования. Первым таким местом оказалась биллиардная, вторым спортзал с саунами и плавательным бассейном. Там имелся отдельный выход в тюремный двор с двумя теннисными кортами и беседкой для барбекю. По возвращении в казематы они снова прошли мимо бара. Но время его работы еще не наступило, и напитков там Дмитрию не предложили. К местам общего пользования относилась и гостиная с огромной стеной из полиграфитного волокна. Стена служила экраном для показа сериалов и различных телешоу. Сейчас сериалов никто не смотрел, а несколько заключенных, сидя в мягких креслах, развлекали друг друга светской беседой о преимуществах травки над синтетическими наркотиками. Познакомив с ними Крымова, дева-офицер повела его в личную камеру. Она мало отличалась от апартаментов компании «Эдэмплац». Если не считать отсутствия балконов и вида на горные склоны. Камера состояла из гостиной и спальни. Столовая в ней не предусматривалась, зеки питались в обеденном зале. По всем помещениям тюрьмы, что ему показали, Крымов мог свободно разгуливать, и раз в неделю, при наличии родственников, ему полагалась увольнительная в город. При всем комфорте и роскоши, его окружавших, это была тюрьма, из которой выход на волю зависел от казенного регламента и тюремного начальства. Крымов оказался в тюрьме как раз перед обедом. Его проводили в зал и указали столик. Менять место обеда без согласования с начальством заключенным запрещалось. По правилам режима, каждый столик предполагал четыре посадочных места, и Крымов стал четвертым. Его соседи не выглядели закоренелыми преступниками. Справа от Дмитрия сидел плотный седой мужчина с круглым румяным лицом и белесыми бровями. Блондин назвал себя Крисом и протянул Дмитрию пухлую мягкую ладонь. Сосед слева обладал тонкими женственными чертами лица, и походил на студента гуманитария. «Студент» назвал себя Мосли. Крымов не понял, имя это или фамилия, но уточнять постеснялся. Сосед, что сидел напротив, внешность имел самую свирепую. Крупный мужчина с лысым черепом и пегими вислыми усами напоминал злодея из спектаклей для юного зрителя. Его звали Рэм, и он больше всех за столом походил на матерого рецидивиста.
- Тебя за что? – спросил он у Дмитрия, как-то странно на него поглядывая. Незлобно, а скорее с любопытством.
- За что, я не понял. Сказали, нарушил закон.
Все трое дружно загоготали. Белобровый Крис вытер салфеткой выступившие на глаза слезы и сочным басом сообщил:
- Кто не нарушил закон, того в тюрьму не сажают. Вот я, например, нарушил закон о «гуманном содержании животных» – накричал на своего Чарли, а соседи донесли.
- А кто этот Чарли? - спросил Крымов.
- Чарли мой пес. Кажется, лабрадор. Но за чистоту породы не поручусь. Поганец сожрал мой ботинок. А я косолап, и обувь подбираю трудно. Это был очень удобный ботинок. Я обозвал Чарли свиньей и громко на него накричал. Получил пятерочку. Чарли забрали в приют, где ему плохо. Не знаю, о чем они думают? Наказали меня, наказали мою собаку. А результат – всем плохо.
Вислоусый Рем тут же посерьезнел:
- За собаку обидно, нет слов. И ты, Крис, сидишь без причины. Но тут хоть одно судебное недомыслие и глупость европейских законов. А мое дело ведет к краху всей системы образования. Понимаешь мою мысль?
Дмитрий мысль пока не понимал, в чем честно признался. Рэм нашел слушателя, который еще не знал его историю, и рвался ее рассказать.

-Я, дружок, учитель младших классов. При Диккенсе меня бы назвали воспитатель. Но теперь детям воспитание во вред. Не дай Бог унизишь их бесценное самолюбие. Нынче учителя народ бесправный. Сделаешь отроку замечание, окажешься в тюрьме. Вот и растут дебилы и хамы. Дети, что зверушки, их надо дрессировать. Вот англичане в частных школах своих дрессируют и получают джентльменов. А наши в Евросоюзе растят одноклеточных тупиц. Я, конечно, не сдержался. Но войди в мое положение. Веду урок, вижу - на последней парте десятилетний мерзавец встал на скамью и мочится на свою соседку. Ну, я взял его за ухо, вывел из класса и дал пинка. – семь лет, как отдай. Еще спасибо адвокату, хотели влепить десять, сбил до семи. Ладно, я в тюрьме, а что вырастит из этого малолетнего негодяя. Всыпь ему пару раз хорошим отцовским ремнем, глядишь, и станет человеком.
Робот в белоснежном фартуке поставил на стол овощные салаты и каждому по порции мясной массы. Соседи принялись за еду. Крымов с опаской поковырял у себя в тарелке, но есть не решался. Белобровый Крис заметил нерешительность новенького и решил его приободрить:
- Не волнуйся, еда тут нормальная, как в лучших городских ресторанах города. Я на такую еду на свободе не зарабатывал, – и еще раз внимательно посмотрел на Крымова. – Что-то мне, приятель, твоя внешность кажется знакомой. Мы раньше нигде не встречались?
- Не припомню, - улыбнулся Крымов. И подумал, что встретиться они могли только в хранилище Ганса Маура. Но при восьмидесятиградусном морозе соседей не разглядывают.
До этого не проронивший ни одного слова «студент» Мосли хмыкнул и заговорил:
- Ты, Пегий, его сто раз в новостях видел, вот тебе его внешность и запомнилась. Вы, фраера, глазной памяти лишены. А я раз человека увижу - и на всю жизнь. Профессия у меня такая, нельзя лица путать.
Тут и Крис, и Рэм сразу узнали в новеньком недавнюю знаменитость. И стали наперебой вспоминать эпизоды из реалити-шоу братьев. Когда ажиотаж спал, Крис поинтересовался:
- А какой закон, дружок, ты успел нарушить?
- Сказали, закон о «целесообразном проживании». Мне же по документам почти сто лет, а живу без возрастной карты.
После слов Крымова соседи приутихли. И только «студент» Мосли сочувственно заметил:
- Твоя статья покруче моей будет. Тебе, если мешок денег не найдешь, вышка светит.
- А какая у тебя статья? – спросил Дмитрий. Мосли отвернулся и ничего не ответил. Ответил за него вислоусый учитель, Рэм:
- Мосли киллер, по-простому серийный убийца. И статья у него соответствующая.

******
Председатель Совета Директоров компании «Эдэмплац» вошел в свой кабинет ровно в девять. Распорядился, чтобы к нему никого не пускали. Не уселся за свой письменный стол, а подошел к окну и невидящим взглядом уставился на склон горы, покрытой вековым лесом. Но красоты пейзажа не замечал, мучительно искал слова, которых всегда так много для пустого трепа и так мало для серьезного разговора.
Ганс Маур после неудачи в роли байкера и недоглого сна, в гостинице захолустного городка, куда они со Стивом добрели далеко за полночь, не выглядел ни усталым, ни раздраженным. Некоторая бледность его породистого арийского лица происходила не от бытовых невзгод, созданных сбоем Глобальной системы, а была вызвана волнением от предстоящей встречи с профессором Ленцем. Сегодня он должен сообщить ученому, что «Эдэмплац» из научного медицинского центра превратится в элитное бомбоубежище, где Ленцу делать нечего. Главу кампании и ученого, помимо семилетней совместной работы – Маур возглавил «Эдэмплац» семь лет назад, а Ленц был ее фактическим основателем – связывала странная мужская дружба. Некоторые думают, что геи с мужчинами дружить не умеют. Это выдумки несведущих обывателей. Во-первых, Ганс в нетрадиционных отношениях оставался мужчиной, а во-вторых, он умел ценить человеческий талант и преклоняться перед ним. Профессора Ленца Маур считал гением. И основания для подобной оценки у него были веские. Фердинанд Ленц доказал практикой, что его теория «холода» может консервировать живую клетку, не нанося ей непоправимого ущерба. Мало того, он разработал и внедрил в практику метод оживления этой клетки. В опыте с человеком самым трудным участком оставался мозг. Вернуть жизнь мышцам куда проще. Но и тут метод Ленца сработал. За полвека его «холод» сохранил около десяти тысяч человеческих жизней. Это может показаться немного. За этот срок традиционная медицина спасла в сотни раз больше. Но эти десять тысяч на момент, когда за них брался Ленц, не имели ни одного шанса. Все они страдали неизлечимыми на тот момент болезнями. Ленц не лечил людей, а сохранял их для лечения.
Маур посмотрел на часы. Пунктуальный Ленц опаздывал. Для этого существовало только две причины. Одна – он умер. Вторая – не может оставить пациента. В первую Маур не верил. Он полчаса назад связывался с Ленцем. Тот пребывал в добром здравии, и сам подтвердил время встречи. Оставалась возня с пациентом. Тогда надо ждать.
Маур отошел от окна, но начальственного кресла опять не занял. Заложив руки в карманы, стал отмерять свой кабинет шагами. Двадцать в одну сторону, двадцать обратно. В дверь осторожно заглянул Стив:
- Гансик, тут госпожа Ривер. Умоляет, чтобы ты ее принял.
- Ривер? Опять со своей возрастной картой? Ей же еще полгода до семидесяти…
- Гансик, ты что-то путаешь. Она на пару лет моложе меня. Ей нет и двадцати пяти.
- Я же просил, никого ко мне не пускать!
- Но она умоляет. На глазах слезы. Ты же знаешь, я не выношу, когда девки плачут.
- Хорошо. Но предупреди – у меня на нее несколько минут.
Стив кивнул, исчез и через минуту запустил Катрин в кабинет. Покрасневшие от слез веки и умоляющий взгляд девушки сообщили Мауру без слов, что к нему пришли с горем.
- Присаживайтесь, госпожа Ривер. Я как раз жду вашего шефа для очень серьезного разговора. Как только профессор Ленц появится, вам придется уйти. Итак, я вас слушаю.
- Господин Маур, ваш бывший пациент, Дмитрий Крымов, в тюрьме. Я вас умоляю о помощи.
- В тюрьме? А что он натворил?
- Он ничего не натворил. У него нет возрастной карты.
- Возрастной карты? – Ганс едва сдержался, чтобы не заржать. Он вспомнил молодого симпатичного брата Остапа Георгиевича, осознал всю нелепость этой странной ситуации.
Катрин рассказала Мауру все, что ей удалось выяснить самой. О слушаниях в парламенте, о компании против Дмитрия и о сборе подписей его недоброжелателей, главная из которых - старший инспектор Гуманитарной комиссии, Магда Коллинз.
- Постойте, госпожа Ривер, об этой даме все утренние новости. Ее задушил собственный робот.
- Да, господин Маур, я это знаю. Но парламентские слушания никто не отменял. А ведет их Збигнев Залесский. Это депутат, который ненавидит русских. Вы меня понимаете?
Ганс Маур усмехнулся. О ненависти главы комитета по этике ко всему русскому в кулуарах Евросоюза ходили анекдоты. Рассказывали, как на одном приеме, что проходил на яхте, узнав о появлении русской делегации, Збигнев Залесский прыгнул за борт. Настолько ему было неприятно находиться с русскими на одной палубе.
- Я все понимаю, госпожа Ривер. Но, во-первых, Дмитрий Крымов попадает под параграф «ценность личности». А во-вторых, чем я могу ему помочь?
- Господин Маур, вы большой человек. Вы умный и сильный, вы все можете. Я уверена, вы что-нибудь придумаете. Я вас очень, очень прошу.
- После таких слов я тоже расплачусь. Хорошо, я подумаю.
- Спасибо, господин Маур, – неожиданно Катрин подбежала к Гансу, чмокнула его в щеку и бросилась к двери. В этот момент вошел профессор Ленц, и девушка оказалась в его объятиях.
- Ой, простите, профессор, – воскликнула Катрин и, выскользнув из рук старика, исчезла за дверью.
- Что она тут делала, – удивленно спросил Ленц, – жаловалась на меня?
- Нет, Фердинанд, у нее другая проблема. Давай сначала о наших делах. Садись, дорогой мой Ленц, разговор предстоит нелегкий.
- Не все так мрачно, господин Маур. Температура поднялась до сорока пяти. Это критическая черта, но мы ее не перешли. Я очень надеюсь, что наши пациенты катастрофу Глобальной системы «пережили». – После этой тирады Ленц уселся в кресло напротив председателя и гордо на него посмотрел.
Маур отвел глаза, выдержал паузу, собираясь с духом, и тихо сказал:
- Фердинанд, это уже не имеет значения. Нам придется с ними расстаться.
- В каком смысле, расстаться? – не понял профессор. - Передать в другой центр? Зачем?
- Никому их передавать не надо. Мы сообщим прессе, что наши пациенты не пережили сбоя Глобальной системы и вернем их родственникам.
- Ганс, но это чистое убийство?! Я на это никогда не пойду.
- Тебе придется, мой дорогой Фердинанд. На днях все наши подземные службы перестают работать. Мы закрываем бизнес. Ты получишь десять миллионов хуаней и отправишься отдыхать.
- Я ничего не понимаю. Я много лет приношу прибыль, но главное, мы спасаем людей. С чего ты идешь на такую…
- Ты хотел сказать – подлость?
- Еще и глупость.
Маур выбрался из-за стола, прошелся по кабинету и сел рядом с профессором:
- Это приказ правительства. Наши подземные лабиринты годятся под бункер от ядерного удара. Этот проект будет финансировать Евросоюз, и я не могу отказаться.
- Я все понял. Они боятся русских и спасают свою шкуру. Но если люди об этом узнают, они сметут и правительство, и тех, кто с ним заодно.
- Люди не могут об этом узнать. Проект секретный. За его разглашение можно оказаться в тюрьме.
Профессор расхохотался:
- Нашел чем меня напугать. Я полвека торчу под землей. Любая тюрьма Евросоюза - это райские кущи по сравнению с местом моей работы. Хорошо, я отдохну в тюрьме. Да и не так много мне осталось.
Ганс Маур прекрасно понимал чувства старого ученого. Но бизнесмен не имеет права на сентиментальные эмоции. Для него важна прибыль.

- Фердинанд, давай поговорим как мужчина с мужчиной. Твой метод устарел. Сканирование позволяет делать то же самое практически без затрат. Разница лишь в том, что мы храним оригинал, а они копию. Нам для этого нужны помещение, сотня роботов, энергия, а им одна дископлата. Мы с тобой в этом бизнесе обречены. Это мой единственный шанс остаться на плаву.
Профессор задумался. Зачем-то покрутил свои очки и тихо сказал:
- Я все понимаю, но убить триста пятьдесят шесть человек не могу.
- Они и так все давно мертвецы. Кроме тебя, их оживить никто не сможет. А ты не вечен. Подумай об этом.
- Об этом я думаю каждый день. Оттого и стараюсь держать форму. Коль я умру, это не моя вина. А откажусь от них в добром уме и здравии, я убийца. И об этом уже подумай ты.
- Хорошо, я подумаю. Теперь о визите госпожи Ривер. По-моему, она влюбилась в Дмитрия Крымова. А он в тюрьме. Просила его вызволить.
- Мой пациент в тюрьме? За что?
- У него нет возрастной карты.
- Пусть купит. Его братец миллионер, не обеднеет.
- Все не так просто, Фердинанд. Он должен пройти Большое жюри.
- Пусть проходит. Он же автоматом идет по графе «ценность личности». Я могу написать им письмо. Надеюсь, голос лауреата Нобелевской премии услышат.
- Неплохая мысль. А еще лучше, если выступишь на слушаниях в парламенте. Они там затевают по его душу голосование.
- Когда?
- Через неделю.
- Я плохой оратор, но, если доживу, и пациенты позволят, выступлю.
- Ты все же не хочешь пойти мне навстречу?
- Не хочу становиться убийцей. Я прожил большую жизнь и ни разу не дал повода бросить в меня камень. Зачем же на старости лет нарушать такой порядок вещей.
Ганс Маур грустно улыбнулся:
- Ладно, мой друг, я подумаю, как поступить с учетом нашего разговора. Единственная к тебе просьба, о моем предложении никому не слова.
- Эту просьбу мне выполнить легко. Все, я пошел отслеживать, как опускается температура в хранилище. Слишком быстро нельзя. Нельзя и слишком медленно. Этого я никому не доверю, поэтому ночевать буду внизу. А завтра утром к себе на озеро, отсыпаться.
Ганс Маур проводил профессора до дверей, вернулся в кресло и долго что-то обдумывал. Потом вызвал белозубого секретаря.
- Стив, кто из программистов завтра дежурит на ска-кабинах?
- Кажется, Март Буденчик.
- Чех?
- Наверное.
- Сколько у нас получает?
- У него второй доступ, значит около тысячи.
- Все про него узнай и доложи. И не тяни, я хочу с ним говорить после обеда. А до этого вся информация должна быть у меня. И никому ни слова.
- Хорошо, Гансик, не бери в головку, все сделаю, милый. А почему ты такой грустный и на меня совсем не смотришь?
- Моя грусть, красавчик, к тебе отношения не имеет. Она совсем о другом человеке.
- Гансик, ты намерился мне изменять?
- Стив, не морочь голову. Мне сейчас не до лирики. Иди и сделай все, что я тебя прошу.
- Слушаюсь, босс. А все-таки мы классно прокатились на этой трещетке! И еще мне понравилось, как ты меня обнимал….
- Ты о мотоциклете?
- Да, кажется, эта драндулетина так называется. Трещит сильно и плохо пахнет. Но все равно класс! Да, я совсем забыл, из Гуманитарной Комиссии сообщили о победителе конкурса «Европейское танго». Этот французик победил. Помнишь, он играл на твоей пресс-конференции. Хочешь, можешь еще раз послушать. Я сегодня целый день слушаю. Клевый музон, – Стив протянул Мауру свои очки, тот надел и услышал танго Жака Кливанса. Маур вспомнил, как на пресс-конференции под это танго его секретарь танцевал с лесбиянкой. И подумал о Магде Колиндз. Музыка, что она заказала, живет, а сама чиновница лежит со сломанной шеей. Кто-то уходит, кто-то остается, а музыка звучит всегда.

*******
Остап Георгиевич сидел в приемной городского суда уже около часа. До этого он несколько раз пытался побеседовать с судьей по сети. Не получилось. Суд оставался единственным консервативным институтом, требовавшим личного присутствия. Остап Георгиевич смог лишь записаться на прием, и теперь этого приема ждал. В кабинете судьи за это время побывало уже несколько посетителей, а его все не приглашали. Последним туда вошел крупный мужчина с ярко-сияющей лысиной. По тому, как вежливо и даже подобострастно его приветствовал секретарь, Крымов сделал вывод, что визитер крупная шишка. Наконец, лысый вышел в приемную и, задержав взгляд на лице Остапа Георгиевича, внезапно подошел к нему. Приветливо улыбнувшись, протянул огромную лапищу:
- Привет. Вы брат Дмитрия Крымова, а я Вилли Хант. Смотрите мой «Атлантик»?
- Очень приятно познакомиться, Вилли. К сожалению, ваш журнал мне малоизвестен.
- Все знают «Атлантик» Вилли Ханта, а вы нет? Ладно, это сейчас не главное. Я приглашаю вас на кружку баварского пива. Чехи кичатся своим, но их пиво помои.
- Я бы с удовольствием принял ваше приглашение, Вилли. Но мне необходимо встретиться с судьей.
- Вам незачем с ним встречаться. Вы хотите освободить брата под залог - вам откажут. И на выходные его из тюрьмы не выпустят. А я бы мог принести вам некоторую пользу. Так что соглашайтесь.
Остап Георгиевич и вправду ничего не знал ни о журнале Вилли Ханта, ни о нем самом. Но все, кто следил за нюансами общественной и политической возни Евросоюза, представление о личности редактора имели. Помимо своей профессиональной популярности в кругах прессы, Вилли много лет ходил в друзьях семьи президента Германии. Президент эту дружбу ценил. И было за что. Вилли Хант приложил немало усилий на прошедших выборах, чтобы главу государства депутаты от немецких земель переизбрали на второй срок. Всего этого Остап Георгиевич не знал, но Вилли ему сразу понравился, и старик дал себя уговорить. Когда они выходили из приемной, секретарь столь же почтительно попрощался с Хантом, а в сторону Крымова даже не посмотрел. Что косвенно подтверждало слова журналиста о слабых шансах Остапа Георгиевича на благожелательность и самого судьи.
В Карловых Варах немецкое пиво подавали в нескольких пивных. Ближе всех к городскому суду оказался бар «У Вагнера». Бар выдавался крытой верандой на улицу, и мужчины решили остаться на воздухе. Хант заказал две кружки баварского. Дождался, пока официант скроется из вида. И обратился к Крымову:
- Послушайте, мой русский друг, я внимательно слежу за всем, что происходит с вашим родственным дуэтом, поэтому можете мне ничего не рассказывать. Всю кашу с возрастной картой заварили две сучки. Одну из них, Магду Колиндз, задушил ее робот. Одинокая дама в качестве интимного партнера заказала у японцев огромного негра с гигантским членом. И доигралась. Она свое получила, но кашу заварить успела. Вторая сучка, Марта Блум пока жива, и надеяться, что ее кто-то задушит, я бы воздержался. Она сама прикончит любого, кто перейдет ей дорогу. Приличные люди ее «Подсознательного вещания» чураются, как черт ладана. Защита от этой пакости сегодня неплохой бизнес. Компания «Радар», что клепает чипы-глушители, на Марту не нарадуется. У них все в шоколаде – и Вилли покрутил пуговицу на пиджаке Крымова – Вот и у вас эта штучка от «Радара» имеется.
- Естественно, я не люблю, когда мне в голову, без моего желания, льют помои. У меня на каждом пиджаке по пуговице с чипом.
- Значит, вы человек приличный. Но, к сожалению, приличных людей на свете не так много. В основном население Европы состоит из добропорядочных тупиц, чьи пустые головы жаждут наполнения. И Марта Блум наполняет их разным дерьмом. Ненависть к русским - ее пунктик. Канал «Подсознательного вещания» через минуту, как Глобальную систему восстановили, начал вопли о русском следе. Заметьте, комиссия еще с Луны не вернулась, а они уже обвиняют русских. Блум и собрала больше ста тысяч подписей для комитета по этике. Без них слушаний бы не назначили. Вы следите за моей мыслью?
- Очень внимательно, – Остап Георгиевич догадывался о существовании неких сил, чинивших козни против Дмитрия. Но осведомленность господина Ханта о конкретных персонах, породивших эти силы, обнажала весь механизм.
Хант понял, что к его информации относятся с должным вниманием и продолжил:
- Госпожа Колиндз нас покинула, но свое знамя передала в надежные руки. С помощью сучки Блум общественное мнение подготовлено. Но главное зло в депутате Залесском. Поляк - патологический русофоб, и будет рыть землю, чтобы уничтожить Дмитрия. Я вам предлагаю союз – попробуем вместе побороться за вашего брата.
- Спасибо. А чем этого пана депутата так достали русские?
- Это надо спросить у него. Здесь русских многие не любят. Лично я к русским отношусь спокойно. Среди вас не меньше пустоголовых болванов, чем среди нас в Европе. Что вовсе не означает, что все русские болваны или все европейцы идиоты. Глупость понятие интернациональное. Ее нельзя победить, но с ней надо бороться. Поэтому я ваш союзник.
- Еще раз спасибо, Вилли. Все, что в моих силах, я сделаю. Но сил у меня немного, да и денег тоже.
- Для вашего возраста сил у вас более чем достаточно. А с деньгами - пеняйте на себя. Вас угораздило открыть счет в Эстонии. Что вы забыли в этой дыре – климат отвратный, быт провинциальный, плюс комплекс неполноценности маленького народа.
- Вы не правы, Вилли. Климат в Эстонии вполне приличный, люди обладают тактом, что делает совместное проживание вполне комфортным. А по поводу комплексов я не уверен, что у больших народов они симпатичнее. Что касается денег, согласитесь, предвидеть крах экономики страны на десятки лет вперед, мало кому удавалось. Я не пророк, и знакомой Кассандры у меня нет. На этот случай у русских есть поговорка – знал бы, где упадешь, постелил бы соломки.
- У вас, у русских, на все случаи жизни найдется поговорка. Причем как в пользу любого тезиса, так и против него. Например: «тише едешь, дальше будешь» или «какой русский не любит быстрой езды».

- Это вы верно подметили, – охотно согласился Крымов, – народ, как отдельный человек, всегда найдет оправдание всему, что сотворит.
Официант принес пиво, Вилли поднял кружку и улыбнулся. Его сияющая лысина засветилась еще ярче, а глаза стали хитрыми и веселыми.
- Давайте выпьем, Крымов, наше баварское пиво за хеппи-энд с вашим братом. Я постараюсь начать компанию в прессе в его защиту. Посмотрим, чья возьмет.
Остап Георгиевич с удовольствием поддержал тост и, поблагодарив Ханта за участие в их беде, заторопился. В свиданиях с братом Крымову пока не отказали, и он спешил, пока у Катрин Ривер не закончился рабочий день, навестить и ободрить брата. Девушка все свободное время, утешая любимого, проводила в тюрьме, и Остап Георгиевич не хотел мешать общению влюбленных.

*******
Фердинанд Ленц отпустил команду по домам, а сам остался в хранилище. После запуска Глобальной системы, когда все восстановленные радости цивилизации вернули Европе привычный быт, радеть ночами над пациентами никакой нужды у профессора не было. Но Ленц за время вселенского хаоса сжег слишком много нервных клеток, чтобы в одночасье вернуть себе будничный настрой. Приборы хранилища отслеживали динамику восстановления «холода» всей камеры и каждой капсулы в отдельности. Температура понижалась в точном соответствии с графиком, и к трем утра должна достигнуть своих постоянных значений. Ленц пожелал убедиться в этом лично, и от ночлега в собственной постели отказался. Здесь, под толщей Урановой горы, время суток привычные приметы теряло. И ночью и днем бывшую штольню освещало электричество, а температуру поддерживал климат-контроль.
Оставшись в одиночестве, Ленц лишнее освещение убрал, ограничившись тусклым дежурным светом. Хранилище погрузилось в полумрак, голубоватым сиянием мерцали щитки приборов, и стояла гробовая тишина. Напротив Ленца, в безмолвном параде, застыли роботы. В их помощи профессор не нуждался и питание им вырубил. Обездвиженные монстры, словно музейные муляжи средневековых рыцарей, выстроились караулом вдоль белой стены. Белой стену делала не краска, а полиграфитное волокно. Гигантская площадь покрытия служила экраном и позволяла Ленцу вывести на него каждую капсулу, и не только увидеть пациента в полный рост, но и рассмотреть любой фрагмент его тела. Сейчас он изучал кожный покров Инессы Каст. Капсула с ней хранилась в верхнем секторе морозильной камеры. Во время коллапса этот сектор потерял «холода» больше остальных, и состояние ее тела профессора беспокоило.
Инесса попала к нему три года назад. Молодая женщина обслуживала Глобальную систему и часто бывала на Луне. Там она и заразилась странной болезнью легких. Медики предполагали, что возбудителем послужила лунная пыль, попавшая в бытовой отсек лунного модуля. Это был первый случай в практике космической медицины, и врачи пока не имели препаратов, способных спасти Инессе жизнь. Хранение госпожи Каст оплачивал ее супруг, так же связанный с Глобальной системой и сам не раз побывавший на Луне. Он тяжело переживал постигшее их семью несчастье, и каждый месяц появлялся в хранилище. После сбоя Глобальной системы муж Инессы уже связывался с профессором. Будучи специалистом своего дела, он хорошо понимал, чем его «охлажденной» супруге грозит эта авария.
Ленц увеличил лицо пациентки на всю стену. Ее прекрасному лицу холодная бледность придавала особую, неземную красоту. Инесса скорее напоминала мраморное изваяние, созданное гениальным мастером. На фоне ее лица странно выглядел сам профессор. Фигурка ученого, его рабочий стол и кресло рядом с изображением на стене казались крохотными игрушками в детской комнате огромной девочки. Но Ленц со стороны себя не видел, и оценить иллюзорность момента возможности не имел. И даже если бы и имел, не придал бы этому никакого значения. Подобные игры-фантазии присущи художественным натурам, не способным отличить ген мыши от гена слона. А Ленц таких вещей никогда не путал. Покончив с головой пациентки, он перешел к осмотру ее рук, шеи, бедер. Каких-либо изменений на теле женщины не обнаружил. Что лишь подтвердило его правоту. И биохимический анализ, и визуальный осмотр не выявили необратимых процессов у его пациентов. И Ленц еще раз убедился - техногенная катастрофа урона хранилищу не нанесла. И снова с негодованием вспомнил разговор с Мауром. Предложение Ганса избавиться от обитателей хранилища показалось Ленцу чудовищным. Маур воспринимал пациентов, как товар. А товар, утративший ценность, выбрасывают.
В отличие от своего босса, Ленц относился к замороженным пациентам, как садовник к семенам, сохраняя их до весеннего сева. Историю болезни каждого хранил в голове. И не только болезни, а часто и историю судьбы.
Профессор приостановил просмотр пациентки и вывел на стену собственное изображение. Теперь картина выглядела еще фантастичнее - со стены гигант Ленц смотрел на своего крошечного двойника. Но и сейчас профессору не пришло в голову оценить диковинное зрелище. Он прокашлялся и заговорил, обращаясь к невидимой аудитории:
- Уважаемые депутаты Европарламента, дамы и господа, я, профессор Фердинанд Ленц, почетный член королевских академий Дании, Нидерландов, Великобритании, а также Германии, Чехии и Люксембурга, лауреат Нобелевской премии, обращаюсь к вам с убедительной просьбой считать моего пациента Дмитрия Крымова не только полноправным гражданином Евросоюза, но и особо ценной личностью. Как для науки, так и для общества. Но дело не только в нем. В хранилище компании «Эдэмплац» сохраняются в холодной анестезии сотни живых людей. Все они имеют почти стопроцентный шанс вернуться к нормальной жизни. Сбой Глобальной системы их физиологии не затронул. И всякие иные утверждения, если таковые возникнут, прошу считать преступным умыслом. Я готов все это повторить вам лично. Но как всякий живой человек, особенно в моем возрасте, я не бессмертен. Поэтому данное обращение прошу считать официальным документом, имеющим юридическую силу и в случае моего отсутствия.
Закончив речь, профессор переслал ее в парламент Евросоюза, в научный центр Пекина и на главный новостной канал. Дату доставки указал днем слушаний дела Крымова в Европарламенте.
Покончив с этим, Ленц откинулся в кресле и неожиданно вспомнил маму. В последние годы он стал часто ее вспоминать. Мама профессора не дожила до создания центра под Горицами всего полгода. Ее убил банальный рак поджелудочной железы. Сегодня такой диагноз звучит не страшней насморка или ангины. Если бы Ленцу удалось сохранить маму, он бы сейчас имел возможность общаться с молодой женщиной. На момент смерти ей не исполнилось и сорока пяти. Мысли о маме унесли Фердинанда в прошлое, в дни молодости, когда без гроша в кармане он доказывал миру уникальность своего метода. Сколько сарказма и насмешек от солидных ученых мужей ему пришлось проглотить. Ленц стискивал зубы, но рук не опускал. И настал день, изменивший всю его жизнь. Позвонил владелец крупной фармацевтической компании Макс Дрохман. Ленц явился на прием в кедах и застиранной футболке. Красавица секретарша Дрохмана, пока вела его в кабинет босса, не скрывала своего презрения. Что не помешало Ленцу влюбиться в нее с первого взгляда. Сам босс оказался маленьким тщедушным евреем с лицом пожилой обезьянки. Ленцу сделали весьма странное предложение. У господина Дрохмана слегла любимая такса. Ветеринары лечить псинку отказались, посоветовали усыпить. Макс Дрохман совет гневно отверг и обратился к Ленцу, давая ему шанс опробовать на таксе свой метод. Молодой ученый впервые получил реальные деньги на оборудование. Такса Дрохмана пролежала в капсуле год. За это время нашелся специалист, обещавший ее вылечить. Ленц оживил собаку и вернул хозяину. Такса через два месяца издохла. Но успела сделать Ленца знаменитым. Тогда и красавица секретарша согласилась стать его женой. Ленц улетел на седьмое небо от счастья, но уделять красавице жене внимание работа не позволяла. Через год молодая женщина его покинула. Еще через два бывший рудник под Горицами превратился в его центр.
Профессор вздохнул и посмотрел на панель приборов. Температура в морозильной камере опустилась до нужной отметки. Больше профессора в хранилище ничего не задерживало. Он уже собрался покинуть хранилище, когда услышал гулкие шаги за стеной. В три часа ночи ходить по штольням могли только приведения. Но в них Ленц не верил. Поднялся, выглянул в коридор и вместо привидения обнаружил Ганса Маура. Появление председателя Ленца удивило. По ночам Ганс Маур под землю никогда не спускался, и профессор решил, что произошло нечто чрезвычайное. Но Маур улыбнулся и сказал, что ему тоже не спалось.
- Мы плохо расстались в моем кабинете, – сообщил он профессору, – я подумал и решил, что ты, Фердинанд, прав. Нельзя выбрасывать твоих пациентов. Но давай договоримся – больше ни одного. Я тебе дам возможность довести тех, кто есть.
- Я всегда считал тебя, Маур, своим хорошим другом. Рад, что ты меня не разочаровал.
- Я тоже этому рад. Да, кстати, как ты собираешься добираться до своего озера?
- Как всегда, электрокаром. Ты же знаешь, я терпеть не могу ска-дромных кабин.
- Тогда я тебе предлагаю отдохнуть в нашем коттедже для реабилитации. В нем навели порядок и все функционирует.
- А с чего мне тут оставаться?
- Наши электрокары отправлены на техобслуживание. После аварии Глобальной системы их начинку необходимо проверить.
- А летоплан?
- И его.
- Ну и ладно. Пройду через кабину, а в Карловых Варах найму электрокар или летоплан. А там до меня рукой подать.
- Сейчас три часа ночи, – напомнил Маур, - а раньше семи утра в городе делать нечего.
- Не беда. Пару часов подремлю в палате.
- Как знаешь. Мое дело предложить, – Ганс Маур пожал профессору руку и направился к лифтам.

Ленцу стало стыдно за свои мысли. Маур нормальный мужик и не лишен некоторого благородства – думал Ленц – но у бизнесменов оно имеет свои особенности. Еще раз проверив температурные датчики, профессор перебрался в палату, улегся на больничное ложе и задремал. Ровно в семь утра поднялся наверх, сменил стерильную одежду на брюки с курткой и направился к ска-кабинам. Март Буденчик, дежуривший в помещении ска-дромов, открыл профессору кабину и, пожелав ему хорошего отдыха, запустил Ленца внутрь. После чего вернулся к своему пульту и заменил режим «перемещения» на режим «удалить». И тут же заиграла музыка. Зазвучало знакомое танго композитора Жака Кливанса, победившего на конкурсе «Европейское танго». Сам маэстро и не догадывался, для чего Большому жюри понадобилась его мелодия. И хорошо, что не догадывался. Знай он, что его танго зазвучит в момент «удаления» престарелых граждан Евросоюза, не способных оплатить возрастную карту, вдохновение композитору могло бы изменить. Его музыка, по сути, являлась аналогом похоронного марша. По замыслу заказчика, во всех ска-кабинах Европы путешественники ее услышат, и помолятся за душу «удаленного» соотечественника.
Март Буденчик выждал, пока мелодия закончится, и снова открыл кабину. В ней было пусто. Это означало, что Нобелевский лауреат, профессор Фердинанд Ленц, только что вошедший в ска-кабину компании «Эдэмплац», из ска-кабины Карловых Вар уже никогда не выйдет.
В девять утра на трех электрокарах к офису компании прибыли проектировщики. Им предстояло обследовать подземные помещения Ганса Маура на предмет их реконструкции под противоядерный бункер. Председатель Совета Директоров лично вызвался сопровождать специалистов. Он уже получил подтверждение от дяди – правители европейских стран готовы финансировать этот проект. Когда дело касалось их безопасности, вопросы решались быстро. И Ганс Маур тоже не желал терять драгоценного времени. Зависеть от неизлечимо больных клиентов или получать крупные вливания из бюджета, как раньше говорили в Одессе, две большие разницы.

******
Евросоюз отмечал день Хуаня. По случаю праздника в городской тюрьме утром исполнили китайский гимн, а на завтрак подали жареные бочки морских свинок. Дмитрий гимн проспал. Когда занял свое место за столом, его соседи уже заканчивали трапезу. Вислоусый Рэм спросил:
- Ты кого будешь заказывать, Роксанку или Тима?
Дмитрий не успел настолько войти в тюремный быт, чтобы понимать своих «односидельцев» с полуслова:
- А почему я должен кого-то заказывать?
Белобровый Крис допил свою чашку праздничного шоколада и просветил новенького:
- По праздникам нашим нормальным мужикам привозят Роксанку. Это живая девчонка из Киева. А по будням только девки-роботы – Маргарет и Рина. У гомиков по будням робот Жоржик, а сегодня живой Тим из Праги. Он студент физкультурного колледжа, а по выходным и праздникам подрабатывает по тюрьмам.
Рэм вытер салфеткой рот и добавил:
- Нашим, кто в Чехии сидит, везет. В других тюрьмах Европы только механика.
- Можно и так сказать, – мрачно согласился Крис, – хотя о каком везении может идти речь в тюрьме? А ты, Дима, определись, Роксанку тебе или Тима. Заявку надо утром оформить, а то с Дунькой Кулаковой останешься.
«Дунька Кулакова» на блатном жаргоне означало самоудовлетворение при помощи собственной пятерни. Белобровый собаковод научился жаргонным словечкам у русского карманного вора, Яшки Пианиста, вышедшего на волю за неделю до задержания Крымова.
Рэм усмехнулся и кивнул на молчаливого серийного убийцу:
- Вот нашему Мосли мальчик не нужен, он у нас пассивный. Тут и без привозных, свои гомики на него в очередь стоят.
Дмитрий, наконец, сообразил, о чем ему толкуют соседи. Но тема сексуального сервиса тюрьмы влюбленного Крымова не занимала:
- Нет, господа, я воздержусь. Готов уступить вам и Жоржика, и Роксанку, и Дуньку. У меня есть невеста, и заниматься этим с дамами по найму пока воздержусь.
Соседи переглянулись, из соображений такта комментировать слова Дмитрия не стали и, пожелав ему приятного аппетита, покинули обеденный зал. Дмитрий поковырял вилкой жареный бочок морской свинки, но от лакомства отказался. Выпил шоколад со сдобной булочкой и пошел к себе в камеру и снова завалился спать. Днем его навестил брат. Остап Георгиевич рассказал о случайной встрече в суде с журналистом Вилли Хантом.
- Утром в новостях уже прошла информация о твоем аресте. А до этого ни звука. Хант уверен, народ на твою защиту поднимется.
- Приятно слышать. Ты не знаешь, почему Катрин не пришла? Или она и в праздник работает?
- Этого я не знаю. Свяжись с ней сам, – Не желая стеснять Джулию, Остап Георгиевич, после ареста брата, снял номер в отеле «Империал», и ни тетушку, ни племянницу не встречал, и их распорядок дня ему оставался неведом.
- Я пытался связаться с Катрин, не вышло. Когда она в подземелье, на связь не выходит. Просто я думал, что по случаю дня Хуаня ей полагается выходной.
- Извини, Димка, но я правда не в курсе, - Остап Георгиевич пытался отвлечь брата, поделился с ним последними слухами о причинах глобальной катастрофы. Говорили, что системный администратор напился в лунном модуле и вырубил питание. И еще говорили, что виной всему украинские проститутки, которых вызвали на Луну, и они, накурившись наркоты, нажали не ту кнопку. Но Дмитрий слушал брата рассеянно, и Остап Георгиевич понял, что влюбленному родственнику не до него.И больше свое общество ему не навязывал.
Оставшись один, Дмитрий снова попытался связаться с девушкой, но Катрин опять на связь не вышла. Весь день Дмитрий слонялся по тюрьме, после обеда выпил в баре стаканчик виски, и даже опять пару часов дремал, чего раньше днем никогда не делал. Во время ужина вислоусый Рем и белобровый Крис красочно делились впечатлениями о прелестях Роксанки. Дмитрий к их рассказам интереса не проявил, и его оставили в покое. Катрин появилась после ужина. Дева-офицер запустила посетительницу к нему в камеру, напомнила о регламенте - оставлять гостью на ночь запрещено, после чего удалилась. Дмитрий обнял Катрин. Но она высвободилась от его объятий и присела на край койки. По ее лицу Дмитрий сразу заметил, что возлюбленная чем-то сильно встревожена. И эта тревога впервые не относилась лично к нему. Причину своего беспокойства Катрин тут же выложила:
- Дима, я ничего не понимаю. Профессор впервые не появился на работе и не вышел на связь. Ленц необычайно пунктуален, я не знаю, что и думать.
- А что говорит начальство?
- Говорит, послали к нему на озеро летоплан, но и дома профессора не нашли. Еще начальство временно назначило меня руководителем группы. Представляешь, мне двадцать три, а моим седовласым помощникам далеко за семьдесят!
- Не вижу, чтобы тебя это сильно радовало, – заметил Дмитрий, пытаясь поцеловать девушку. Но Катрин сегодня было не до нежностей.
- Чему мне радоваться. Ганс Маур обещал уговорить Ленца выступить на слушаниях в парламенте в твою защиту. А теперь он исчез. – Катрин себя выдала, ее тревога с ним все-таки связана. Влюбленный кавалер это не оставил без внимания, но своих чувств не выдал.
- Профессор не иголка, найдется, – попытался он успокоить девушку.
- Дай-то Бог. Но еще раз тебе говорю, раньше с Ленцем ничего подобного не случалось. После ночного дежурства он отдохнул. Сегодня у нас рабочий день - праздник Хуаня подземной службы не касается. А его нет, и никаких указаний нет. Ни записки, ни отметки в журнале. Я даже не знаю, кто из пациентов у нас на очереди.
- Надо обратиться в полицию. Пусть ищут.
- Рано. Заявление на пропажу взрослого человека можно подать только через трое суток.
- Тогда я пас.
- И знаешь, что еще мне показалось странным?
- Пока не знаю, – честно признался Дмитрий, увлеченно разглядывая грудь девушки, соблазнительно вздымавшуюся под тканью блузки.
Катрин сделала вид, что страстного взгляда не замечает:
- Так вот, вчера в нашу ординаторскую заходили странные мужики. Что-то измеряли. Что-то подсчитывали. Их привел сам господин Маур. Тогда он и назначил меня замещать Ленца.
- И чем эти мужики показались тебе странными?
- Не знаю, Дима. На врачей не похожи. Одеты не по правилам. Какие-то технари. Что им у нас делать?
- Спросила бы у них сама.
- Как я при начальстве начну задавать дурацкие вопросы?!
- Тогда не бери в голову. Все в свое время прояснится.
На это Катрин возразить было нечего, как не было больше причин уклоняться от натиска кавалера. Через минуту они уже оказались в его тюремной койке, что казенным регламентом вовсе не возбранялось. И не только по случаю праздничного Хуаня, но и в любой другой будний день.

******

В связи с гибелью Магды Колиндз от рук ее механического супруга, место старшего инспектора оказалось вакантным. После недолгих консультаций в руководстве Гуманитарной комиссии на ее должность утвердили кандидатуру заседателя от Франции, Виктора Бумже. До этого он участвовал в заседаниях Большого жюри на общественных началах, и денег за свое «заседательство» не получал. Взамен ему полагались всевозможные льготы, вроде бесплатного пользования ска-кабинами для путешествий по миру или казенной квартиры в Брюсселе. Кроме того, он имел право пользоваться особой медицинской страховкой, позволявшей заменить человеку любой орган по желанию. Льготы распространялись и на всё семейство Бумже. Заняв должность, льготы Виктор сохранил, плюс к ним добавлялось жалование - десять тысяч хуаней в месяц. На такой оклад можно приобрести почти новый летоплан. Отказаться от столь заманчивого предложения экономный француз не посмел. И на утро, после праздника, табличку на дверях кабинета госпожи Колиндз заменили. Теперь на ней красовалось имя Виктора Бумже. Новоявленный чиновник с человеческой точки зрения не представлял собой ничего таинственного. По характеру он принадлежал к флегматикам. Французского темперамента за собой не замечал, не отличался и особой страстью к пафосному красноречию. И помимо чисто французской бережливости, ничем не подтверждал национального стереотипа. В неформальном общении Бумже проявлял себя милым воспитанным человеком. И тот, кто воздерживался просить у него денег, не получал ни единого шанса стать его врагом. По причине перечисленных свойств нового инспектора, долгожителям Европы с ним крупно повезло. Француз не был лишен чувства сострадания и, если это не грозило его достатку, с удовольствием шел людям навстречу.
Все это редакторша канала «Подсознательного вещания» Марта Блум разузнала. И далеко не все добродетели господина Бумже привели ее в умиление. Особенно насторожила редакторшу терпимость француза к представителям других наций, в том числе и к русским. И поскольку Бумже на парламентских слушаниях по делу Крымова играл не последнюю роль, поспешила нанести ему упреждающий визит.
В том, что ее персона не вызовет у него восторга, не могло стать тайной и для самой госпожи Блум. Виктор, не без оснований, считал себя приличным человеком и канал «Подсознательного вещания» вызывал у него те же чувства, что и у большинства людей его круга. Но одно дело личные симпатии и антипатии, а другое – служебная этика. Виктор принял редакторшу с чисто французской галантностью, даже поцеловав ей мощное мужское запястье. Блум прочно заняла кресло напротив чиновника и не спешила раскрывать карты. Она поздравила Бумже с назначением и прошедшим днем Хуаня. Поинтересовалась, перевезет ли он семью в Брюссель, и только после этого заговорила о Крымове.
- Уважаемый господин Бумже, вы наверняка в курсе предстоящих слушаний в парламенте?
- Очень в общих чертах, мадам, – уклончиво ответил француз. На самом деле ни о проблемах Крымова с возрастной картой, ни о грядущих слушаниях в парламенте он не имел не малейшего представления. – Я первый день на работе и еще не успел вникнуть во все дела, госпожа Блум. А что конкретно вас интересует?
- Я на эти слушания приглашена. Мой канал будет их освещать. Но я хотела бы прояснить вашу позицию заранее.
- Я пока не настолько в теме, мадам, чтобы выработать позицию, – улыбнулся Бумже. - Уверяю вас, госпожа Блум, ко дню слушаний полностью войду в суть вопроса. Что касается моей позиции, то я представляю Гуманитарную комиссию, и обречен действовать в ее интересах.
- Гуманитарная комиссия создана защищать интересы европейского общества, – напомнила Блум, – а нашему европейскому обществу без еще одного русского куда спокойнее. Особенно без такого русского, который сорок пять лет пролежал в холодильнике, и никто не знает, на что он способен.
Виктор Бумже не был осведомлен о предстоящих слушаниях в парламенте, но история братьев Крымовых его стороной не обошла. Чудесное воскрешение человека, полвека хранившего себя во льду, несколько дней оставалось главной мировой сенсацией. Дмитрия Крымова узнал весь цивилизованный мир, и Виктор Бумже не видел в нем ни капли опасности для общества. Мало того, он был уверен, что Крымов в полной мере заслуживает параграфа «ценность личности». Все это Виктор Бумже и высказал редакторше.
Госпожа Блум подняла свое квадратное тело с кресла и, сверля француза злыми глазками, заявила:
- Вижу, господин Бумже, вас вовсе не интересует мнение общества, которое вы призваны защищать. Удаления Крымова требуют сотни тысяч граждан Евросоюза. В парламенте лежат их подписи. Эти подписи и вынудили депутатов провести слушания. Не советую в начале карьеры вступать с населением в конфликт. Это может вам стоить должности.
Бумже заставил себя улыбнуться:
- До встречи с вами, мадам, я по наивности полагал, что пресса лишь доносит до аудитории различные мнения, а не пытается навязывать ей свое. Видимо, я ошибался.
Блум ринулась к двери, и на пороге столкнулась с Вилли Хантом. Не будь тот столь велик и массивен, ему бы не устоять на ногах. Но Вилли спокойно отстранил мощный торс коллеги по цеху и так же спокойно закрыл за ней дверь.
- Привет, Виктор, эта сучка пришла гадить Крымову? – спросил он с порога.
Завидев ярко-сияющую лысину знакомого журналиста, Бумже погасил в себе раздражение и вернул себе привычное доброжелательное выражение лица:
- Ты угадал, Вилли, она явилась именно за этим.
- Давай попортим ей немного крови, – предложил Хант, потирая от удовольствия огромные ручищи.
- Каким образом?
- Я свяжусь с Гансом Мауром. Пусть пришлет на слушания Фердинанда Ленца. Он ученый с мировым именем, и депутаты выслушают его с должным пиететом.
Идея Бумже понравилась, и он с готовностью согласился.
- Не возражаю. А что нужно от меня?
- Пошли профессору официальное приглашение от твоего ведомства.
- Без проблем.
Хант достал из кармана сетевые очки и связался с Гансом Мауром. Председатель отозвался мгновенно. Но порадовать журналиста не смог. Скорее его огорошил. Профессор Ленц бесследно исчез, и его вторые сутки ищут. Хант тут же напросился на личную встречу с Мауром. Спрятав очки в карман и наскоро простившись с чиновником, широченными шагами направился к двери.
Оставшись в одиночестве, Виктор Бумже решил досконально изучить дело Крымова, и с удивлением обнаружил, что тот уже несколько суток сидит за решеткой. Это обстоятельство так возмутило француза, что он не только связался с префектом полиции Карловых Вар, но в грубой, не свойственной ему форме отчитал префекта. Несправедливо униженный коп оправдываться не стал, в качестве ответа отослал Бумже предписание Магды Коллиндз о слежке за Крымовым и его последующем аресте. Бумже тут же поспешил с извинениями - сменил тон, покаялся за служебную ошибку погибшей коллеги и направил в городской суд Карловых Вар требование немедленно Крымова освободить. Затем послал в управление ска-дромных кабин предписание убрать данные Дмитрия Крымова из списков на «удаление». Отныне Крымов и без возрастной карты мог путешествовать виртуально но, до решения Большого жюри, лишь в пределах стран Евросоюза. За хлопотами Бумже пропустил время дневной трапезы. А если уважающий себя француз не сядет за стол до часу дня, он уважать себя перестанет.

******
Гансу Мауру шумиха в прессе о пропаже Фердинанда Ленца ничего хорошего не сулила. Но отказать Вилли он не решился. Во-первых, это бы выглядело подозрительно, а во-вторых, Хант много лет числился в близких друзьях семьи президента, и нарушать с ним отношения за спиной дяди Маур не хотел. Хант связывался с ним из бывшего кабинета Магды Колиндз. Маур верно предположил, что его туда привело, и понял - беседовать с Хантом будет только после встречи с дядей. Такую встречу Маур запланировал на завтра, но сейчас решил ее ускорить. Оставалась проблема чем-то на это время занять журналиста, и Ганс и вызвал к себе Стива. Белозубый секретарь тут же явился и замер в ожидании поручений.
- Стив, скоро тут появится журналист Вилли Хант. Подержи его полчаса в приемной. Что-нибудь придумай. Угости кофейком. Поморочь ему голову, займи трепом, а я минут на сорок отлучусь. Мне важно, чтобы он ничего не нюхал и ни с кем из наших сотрудников не встречался.
- Этот Хант наш мальчик? – кокетливо поинтересовался секретарь.
- Он не наш мальчик, – резко отрезал Маур, дав понять молодому человеку, что сейчас не время интимных шуток и вышел из кабинета. Пересек холл и не мешкая, направился к начальственной ска-кабине. Решительно в нее шагнул и вышел в холле своего дяди. Вилла президента находилась в окрестностях Бонна, и путешествие к ней даже на летоплане потребовало бы нескольких часов. Возможности ска-дрома позволяли ускорить процесс до минуты.
Ганс помнил расписание державного родственника. Президент жил по режиму, и этим гордился. Нарушить раз и навсегда заведенный им распорядок могла лишь глобальная катастрофа. Сегодня в мире все обстояло благополучно, и режим президента оставался обычным. В это время престарелый политик обычно отдыхал на кушетке своего кабинета. Куда прямым ходом и отправился племянник. Виллу президента охранял взвод военизированных роботов. Ганс назвал пароль-код, и его пропустили. Как Маур и предполагал, дядя возлежал на кушетке в сетевых очках. Но никакой информации не принимал. Это Ганс без труда определил по громкому храпу президента. Потоптавшись у кушетки, он нерешительно кашлянул. Дядю это не разбудило. Президент лишь сменил позу, обронив очки на пол. Маур поднял очки, положил их на столик и осторожно тронул дядю за плечо. Это подействовало сразу. Дядя открыл глаза и ошалело уставился на нахала, посмевшего прервать его государственный сон. Затем в глазах президента появилась нечто осмысленное, и племянника он узнал.
- Какого черта, Ганс? Я ждал тебя завтра.
- Прости, дядя, возникла необходимость переговорить с тобой сейчас.

Президент свесил босые ноги на пол, широко зевнул и беззлобно отчитал племянника:
- Вы, сопляки, никогда не поймете, что дневной сон человека моего возраста - не блажь бездельника, а интеллектуальная гимнастика. Так в чем твоя срочность?
Маур присел рядом с дядей и понизил голос до шепота:
- Мне не удалось договориться с профессором Ленцем.
- Ты меня огорчаешь, мой мальчик. Я потратил немало усилий, чтобы договориться с куда более серьезными людьми, а ты не можешь решить проблему со своим подчиненным.
Ганс Маур тяжело вздохнул и произнес еще тише:
- Я не говорил, что не решил проблему. Я сказал – не сумел договориться. А проблему я решил. Но не самым гуманным способом.
- Гуманным, не гуманным - важен результат.
- Результат есть, Ленца нет.
Президент по-отечески обнял племянника за плечи и еще раз зевнул:
- Вот и славненько. А как ты решаешь свои проблемы, мой мальчик, мне знать необязательно. Не грузи старика лишней информацией.
- Не буду. Но это еще не все.
- Выкладывай все, коль помешал сну президента.
- Дядя, помнишь, на прошлой встрече ты меня похвалил?
- Мой мальчик, ты переоцениваешь возможности старика. Мы встречались во время вселенского хаоса. Там столько всего произошло, что помнить подобную хрень моя голова отказывается. Так за что я тебя похвалил?
- За пиар-компанию по братьям Крымовым.
- Начинаю вспоминать. Это тот джентльмен, что пролежал в твоем холодном гробу без малого пятьдесят лет. Да, ты молодец. Говорить о деньгах под твой новый проект оказалось легче. Так в чем вопрос?
- Гуманитарная Комиссия, вернее, ее старший инспектор Магда Колиндз, Дмитрия Крымова отчего-то невзлюбила. Отчего, уже не спросишь. Магда Колиндз умерла.
Президент неожиданно взбодрился:
- Это не та ли дамочка, которую придушил искусственный негр?
- Она самая.
Президент вдруг громко захохотал. Даже вскочил с кушетки и начал корчиться от смеха. Племянник с изумлением и тревогой наблюдал за внезапным приступом веселья государственного мужа. И когда обессиливший родственник вернулся на кушетку, осторожно спросил:
- Дядя, а что в этом смешного?
Президент снова чуть не прыснул, но на второй приступ у него не осталось сил.
- Мой мальчик, ну как тут не рассмеяться. Представляешь, какой надо быть тварью, чтобы довести машину до такой ярости, чтобы она тебя удавила!
- Мне такой поворот не пришел в голову.
- Естественно, ты же гомик и с бабами дел не имеешь. А я по своему опыту вполне такое могу себе представить.
- А я тем более. Поэтому, как ты выразился, я и гомик.
Президент поморщился. Престарелому ловеласу в племяннике нравилось все, кроме его ориентации. Про себя президент называл геев педерастами и испытывал к ним чувство брезгливости. Но, естественно, чувства свои тщательно скрывал, иначе его карьера в европейской политике закончилась бы, еще не начавшись.
- Ладно, давай к нашим баранам. Невзлюбила эта мымра твоего клиента. В чем проблема?
Маур поведал дядюшке всю историю со сбором подписей с требованием «удалить Крымова» и закончил выводом:
- Формально она права, а по сути все это бред. Но чиновница своего добилась – Крымов в тюрьме, а на конец недели назначены слушания в парламенте.
Президента рассказ племянника утомил. Чиновнику его ранга вникать в подобные курьезы недосуг.
- Ну и хрен с ними, одни бараны будут решать судьбу другого. Нам этот мужик больше не нужен. Даже наоборот. Решат «удалить», пусть «удаляют». Лишний раз подтвердят устои нашей демократии – закон един для всех. А тебе-то что?
Маур с рассуждениями дяди согласился. Его беспокоил Вилли Хант, и он поведал президенту, как друг их семьи неожиданно ввязался в это дело. Дядюшка помрачнел.
- Да, мой мальчик, это уже проблема. Вилли, как бульдог. Вцепится, не оттащишь. Я не могу его отговаривать, попробуй и эту проблему решить самостоятельно. Хотя я тебе не завидую. И когда у вас рандеву?
- Он уже в моем кабинете.
- Тогда могу дать тебе только один совет – ни от чего Вилли не отговаривай. Иначе он именно туда и попрет. Понял, мой мальчик?
Ганс Маур понимал дядю с полуслова. Он уже собирался прощаться, но не уходил, пытался вспомнить , о чем еще собирался спросить дядю при личной встрече, и вспомнил:
- Послушай, дядя, а почему до сих пор нет отчета о катастрофе? Ходят разные слухи о пьянстве на Луне, о проститутках и тому подобная чушь. Надеюсь, тебе доложили о реальных причинах.
Президент оглянулся по сторонам, словно опасался «прослушки», и сам перешел на шепот:
- Мой мальчик, пьянку или проституток еще можно понять. Правда куда курьезнее. Все дело в попугае.
- Шутишь? Попугаи на Луне? Это нечто новенькое.
- Представь себе, не шучу. Голландец Ван Дер Мейн, комендант лунного модуля, таскает на Луну своего попугая. Птица говорит ему на ночь голосом жены: «Я тебя люблю». Ван Дер Мейн без этой фразы страдает бессонницей. Попугая ему продал беглый америкос. Видно, у него птица этому и научилась. Американцы любили талдычить друг другу на прощание: «я тебя люблю» и «я тебя тоже». В ночь накануне аварии, попугай, как всегда, отрапортовал «я тебя люблю». Хозяин думал о своем и ответил птице грубостью. Не услышав сакрального «я тебя тоже», попугай обиделся, дождался, пока хозяин уснет, и перекусил проводок гемо-излучателя. Или чего-то еще. Я в тонкостях их начинки не силен. В результате мир погряз в хаосе, понес триллионные убытки, а попугай жив-здоров и не забывает повторять голландцу «я тебя люблю». По нашим законам ему не только шею не свернешь, ему грубого слова не скажи.
- Трогательная история, – задумчиво заметил Маур.
- Не вздумай ее рассказать Ханту. Это, мой мальчик, огромная государственная тайна. Китайцы пронюхают, засмеют.
Маур поклялся тайну сохранить, распрощался с родственником и тем же путем вернулся в свой служебный кабинет. Журналиста в приемной не обнаружил. Выглянул в окно и увидел сияющую лысину в парке. Вилли Хант беседовал с Радеком. Тучный любитель сигар что-то оживленно ему рассказывал. Председатель пришел в ярость. Стиву же поручили задержать визитера, развлекая беседой до возвращения босса. Поручение Стив не выполнил. Босс пришел бы еще в большую ярость, если бы знал, что журналист уже успел побеседовать не только с Радеком, но и с несколькими сотрудниками, в том числе и с Катрин Ривер. От нее Хант узнал, что профессор покинул подземелье после ночного дежурства в хранилище в семь часов утра. У Радека он вытянул другое - в то утро ни одного электрокара на парковке не дежурило. Все лимузины в то утро обслуживали женевских специалистов по ядерной защите, пожелавших перед поездкой в «Эдэмплац» испить целебной водицы из источников в Карловых Варах. Из полученной информации Хант сделал вывод, что профессор в районе семи утра воспользовался кабиной офиса.
Но даже не зная всего этого, Ганс Маур устроил секретарю жесткий разнос. Стив оправдывался и пытался доказать, что делал все возможное. И хоть оправдания молодого красавца вины его не умаляли, Маур понимал - удержать Вилли Ханта мало кому удавалось.

******
Дмитрий Крымов понемногу привыкал к тюремному распорядку. После завтрака серийный убийца Мосли предложил ему партию в теннис. Оба травяных корта в тюремном дворе часто простаивали. Дмитрий последний раз держал в руках ракетку полвека назад, и молодой киллер легко одолел новичка в двух сетах. После тенниса Дмитрий отправился в бассейн, откуда перебрался в парилку. Робот-массажист отменно промял ему мышцы. После джакузи распаренный и разомлевший узник ощутил зверский голод. Но у двери обеденного зала путь ему преградила дева офицер. Обычно ее лицо напоминало вежливую маску и ни единой эмоции не выражало. А сейчас она едва заметно улыбалась.
- Уважаемый господин Крымов, вас ждут в комнате администрации.
- Зачем?
- Там вам все объяснят. Пожалуйста, следуйте за мной.
По тону девы, ее нежданной улыбке и по обращению «уважаемый» – раньше она произносила просто «господин Крымов» - Дмитрий почувствовал некие перемены в его статусе, но причин этих перемен до поры не понимал. И лишь когда начальник тюрьмы Александр Лубчик сообщил, что «уважаемый господин Крымов свободен», ему стало все ясно. Лубчик долго жал руку Дмитрия, сетуя на убогость вверенного ему заведения:
- Вы уж не обессудьте, господин Крымов, если что не так. Город у нас небольшой, можно сказать, провинция. Поэтому и тюрьма без столичного размаха. Наш садик всего в два гектара, ни водных лыж, ни морских пляжей. Даже кегельбана нет. И звезды из артистов у нас выступать отказываются – бюджет не позволяет царские гонорары платить.

Дмитрий заверил тюремное начальство, что прекрасно провел здесь несколько дней и даже расписался в книге почетных зеков. Ему дали время пообедать и проститься с сотрапезниками. Белобровый Крис помял ему руку своей мягкой ладошкой и пожелал больше сюда не возвращаться. Мрачный вислоусый Рэм посетовал, что теперь место Крымова за столом займет другой русский, но, скорее всего, столь воспитанного и приличного соседа им больше не видать. По его мнению, Дмитрий являл собой редкое исключение. Поскольку большинство его соотечественников воры и пьяницы. Серийный убийца Мосли вместо прощания застенчиво улыбнулся и посоветовал Дмитрию никогда не поворачиваться спиной к незнакомым мужчинам. Что под этим подразумевал женственный монстр, Крымов так до конца и не понял. В финале неофициальной части церемонии трое «односидельцев» спели Дмитрию «Мурку», ставшую с легкой руки Яшки Пианиста гимном городской тюрьмы Карловых Вар. И уж совсем перед разлукой вся компания попросила дежурного робота запечатлеть их на память. Робот выстроил сидельцев рядком, взглянул на них электронным глазом и вынул из нагрудной щели четыре бумажных фотографии. Помимо карточек, Дмитрий в любое время имел возможность полюбоваться картинкой в сети. Для этого требовалось лишь надеть очки и вспомнить сей торжественный эпизод. Дева офицер тактично наблюдала за трогательной сценой на расстоянии. Дождавшись ее конца, вывела Дмитрия за пределы режимной зоны, где он сменил тюремную униформу на собственную одежду. И было решил, что его отпустят на все четыре стороны, но ошибся. У ворот тюрьмы его встретил другой офицер и совсем не дева, а престарелый родственник Радека. Древний страж усадил бывшего узника в полицейский электрокар и, кряхтя, устроился рядом. Дмитрий ни о чем спрашивать не стал, положившись на провидение, поскольку сегодня оно проявляло к нему благосклонность.
Мигая светом и вопя сиреной, казенное транспортное средство доставило Крымова до городского суда. Офицер снова грузно покинул салон, учтиво придерживая дверцу открытой. Выбравшись следом, Дмитрий очутился в объятиях брата. После объятий Остап Георгиевич повел его к судье. На этот раз ждать в приемной посетителям не пришлось. Да и секретарь судьи выглядел сегодня куда приветливее. Судья любезно усадил братьев в кресла, зачитал Дмитрию его права и обязанности.
До решения Большого жюри Дмитрий не имел права покидать пределы Евросоюза. Большое жюри соберется сразу после слушаний в парламенте. Во время перемещений внутри блока пользоваться ска-кабинами ему разрешено. Но, не дай Бог набрать адрес за ее пределами. В этом случае, до получения возрастной карты, он будет «удален». Покончив разъяснитедьную ркаботу, судья протянул Дмитрию банковскую карточку:
- Это вам.
Дмитрий покрутил карточку в руках:
- А что это?
Судья прокашлялся и глотнул воды из стакана.
- Господин Крымов, как жертве административной ошибки, вам полагается компенсация за ограничение свободы и за моральный ущерб. Сумма компенсации определена мной в двадцать пять тысяч хуаней. Этого вам хватит для оплаты возрастной карты на первый год. А в том случае, если вы попадете под параграф «ценность личности», потратите эти деньги по своему усмотрению.
Братья поблагодарили судью, и Остап Георгиевич спросил:
- Ваша светлость, а летать старым добрым способом брату не возбраняется?
- Такого пункта у меня нет. А все, что не запрещено – разрешено. Но и старым добрым способом покидать Евросоюз Дмитрию Крымову пока нельзя.
Оказавшись на улице, братья еще раз обнялись. И зашагали к набережной, радуясь столь благостному и неожиданному повороту судьбы.
- Остап, а куда мы собираемся лететь? – поинтересовался Дмитрий.
- У нас есть почти двое суток до слушаний. Давай слетаем в Эстонию. Хоть свой дом проверишь.
- А можно я возьму с собой Катрин?
Остап Георгиевич с трудом удержал серьезную мину:
- Дима, ты взрослый мальчик. Тебе девяносто восемь лет. Поэтому ты вправе решать такие вопросы самостоятельно.
- Значит, ты не против! – Обрадовался влюбленный долгожитель, пропуская мимо ушей иронию брата: - И когда надо лететь?
- Сегодня вечером. Зачем время терять? У нас его немного.
- Как скажешь, – ответил Дмитрий и тут же напялил очки. Катрин отозвалась мгновенно. Девушка уже собиралась навещать возлюбленного в тюрьме. Сообразив, что он свободен, на минуту лишилась дара речи. - Чего замолчала? Летишь с нами в Эстонию?
И Катрин заговорила:
- Погоди, я в шоке. Какая Эстония?
Дмитрий повторил. Катрин еще раз выслушала приглашение слетать на родину возлюбленного и снова замолчала.
- Ты опять в шоке?
- Нет, я думаю.
- О чем?
- У кого отпроситься на работе. Профессор так и не вернулся.
- Ты же сама теперь начальник. Зачем тебе отпрашиваться. Поставь в известность руководство - и вперед.
- Я боюсь.
- Руководства?
- Нет, самолета. Я никогда не летала по воздуху.
- Ерунда. Совсем не страшно. Я много летал в прошлой жизни. Говорят, теперь самолеты куда безопаснее.
- Хорошо. Летим.
Остап Георгиевич отошел на несколько шагов, дабы не смущать брата присутствием, но все слышал. Катрин говорила из офиса «Эдэмплац». Чтобы преодолеть расстояние в тридцать километров до Карловых Вар, ей требовалось шагнуть в кабину и выйти из нее возле Колоннады. Братьям, находящимся от места за два квартала, пришлось топать десять минут резвым шагом. Катрин их уже ждала. Завидев Дмитрия, девушку пару мгновений смущало присутствие Остапа Георгиевича. Но радость от встречи оказалась сильнее, и она бросилась Дмитрию в объятья.

******
Збигнев Залесский обожал оперу, и они с Иреной не пропускали ни одной премьеры. Сегодня в Вене давали Кармен. Но Збигнев сопровождать жену в оперу отказался. Хозе пел баритон Иванов, а в заглавной партии дебютировала Елена Полякова. Пережить такое засилье русских голосов, да еще в опере гениального француза, Збигневу не позволяли убеждения. Одного русского исполнителя в оперном спектакле он еще кое-как выносил, а точнее, не имел выбора. Солисты Большого и Мариинки практически полным составом перекочевали в Евросоюз и заполонили все основные оперные площадки. Нашествию русских голосов на европейскую сцену способствовала не только разница в гонорарах. В патриотическом угаре российские власти под верноподданический экстаз населения вытеснили из репертуара всё, не связанное с лубочным представлением об исконно славянской старине или не воспевающее величие русского народа во все периоды его героической истории. В репертуаре двух академических брендов остались Снегурочки, Хованщины, Золотые петушки, Князи Игори и Иваны Сусанины. Сам Чайковский впал в немилость. Во-первых, гей. Во-вторых, не чужд тлетворному влиянию западной музыки. «Черевички» продержались дольше. Но ревнители русского духа внезапно ополчились и на Гоголя - обнаружили в творениях великого писателя унизительную, по отношению к национальному менталитету, иронию. Музыку гея на сюжет русофоба министр культуры посчитал явлением вредоносным, и спектакль сняли. В результате воцарилась всеобщая благодать - на сцене Большого в лаптях пели, в зале Большого в лаптях слушали. Кому претило участвовать в квасной идиллии, покидали страну. На Запад перебирались интеллектуалы, ученые, продвинутые технари, а заодно и талантливые артисты. В Европе им тоже все не нравилось, но дома они задыхались. Причинную связь очередной волны русской эмиграции Збигнев понимал. И по логике вещей должен бы этим русским сочувствовать. Но пересилить свой комплекс русофоба не мог.
- Милый, я так люблю Бизе, давай сходим в Вену. Они же будут петь по-французски, – упрашивала Ирена супруга. Вокал и поэзию, внедренные в мозг, чипы не переводили. И оперы продолжали звучать на родном языке их создателей.
Збигнев поцеловал жене ручку и предложил:
- А ты сходи с Ганей. Она компании обрадуется. А заодно развлечешь подругу, пока ее Стефан в Китае.
- Неплохая идея, милый, - ответила Ирена и больше мужа не доставала.
Предвкушая провести вечер за просмотром шедевров польского кинематографа, Збигнев удалился в кабинет, достал из бара бутылку Хеннесси и улегся на тахту. Лежа слышал, как жена щебечет по сети с Ганей. Ска-кабина в Вене находилась как раз напротив оперного театра, и Ирена там назначала подруге свидание. Для нее самой имелась кабина в холле их небоскреба, и пани Залесская попадала в Вену, не выходя на улицу. Наконец жена хлопнула парадной дверью, наступила тишина, и, казалось, просмотру больше ничего не мешало. Збигнев отдавал должное Вайде и другим режиссерам конца прошлого века. Но особый восторг у него вызывали фильмы тех двадцатых. В них польское кино славило подвиги своих доблестных воинов, рассказывало, как они били русских хамов, пленяя сотни тысяч красноармейцев. От таких просмотров Збигнев получал почти эротическое удовольствие. Он уже надел очки, намереваясь запустить любимый фильм «Чудо над Вислой» Рышарда Брониславского. Но очки выдали сигнал связи, и он увидел Марту Блум.
- Дорогой Збигнев, простите, что отрываю в неурочное время. Но я должна вас увидеть. Дело не терпит отлагательств.
Залесский тяжело вздохнул и пригласил редакторшу:
- Вы помните, где мы недавно встретились в первый день катастрофы?
- Я прекрасно знаю ваш небоскреб у парка Пятидесятилетия. В нем живет масса моих знакомых, – сообщила Марта, – я даже знаю, на каком этаже ваша квартира.

Збигнев поручил роботу встретить гостью и в раздумье остановился у бара. Хотел было выставить бутылку коньяка. Но передумал. Поить Блум Хеннесси ему показалось лишним. Алжирское вино больше подходило к случаю. Збигнев не отличался скупостью, но воздерживался предлагать удовольствия людям, не способным их оценить. Робот встретил редакторшу у лифта и проводил в гостиную. Госпожа Блум явилась в гости не одна, а в обществе кривоногого мопса. Хозяина это не обрадовало. Помимо русских, поляк ненавидел всяческий беспорядок. В том числе и животных в городских квартирах. Поэтому настоятельно попросил Блум взять собачку на руки. Что Марте удалось не сразу. Мопс испугался робота, затеял прыжки вокруг механического работника и поднял истерический лай. Наконец, госпоже Блум удалось его изловить. Устроившись в кресле, она усадила мопса на колени, раскрыла дамскую сумку необъятных размеров и выложила на стол тюремную фотографию Дмитрия Крымова.
- Это что такое, госпожа Блум? – спросил Збигнев, с опаской разглядывая снимок.
- Это наш русский в компании уголовников – пояснила Блум, - сегодня его выпустили из тюрьмы. Да еще принесли ему всяческие извинения. И все новый инспектор Большого жюри. Вы понимаете, как он поведет себя на слушаниях в парламенте?
- Кто из них Крымов? – спросил поляк, вглядываясь в незнакомые лица заключенных. Для себя он сразу определил русским мрачного вислоусого субъекта с голым черепом. И был неприятно разочарован внешностью реального Крымова. С фотографии улыбался молодой мужчина вполне интеллигентной наружности. Но успокоив себя мыслью, что враг всегда маскируется, мгновенно проникся к нему неприязнью.
- Да, пани Марта, пренеприятное лицо у этого типа. Так что вы сказали о новом инспекторе Гуманитарной комиссии?
- Этот французик или идиот, или сволочь. И трудно сказать, что для нас хуже.
- Вы о месье Бумже?
- Именно о нем. Он, видите ли, против русских ничего не имеет!
- Сначала давайте помянем госпожу Колиндз. Прекрасная была женщина – пан Залесский откупорил бутылку, разлил вино по бокалам, и поднял свой: - Светлая ей память. Пусть дева Мария примет ее с миром.
- А главное, такая нелепая смерть – напомнила Марта и разом опустошила бокал.
Збигнев порадовался своей сообразительности. Квадратная редакторша с тем же успехом влила бы в себя и фужер прекрасного французского коньяка, не поняв разницы. Отдав дань памяти почившей соратнице, госпожа Блум снова обрушилась на Бумже, повторив, как заклинание:
– Представляете, он не видит в русских ничего плохого!
Збигнев, едва пригубивший вино, сделал еще глоток, поставил бокал и философски произнес:
- А чему тут удивляться, пани Марта. Я немного знаком с биографией господина Бумже. От пятилетней службы послом в Африке у любого поедет крыша. После людоедов и русские покажутся ангелами. У них, кажется, официально каннибализм запрещен.
- Неважно, они находят способы поедать друг друга в обход закона.
- Другой бы спорил. Так, что вы предлагаете. Выкладывайте ваши соображения. Вы же не только собачку мне принесли?
- Не сердитесь, господин Залесский. Жужик и так весь день один в доме. Мне жаль оставлять песика и на вечер. Ведь он у меня, а я у него. Больше у нас никого нет.
Услыхав свое имя, мопс зашевелился, потянулся к лицу хозяйки и длинным розовым язычком лизнул ее в губы. Марта прижала Жужика к широкой груди, покрыла его мордочку страстными поцелуями и опять усадила на колени. Залесский терпеливо выдержал интимную сцену и для вежливости спросил:
- Вы не замужем? – спросил, и сам изумился глупости своего вопроса. С внешними данными госпожи Блум, вкупе с боевой мощью бронемашины, любителей подарить ей руку и сердце днем с огнем не сыщешь. Если Марта не лесбиянка, то Жужик - единственный мужчина, способный ужиться с таким чудовищем. Все это Збигнев подумал про себя и, выслушав ответ, подтвердивший его соображение, вернулся к делу: - Не стесняйтесь, пани Марта, выкладывайте, с чем пришли.
- Понимаете, господин Залесский, мы с госпожой Колиндз, буквально накануне ее нелепой гибели, провели некоторые подсчеты. Вот они, – и Марта вынула из все той же необъятной сумки листок белой бумаги, испещренный цифрами.
- Что это? – удивился Збигнев. Сегодня даже первоклассники не применяют для арифметических упражнений бумаги и шариковых ручек. А тут и то и другое. Но Збигнев все же заглянул в листок и развел руками: – Без ваших комментариев, пани Марта, для меня это воистину китайская грамота.
- Я вас прекрасно понимаю, господин Залесский. Мы использовали этот первобытный метод, чтобы наши вычисления не попали в глобальную сеть. Это для сугубо личного пользования.
- Тогда сделайте одолжение и растолкуйте мне смысл вашего шедевра современной конспирации.
- Все очень просто, господин Залесский. По документам Дмитрию Крымову девяносто восемь лет.
- Это мне известно. Поэтому русскому и требуется возрастная карта.
- Сейчас все поймете. Брат Крымова, Остап, держал свои капиталы в эстонском Хуаньцентре. Эстония, чтобы избежать дефолта, позволила китайцам заморозить вклады местных миллионеров. Крымов попал в их число.
- У него нет денег?
- К сожалению, часть счета ему разморозили. Покойная Магда пыталась помешать, но глава Экономической комиссии, Антонио Верозо, смахивает на французика Бумже. И Магду не поддержал. Брату Крымова выдали четверть миллиона. Теперь давайте считать. Год возрастной карты обходится престарелым европейцам мужского пола в двадцать пять тысяч. Умножьте эту сумму на восемь, получится двести тысяч.
- А зачем я должен умножать?
Марта Блум снисходительно улыбнулась:
- Дмитрию Крымову девяносто восемь. По закону он просрочил карту на восемь лет. Плюс штрафные санкции, получится почти триста. Таких денег у Остапа нет, и оплатить возрастную карту брату он не сможет. Не сможет и продлить свою. Если вывести русского из параграфа «ценность личности», мы избавимся от обоих русских братков. Сначала от Дмитрия, позже от Остапа. Если вам удастся это провернуть, будем пить шампанское на моей вилле.
Збигнев рассмеялся:
- Только женщины могли до такого додуматься. Звучит весьма заманчиво. Но Крымов полвека отлежал в холодильной камере. В том числе и последние восемь. И за них он отчитается.
- Господин Залесский, в Евросоюзе еще не издали закона, чтобы оправдать неплательщика только за то, что он прятался от Большого жюри в холодильнике. Если я ошибаюсь, плюньте мне в глаза. И ваша обязанность, как депутата парламента, следить за соблюдением Конституции Евросоюза.
Жужику надоело сидеть на руках хозяйки. Мопс пронзительно затявкал и, скаля мелкие острые зубки, начал активно выдираться на волю.
Марте пришлось прощаться. Чему Збигнев Залесский не стал возражать. Если общество малосимпатичной дамы оправдывалось целью ее визита – нагадить русскому, то общество Жужика в глазах поляка оправданий не имело. Проводив Марту до лифта, радушный хозяин вернулся в гостиную, проследил, чтобы робот разобрался с остатками вина, грязной посудой и как следует пропылесосил квартиру. Залесского очень беспокоила невидимаяглазу собачья шерсть, которая могла остаться в его доме.
И только после этого позволил себе снова уединиться в кабинете. Теперь насладиться зрелищем избиения русских хамов доблестными польскими воинами ему уже не сможет помешать никто. Погрузив себя на тахту, Збигнев надел очки и запустил фильм Рышарда Брониславского «Чудо над Вислой».

*******
Вилли Хант вышел из кабинета начальника штабов оборонного ведомства Евросоюза весьма довольный собой. Интервью получилось пресным. Генерал произносил общие фразы о Кремлевской угрозе и жаловался на скромность оборонного бюджета. Вилли ничего другого и не ждал. Он пришел сюда совсем с другой целью. И этой цели добился. На столе генерала, под толстым стеклом хранились цифровые коды секретных кабин для высших офицеров штаба. Престарелый военачальник не обладал орлиным зрением, и цифры для него печатали крупным жирным шрифтом. Обладая прекрасной зрительной памятью, Вилли, изображая внимательного слушателя, незаметно поглядывал на стол. Спускаясь на лифте, он уже так крепко помнил семизначный секрет, что разбуди его ночью, отрапортует без запинки.
Внизу, перед залом с кабинами, дежурили офицер и два автоматчика. Вилли это предусмотрел – заранее испросил у генерала разрешения воспользоваться ска-дромом ведомства, не уточняя маршрута. И пропуск на него охране спустили. Военные кабины перемещали путников, как и все остальные. Но, в качестве дополнительного сервиса, обслуживали секретные объекты. То, что затеял Вилли Хант, законопослушному гражданину грозило решеткой. Но журналист понимал свою исключительность и иногда ею пользовался. Пользовался, не злоупотребляя, когда игра стоила свеч. Дежурный офицер просветил его документ и пропустил в зал. Вилли непринужденной походкой человека, далекого от коварства, зашел в кабину и набрал заветный код. Когда над стальной дверью засветилось табло «на выход», открыл ее и оказался в прозрачном холле Лунного модуля. Высокий пластикатный купол упирался в непривычно черное небо. Прямо над головой Ханта висел огромный мутный фонарь земной планеты, и свет от нее столь же мутно освещал корявый лунный грунт. Вилли Хант оказался на Луне впервые, и зрелище его не впечатлило. Впереди, сколько хватало глаза, тянулась унылая, серая равнина. Цветом и фактурой Луна ему напомнила плохо вытряхнутую пепельницу. Нечто похожее Вилли наблюдал в окрестностях Мертвого моря. После посещения Израиля, где все цвело и зеленело, Мертвое море произвело на него тягостное впечатление. И журналиста потом долго преследовал тошнотворный запах и удручающий колорит тех мест.

Из прозрачного купола вглубь модуля тянулся лабиринт встроенных отсеков и шлюзов. Лунный форпост создавался постепенно, обрастая конструкциями, поднятыми с Земли. Историю его создания Хант знал неплохо. Но увидеть все своими глазами ни одному журналисту пока не удалось. Он стал первым. В поисках живой души Хант сворачивал в аппендициты лабиринта, но кроме искореженных роботов, ящиков от приборов и иного техногенного хлама, ничего не нашел. И голосов, или других звуков, выдававших присутствие человека, не услышал. Пространство наполнял едва различимый гул, и воздух вокруг него слегка вибрировал. Так гудело и вибрировало, когда в далеком детстве Вилли гонял мяч неподалеку от трансформаторной будки. Наконец, помимо гула, до Вилли донеслось нечто человеческое. Впереди кто-то громко чихнул. Журналист догадывался, что роботы не чихают, и поспешил на звук. Очередной аппендикс заканчивался ангаром из полупрозрачного пластиката. По бокам его пологих стен вилась чахлая растительность, а посередине, в подвешенном к потолку гамаке, в пижаме и шлепанцах полулежал здоровенный рыжий мужик и читал книгу. При виде Ханта мужик посмотрел на него поверх книги и спросил:
- С Земли?
- Как ты догадался?
- По твоей плеши видно. У пришельцев лысина другая. Курить принес?
- А здесь позволено?
- Здесь все нормальное позволено. До Луны ваши идиотские законы не долетают. Давай покурим.
- Не курю. Но других травлю с удовольствием. - Хант достал из кармана пачку сигарет и бросил в гамак. Мужичина поймал огромной лапищей, ничуть не меньших размеров, чем рука самого Ханта, пачку на лету и спрятал в карман пижамы.
- Не куришь, и молодец. Мне больше останется. Я Ван Дер Мейн. Для своих - Деррик.
- А тебя как зовут?
- Вилли Хант.
- Очередной инспектор? Им не надоело сюда проверяльщиков гонять. Я же отчет послал, птицу изолировал клеткой. Чего еще им надо?
- Какую птицу?
- Опять двадцать пять… Я же сообщал – мой попугай без злого умысла, от бытовой обиды перекусил контакт подачи гемо-спектрального синхронизатора, чем нарушил обратную связь модуля с энергетическими полями второго кратера. В нем у нас маяк- стабилизатор потоков гемолуча. Нагнетатель стабилизатора автоматически отключился, и вся Глобальная система на сутки перевела сигнал на Плутон. На Луне время другое. Я спал. Проснулся, припаял контактик, и снова порядок. А там, на Земле целую канитель подняли.
- Послушай, Деррик, меня эта канитель мало волнует. На Земле исчез великий ученый. У вас тут должна храниться база данных по кабинам. Я тебе назову место и время, когда он мог войти в кабину.
Деррик отложил книгу и попытался вылезти из гамака. Уронив с ног шлепанцы, сплюнул, завалился обратно и ткнул пальцем в угол ангара.
- Видишь, там под фикусом ящик от пива?
Хант посмотрел в указанном направлении.
- Вижу ящик, коробку и кожух от прибора.
- Хорошо, что видишь, – похвалил Деррик, – коробку пока не трогай, а ящик волоки сюда.
Хант послушно принес ящик из пластика и отдал Деррику. Тот вынул из него пульт и небольшой аппарат, весьма сомнительного дизайна. Давно вышедший из употребления дисплей крепился к корпусу разномастными шурупами. Наушники отличались размером, а проводки к ним выглядели потертыми и ломкими.
- Говори адрес, где пропал твой академик.
Хант недоверчиво оглядел кустарный агрегат и осторожно поинтересовался:
- Это и есть база данных всех наземных ска-дромов?
- На базу тебе не войти. Спецроботы стерегут. Без пароля уничтожают. А эту хрень я из двух мобильников сороковых и плеера тридцатых смастерил, за женой следить. Отмечаю, куда шастает баба, пока я тут, на Луне. Хреновина на вид неказиста, но работает не хуже базы. Так, говори адрес?
- Чехия, Горицы, «Эдэмплац».
- Время?
- Семь утра по среднеевропейскому.
- Имя?
- Фердинанд Ленц.
Деррик напялил наушники, поколдовал пультом, достал из кармана сетевые очки и протянул Ханту. Очки тоже глядели убого, и Вилли было отказался:
- У меня свои есть, - и запустил руку в карман пиджака.
- Про свои тут забудь, – строго предупредил Деррик, - надевай мои, или улетишь обратно на Землю.
Хант спорить не стал. На Землю ему пока не хотелось. Он нацепил очки Деррика и решил ждать, что будет. Деррик продолжал орудовать пультом. На экранчике дисплея засветилась пульсирующая точка. Постепенно точка увеличивалась, разрасталась и заняла все поле зрения. Деррик вытянул из своего аппарата еще один проводок и пристроил свободный конец к очам Ханта. Тут же появилась картина ска-кабины. Вилли отчетливо увидел, как в нее входит профессор Ленц и набирает код маршрута. Табло над дверью засветилось. На нем возникла надпись «Карловы Вары», но через мгновение надпись сменилась. Хант отчетливо разглядел слово «удалить». В этот же момент заиграла музыка. Эту мелодию Вилли уже где-то слышал, но не мог вспомнить где. Если бы музыка играла дольше, он бы обязательно вспомнил. Но сейчас его интересовал профессор. Хант понял, что и Ленц слышит эту музыку, удивленно крутит головой, пытаясь определить источник звука. Но тут изображение профессора исчезло, музыка смолкла, и табло над дверью погасло. Деррик отцепил проводок от очков Ханта и безо всякого выражения сообщил:
- Все, кина больше не будет. Увы, хэппи-энда не произошло.
- Можешь выражаться точнее?
– Точнее некуда - твоего ученого больше нет.
- Что значит, нет?
- Это значит, что он «удален». У тебя крепкие нервы?
Хант удивленно посмотрел на Деррика:
- Не знаю, насколько крепкие. Но истерик за собой не помню.
- Ты наблюдал «удаление» в реальном режиме. Я растяну тебе зрелище до скорости ползущей черепахи. Готов?
Хант не возражал. Деррик снова прицепил проводок к очкам Вилли, и взял в руки пульт. Хант снова увидел ска-кабину и появление в ней профессора. Снова зазвучала музыка, и опять на табло появилось слово «удалить». Но с этого момента Хант увидел нечто странное. Профессор исчезал постепенно. Так исчезает вязаный носок или шарф, когда шерсть начинают распускать. Сначала у профессора исчезли туфли. Испарились вместе с его ступнями. За ними брюки. Профессор продолжал озираться в поисках источника музыки, а половина его тела уже исчезла. Ханту даже показалось, что все происходящее четко укладывается в ритм музыки. Звучало танго, которое Вилли где-то уже слышал. И, наконец, вспомнил, где. Но сейчас журналист не мог думать о музыке, он наблюдал за процессом, которого никто кроме него до сих пор не видел. Фердинанд Ленц продолжал терять свою плоть. Торс профессора в пиджаке и галстуке парил в воздухе, продолжая уменьшаться. Вот уже остались только голова и шея. Вот только голова. Еще мгновение, и Ленца не стало. Исчезла и картинка.
- Как впечатление? – спросил Деррик, сматывая свою технику и убирая ее назад в коробку.
- Впечатление страшное - компьютерная графика смерти.
Деррик хмыкнул:
-Такая же графика происходит и с тобой, когда ты входишь в ска-дром. За одним исключением - все, что в одной кабине исчезает, с той же скоростью возникает в другой. Но это в случае, если работает режим «перемещения». А ты наблюдал режим «удаления». Поэтому твой Фердинанд исчез навсегда. Слышал музыку?
- Слышал, – ответил Хант - И даже узнал. Это «Европейское танго» Жака Кливанса. Он исполнил свое танго впервые на пресс-конференции одного деятеля.
Деррику фамилия композитора оказалась знакома:
- Кливанса сейчас много крутят. А на автомат сопровождать «удаление» танго поставили совсем недавно. Дня за два до катавасии с Глобальной системой.
- Кто поставил? Гуманитарная комиссия?
Деррик земными делами голову старался не грузить:
- Без понятия. По закону режим «удаления» регулирует Большое жюри. Стариков без карты «удаляют» они.
- Профессор еще не дожил до карты. И вообще, он великий ученый, мировая знаменитость. Здесь, Деррик, пахнет преступлением.
Почему удалили этого человека , Деррик не знал и знать не хотел. Все, что мог сделать для земного пришельца, он уже сделал. Но Хант думал иначе:
- Пошли мне копию этой картинки для суда. Пусть разберутся.
Деррик возмутился:
- Не прикидывайся придурком. Раз ты сюда попал, должен знать – с Луны гражданским службам ничего не посылают. Я тебя вспомнил, ты журналист «Атлантика». Журналистам на Луну хода нет. Проник сюда ты незаконно. Скажи спасибо, что попал на меня. Я из семьи моряков. А моряки людей не сдают.
- Спасибо, Деррик.
- Так-то лучше. Пива хочешь?
- Не откажусь.
- Тогда волоки коробку с базой на место. Там рядом другая. Всю не тащи, надорвешься. Вынь пару банок. Одна твоя. И кожух от резонатора под задницу прихвати. Хватит столбом надо мной маячить.
Хант исполнил поручение. Принес кожух от прибора, поставил рядом с гамаком и, с удовольствием, на него уселся. Они откупорили пиво и прикончили его за упокой Ленца. Деррик покрутил пустую банку в руках и швырнул об стену. Ангар сотряс страшный грохот, стены задрожали. По пластикату крыши забарабанили камни. Казалось, еще мгновение, пластикат треснет и распадется. Журналист не собирался умирать, перспектива оказаться на Луне без защиты модуля его не грела. Вилли не понимал, что происходит. Не могла же пустая банка сотворить подобное? Попытка спросить об этом у Деррика, успехом не увенчалась - грохот заглушал слова. К тому же Деррик оставался абсолютно невозмутим. Он взял книгу и безмятежно углубился в чтение. Хант машинально отметил, что читает его визави. Деррик штудировал книгу начала века о питательной и здоровой пище.
Кошмар продолжался несколько минут. Когда наступила тишина, Деррик отложил книгу и спросил:
- Штаны не намочил?
- Как будто нет. А что это было?
- Ерунда. Наши лазерные пушки отстреливали крупные булыжники, что целили на модуль. Это космос, господин журналист. Иногда палить приходится по нескольку раз на день. Попугай и тот привык.
- Покажи птицу?

- Нельзя. Говорят, это теперь государственная тайна.
- Мне можно.
- Как раз тебе и нельзя. Все журналисты трепло. Напишешь в журнале, места лишусь. А место денежное. Двести тысяч хуаней в месяц. На Земле такого не найдешь.
- Неплохо. А что входит в твои обязанности?
- Лучше спроси, что не входит?
- А если серьезно?
- А если серьезно, все. Раз в день объезд кратеров на луноходе. Смотреть, чтоб камни из космоса антенны не сбили. Сбитые менять. И заметь, лазерные пушки лупят только над модулем. А у кратера камешки тоже не слабые летят. Представляешь, попасть под дождичек, когда капелька в десять тон. Хоронить будет нечего.
- Не представляю, – признался Хант.
Деррик усмехнулся:
- Я тоже раньше не представлял. Потом привык. Ну а остальное – рутина. Еженедельная проверка всех датчиков, наладка гемоизлучателей, перепрограммирование навигаторов, в зависимости от смещения магнитного поля Pемли. Опять же лазерные пушки. И воздух. Слышишь этот гул?
- С момента, как вышел из кабины. Теперь привык и не слышу.
- Ты привык, а мне каждый день менять фильтры очистителей. А их больше сотни. Работы хватает. Охренеешь перечислять.
- И на все ты один?
- Раз в неделю на Луну приходит бригада интеллектуалов. Они мудрят свое. Я тут вроде сторожа-завхоза. Мое дело эксплуатация объекта, к науке не касаюсь.
- У тебя нет ученой степени? – изумился Хант.
- У меня и диплома бакалавра нет.
- А как ты сюда попал?
- По конкурсу. В пять лет отроду перебрал движок на отцовском баркасе. Потом он лет десять без ремонта ходил. Дальше, больше. Работал механиком по электрокарам, потом в мастерских Космического агентства. Так понемногу они меня узнали. И по конкурсу оказался впереди докторов. Смекалистый я, и руки растут откуда положено, - Деррик вспомнил о куреве, размял пальцами табак сигареты и, жестом заядлого курильщика, похлопал себя по карманам пижамы. Ничего, кроме брелка с миниатюрным пультом, не обнаружив, спросил Ханта:
- Огня дашь, покажу птицу.
- Сначала тебе дай закурить, потом дай прикурить, а после покажи тумбочку, где деньги лежат. Не наглейте, господин Ван Дер Мейн. Хватит с вас и сигарет.
- Ну и черт с тобой, – Деррик нажал на кнопку пультика, и через мгновенье в ангар вкатился крошечный робот. Механический карлик протянул хозяину свою двухпалую ручку. Деррик поднял робота, как ребенка, прикурил от его пальчика и вернул малыша на пол.
- Симпатичный карапуз, – похвалил робота Хант, – сам сделал?
- Пришлось. В хозяйстве много мелочи, а мои ручищи, сам видишь. – Деррик сунул свою пятерню под нос Ханта, смачно затянулся, наконец, выбрался из гамака и босиком направился в дальний угол ангара. На ходу обернул и поманил Ханта:
- Хочешь птицу, иди за мной.
В дальнем углу, под хилой пальмой висело что-то бесформенное, укрытое черной пленкой. Деррик осторожно пленку стянул, обнажив прутья золоченой клетки. В ней на жердочке спал взъерошенный желтый попугай. При свете попугай встрепенулся, нагадил из-под хвоста и сказал Деррику низким женским голосом «Я тебя люблю».
- Я тебя тоже, – ответил рыжий детина и снова погрузил любимую птицу во мрак черного полиэтилена. Знакомством с попугаем программа лунного визита Вилли Ханта приблизилась к логическому завершению. Мужчины пожали друг другу огромные ручищи и расстались друзьями.
Вернувшись в Брюссель, Хант размышлял о странностях прожитого на Луне дня. Ему повезло встретить удивительного человека, способного в одиночку поддерживать ныне существующий миропорядок. Кроме этого, Хант своими глазами видел птицу, что этот порядок нарушила. Но главное, он теперь знал, что профессора Фердинанда Ленца искать бесполезно. О том, как использовать полученную информацию, журналист Вилли Хант продумает уже завтра. А сегодня ему надо ее переварить.

******
Когда самолет соприкоснулся с бетоном, и дрожа всей громадиной металла, понесся по аэродромной полосе, Катрин, наконец, перевела дух. Ужас, охвативший девушку при взлете, после набора высоты уступил место любопытству. И сейчас, при посадке, вернулся снова. Это был ее первый небесный опыт, и она еще не успела обрадоваться его завершению. Пока летающая махина, упираясь колесами в грунт, гасила полетную скорость, Катрин понемногу приходила в себя. А когда самолет замер, громко воскликнула:
- Слава Богу, что все это закончилось.
Остап Георгиевич с братом и его возлюбленной вышли из Таллиннского аэропорта, далеко за полночь. Собственный электрокар Крымов законсервировал, и вызывать не мог. На парковке напротив главного входа стояли два лимузина городского проката. Нужды беспокоиться, что транспорт перехватят другие пассажиры, у троицы не было. В самолете они летели одни. Авиация стала экзотическим аттракционом для любителей экстрима или упертых стариков вроде Крымова. Наемные электрокары обслуживали граждан из всех стран Евросоюза, считывая личный код с голоса. Остап Георгиевич назвал свой и открыл дверцу. Дмитрий с девушкой уселись назад, предоставив брату договариваться с навигатором. Система работала просто - записав адрес и подсчитав километраж, автомат отправлял запрос в банковскую систему и, получив ответный сигнал, включал двигатель. Процедура заняла не больше минуты. В салоне загорелась уютная подсветка, и лимузин тронул с места. Плавное движение машины Катрин сразу успокоило. Она положила голову Дмитрию на плечо и мгновенно задремала. Дмитрий ощущал тепло ее тела и, стараясь не шевелиться, рассеянно поглядывал в окно. Вырулив на трассу, электрокар приподнялся на воздушной подушке и набрал скорость. Вне города она не ограничивалась. Лимузин шел около двухсот километров в час, и все, что мелькало за окнами, глаз рассмотреть не успевал. Дмитрий силился отыскать знакомые приметы в родном пейзаже, но узнавал немного. Вспомнил несколько транспортных развязок, возникших уже при поддержке Евросоюза. Их бессмысленность уже тогда казалась очевидна. Строить эстакады у деревень, мимо которых за день проезжало два-три десятка машин, Дмитрий считал пустой тратой огромных средств. У маленькой бедной страны хватало по-настоящему острых проблем, где европейская помощь принесла бы реальную пользу. Но у богатой Европы рождались собственные фантазии, как помогать бедным родственникам, а те не смели спорить. Не смели, потому что ждали от Брюсселя другого – защиты от страшного и злобного соседа, огромной непредсказуемой России.
- Родные пенаты не узнаешь? – Голос Остапа Георгиевича вернул Дмитрия из пучины воспоминаний, поскольку они приехали. Электрокар остановился у невысокой живой изгороди его коттеджа. Отсюда сорок пять лет назад Остап Георгиевич увез смертельно больного брата в подземелье профессора Ленца. Здесь промелькнула его молодость и осталась часть зрелой жизни. Это был его дом и его сад.
Дмитрий осторожно разбудил Катрин, нежно погладив ее волосы:
- Просыпайся, Катюша, мы, кажется, дома. – Он все чаще называл Катрин по-русски «Катюша», и ей это нравилось.
- Какого дома? – Спросила девушка, тараща спящие глазаь.
- Дома твоего жениха, – ответил Остап Георгиевич за брата. Катрин тут же оживилась, в глазах появился женский интерес к будущему гнезду, и она окончательно проснулась. Они вышли из кабины, электрокар мигнул светом, дал задний ход, развернулся, и как разумное существо, самостоятельно двинул назад в город. Остап Георгиевич открыл хозяину калитку, и пропустив брата с девушкой в сад, вошел следом. Дмитрий оглядел небольшой коттедж с крыльцом и широкой лестницей, балкончик своей спальни на втором этаже, яблоневые деревья на участке, поднял Катрин на руки и закружил вместе с ней, громко радуясь возвращению:
- Катька, мы дома. Это теперь наш с тобой дом.
- Пусти, дурачок. У меня голова кругом, – взмолилась девушка. Внезапно окна в доме засветились уютным светом, дверь открылась, и на пороге возник робот в поварском колпаке и фартуке.
- Знакомься, братец. Это мой тебе подарок – повар Васька. Он все умеет и займется вашим бытом. Обращаться к нему лучше вежливо. Например: «Василий, не могли бы вы организовать нам ужин».
- С большим удовольствием, – Василий отозвался с едва заметным китайским акцентом и исчез в доме.
- Васька китаец? – Рассмеялся Дмитрий. – Где ты его взял?
- Это мой маленький секрет. А родом Васька от шанхайского производителя. Поэтому, по месту рождения Василий китаец, но душа у него русская.
- Душа? - переспросила Катрин.
- Прости, детка, я имел в виду - «программа», – поправился старик. - Все равно, он славный малый и ты можешь на него положиться. А я пойду к себе.
- Остап Георгиевич, куда вы пойдете ночью? – Возмутилась Катрин.
- Я живу с вами по соседству, через два дома по этой улице. Поэтому не переживай, а бери хозяйство в свои руки. Тебе же скоро играть роль настоящей русской жены.
- А это трудная роль?
- Как посмотреть. Для хорошей актрисы, всякая роль легка. А роль любящей жены еще и приятна. Успех же постановки, чтобы она не закончилась в первом акте, зависит от обоих исполнителей. Спокойной ночи, мои дорогие.
- Спокойной ночи, Остап. Спасибо, что сохранил дом. – Дмитрий проводил его до калитки, и повел Катрин в свое сбереженное братом прошлое. Все тут осталось как полвека назад. Воспоминания обрушились на «блудного сына» с порога, коснулись сердца каждой ступенькой, вешалкой прихожей, знакомыми запахами родного жилья. В гостиной у камина тот же стол и те же кресла. Та же чешская люстра и резной дубовый буфет. Одно время Дмитрий увлекался стариной, выискивал антикварную мебель. То ли вещи прекрасно сохранились, то ли брат позаботился об их реставрации. Катрин тут же заметила его свадебную фотографию. Молодой Крымов в старомодном костюме и при галстуке позировал рядом с девой в подвенечном платье.
- Это и есть твоя Лена? Красивая у тебя была жена.

- Нормальная. – Дмитрий ощутил странную неловкость, словно застыдился своей прошлой жизни или той, что жил теперь, перешагнув через целое поколение близких и друзей. Частично вымерших, а частично доживающих свою глубокую старость. Дмитрий уже немного разобрался в нынешних реалиях. Его брат сумел сохранить завидную физическую форму благодаря счету в банке. Далеко не все старики могли себе позволить заменить печень, роговицы глаза и изношенные суставы конечностей. Да и хранение Дмитрия в холодильной камере обошлось ему в целое состояние. И вот еще сохранил его родовое гнездо. «Не каждому так везет с братом» – заключил Дмитрий, бредя по комнатам.
В его кабинете Остап Георгиевич тоже ничего не менял. На письменном столе антикварный компьютер с клавиатурой и «мышкой», набор фломастеров в стакане и бумажный календарь две тысячи четырнадцатого года. Открыт на роковой странице - двадцать пятого ноября. В этот день Дмитрия увезли в беспамятстве. Еще немного и его ждала страшная смерть от бешенства.
- А это твой сын, Коля? – Катрин подала снимок в деревянной рамке. Дмитрий осторожно принял из ее рук самую дорогую реликвию своего прошлого. Долговязый мальчишка с непослушным чубчиком взирал на отца с озорной улыбкой. В глазах юный задор и уверенность подростка в бесконечности предстоящей жизни.
- Да, это Колька после выпускного бала.
Робот Вася тактично дождался паузы в человеческой речи и произнес, по-китайски смягчая слова:
- Дорогие хозяева, можно ужинать.
Дмитрий и Катрин вернулись в гостиную. В камине потрескивали дрова. На столе пыхтел чайник, лежали кулебяки, сыр и самая настоящая копченая колбаса. Когда, а главное, где все эти кулинарные реликты успел добыть Остап Георгиевич, Дмитрий не узнал никогда.
- Спасибо, Василий, ты очень любезен, – улыбнулась Катрин, а робот в ответ чинно поклонился. Они уселись за стол. Катрин огляделась и восхищенно произнесла:
- У тебя все, как в кино о старом времени. Мне нравится.
- Для такого кино тут кое-чего не хватает. - Дмитрий оглянулся на робота, услужливо застывшего за их спинами:
- Василий, не могли бы вы принести нам свечи. Раньше они лежали в правом ящике буфета.
- В Евросоюзе свечи запрещены, – столь же любезно сообщил Василий и снова чинно поклонился.
«Вот бы мне таких официантов», - мечтательно подумал Дмитрий, вспомнив проблемы с сотрудниками своего ресторана. А вслух возмутился:
- Еще один идиотский закон. Интересно, чем свечи не угодили законодателям Евросоюза?
- Воспользуйтесь специальной справочной литературой – посоветовал Василий, но больше кланяться не стал.
После ужина Дмитрий продолжил экскурсию по дому. Катрин с удивлением оглядывала древний холодильник, странные чугунные батареи под окнами, но больше всего ее потряс телевизор. Она потрогала экран, постучала по нему пальчиком и снова рассмеялась.
- Вы сидели и смотрели в эту штуковину?
- Да, и узнавали все новости.
Экскурсия закончилась в спальне.
- Ты здесь спал со своей женой? – Шепотом спросила Катрин.
- Тебя это смущает?
- Вовсе нет. Я хочу почувствовать и себя твоей женой.
- Нет проблем, – улыбнулся Дмитрий и расстегнул молнию на ее платье.
- Подожди, у меня сейчас другое настроение. Давай присядем, и ты мне все расскажешь. А я тебе.
Дмитрию меньше всего хотелось что-то рассказывать или выслушивать. Но взял себя в руки и спросил:
- О чем я должен рассказать?
- Обо всем. Как ты познакомился с Леной, как вы провели медовый месяц, как у вас родился ребенок. Я хочу все про тебя знать. И тебе расскажу о своей первой любви. Она была смешная, глупая и короткая, но ты должен о ней знать. Не хочу тайн между нами.
- И спать тоже не хочешь?
- Сна ни в одном глазу. Пойми, столько впечатлений, а ты - спать…
Сначала Дмитрий старался уклониться от долгих бесед о прошлом, но неожиданно для себя увлекся. Воспоминания его становились все ярче и живее. Катрин слушала, раскрыв глаза. В большой жизни, что успел прожить ее любимый до их встречи, ей все казалось удивительным. Он застал еще «Империю зла» и освобождение от ее ига маленькой Эстонии. С каким восторгом совсем юный Дмитрий принял свободу народа, с которым жил. Все в его рассказе ее поражало. И его любовь, и его ресторан, куда приезжали гурманы аж из самой Москвы. И автомобили, на которых тогда ездили. И поезда, где сутками тряслись пассажиры. Когда очередь пришла рассказывать ей, за окнами светило солнце. Глаза девушки сами собой закрылись, и Дмитрий осторожно уложил ее на свое супружеское ложе. Поцеловал в спящие губы и осторожно вышел из спальни. Он впервые провел столь целомудренную ночь с любимой женщиной. Но это его не огорчило и даже не позабавило. Все было верно. Катрин не могла сразу отдаться ему на том же месте, где он провел много ночей с другой женщиной и зачал с ней своего сына.
- Доброе утро, хозяин. Я могу быть вам полезным? - Среагировал робот на его движение.
- Спасибо, Василий, ничего не надо, - ответил машине Дмитрий и вышел в сад.
Несколько яблонь, что он оставил саженцами, успели вырасти и состариться. Зеленые яблочки уже зрели на мощных сучковатых ветвях, демонстрируя постоянство плодородия природы. Ель, что он посадил перед окнами, наряжая ее каждое Рождество, превратилась в могучее дерево, усыпав газон россыпью шишек. Но сама трава была аккуратно пострижена. Розы подвязаны, и земля под ними оставалась влажной. Все на участке выглядело живым и ухоженным. Дмитрий подошел к соседскому забору и увидел за ним плотную пожилую даму. Она поливала из обычной лейки землю у белых лилий. Заметив его, приветливо улыбнулась:
- Это вы, дядя Дима?
- Я. А вы кто, тетя?
- Не помните? Я Рэт. Ну конечно, не помните. Я сильно изменилась. А вы все такой же.
- Рэт? - Дмитрий выудил из памяти соседскую девочку со смешными косичками. Она и тогда любила цветы. И еще Рэт любила свою собачку Тутти. Даже спала с ней, не желая расставаться с четвероногим дружком и ночью. Дмитрий улыбнулся в ответ:
– Рэт и Тутти. Помню такую сладкую парочку.
- Тутти умер, когда я кончила школу.
- Прими мои соболезнования.
- Теперь я о нем редко плачу. Других бед хватило. А мы про вас в новостях смотрели. Все ждали, когда вернетесь. Мы очень за вас переживали.
- Спасибо, Рэт. Мне приятно это слышать. Твои родители живы? Отто и Сигрид мои друзья.
- Папа умер в прошлом году. А маму три года назад «удалили». Денег на возрастную карту не хватило.
Дмитрию стало грустно. Он дружил с соседями. Так умеют дружить только эстонцы. При нужде, днем и ночью придут на помощь. Помогут без позы и лишних слов. Но без нужды никогда тебя лишний раз не побеспокоят. Не постучат в дверь без приглашения. Не позволят себе повысить голос на улице или завести громкую музыку. Можешь годами жить с ними бок о бок, не замечая их присутствия. Оценить свойственный простым эстонцам такт, может лишь тот, кто долго жил с ними рядом.
- Жаль, Рэт, что не довелось застать твоих родителей, - расстроился Дмитрий, – а то устроили бы маленький праздник. Как в старые добрые времена. Раскалили баню, попили бы пивка, закоптили салаку или испекли на углях колбаски.
Соседка поглядела на Дмитрия с сожалением:
- Всего этого давно в магазинах нет. Вместо салаки прессованный планктон, а колбаски из генного материала. Свиней резать нынче нельзя – срок получишь. Да и не держат их больше. Что без толку скотину кормить.
- Зато теперь роботы по хозяйству помогают.
- Роботы нам не по карману. Мы сами по старинке управляемся. И ничего, пока живы. Руками шевелить полезно, а то отсохнут.
Дмитрий не мог с этим не согласиться и, оставив соседку поливать лилии, вернулся в дом. Катрин уже проснулась и хлопотала на кухне.
- Я твоего Василия отключила. Сама завтрак организую. Я когда дома с теткой, за завтраки отвечаю, а она за ужины.
- Чтобы руки не отсохли, – усмехнулся Дмитрий, обнимая девушку.
- Ты о чем?
- С соседкой в саду говорил, это ее слова.
- Уже флиртуешь на стороне? Что же дальше будет.
- Дальше будет лучше. Через два года мне сто лет, придется остепениться.
Катрин не успела ответить. Ее сетевые очки призывно задрожали, издавая мелодичный сигнал. Катрин надела очки и увидела своего коллегу по команде, Дитриха Гафмана:
- Госпожа Ривер, только что Ганс Маур выступил по первому новостному каналу с заявлением. По его словам, все наши пациенты не пережили катастрофы Глобальной системы. Но это откровенная ложь. С «холодом» было все в порядке. Но, кажется, нам отключили питание.
Катрин на минуту задумалась:
- Переходите на аварийное, его из офиса не отключить. И вырубите лифты. Пока я не разберусь, что происходит, никого вниз не пускайте. Охранных роботов переведите в режим тревоги. Да вы лучше меня все знаете. И перестаньте называть меня госпожой.
- Да, Катрин, что делать в экстренных обстоятельствах, я помню.
- Не сомневаюсь. Сколько вы можете автономно продержаться?
- Сколько угодно.
- Спасибо, Дитрих.
Пока Катрин общалась в сети, Дмитрий заметил, как меняется выражение ее лица. Из безмятежного оно становилось напряженным и озабоченным. Сняв очки, девушка заявила:
- Мне срочно надо на работу.
- Не понял юмора?
- Это не юмор, Дима. Мы не смотрели новости, – и она пересказала разговор с Дитрихом. - Я должна разобраться на месте. Где ближайшая кабина?
- Наверное, в Таллинне.
- Как туда добраться?
- Сейчас попросим брата.
Когда Остап Георгиевич подкатил на электрокаре, Катрин с Дмитрием уже ждали у калитки. Парочка молча погрузилась в салон, и оба не выглядели счастливыми голубками. Пока электрокар выбирался на трассу, Остап Георгиевич спросил брата, что столь резко поменяло их планы. Выслушав причину, задумался.
- Все это довольно странно.
- Ты о чем? - Не понял Дмитрий.
Остап Георгиевич пояснил:

- Сначала странное исчезновение профессора Ленца. Теперь это странное заявление Маура. Слишком много странностей для одной компании.
- Ту же фразу сказал и ваш знакомый журналист, – вставила Катрин.
Остап Георгиевич не понял, о ком она ведет речь.
- Мой знакомый? Кто же это?
- Вилли Хант. Мне он понравился. Приехал выяснять, куда исчез профессор. Вникал во все детали. А потом и сказал эту фразу – «слишком много странностей для одной компании».
- А что, кроме исчезновения Ленца, ему показалось странным?
- Сейчас вспомню. Да, его заинтересовал визит незнакомых мужиков. Они спустились под землю в то утро, когда исчез Ленц. И что-то у нас измеряли. Сопровождал их сам Маур. Это Вилли очень не понравилось, и он дотошно выяснял, что они делали, как были одеты и все такое. Потом он еще побеседовал с Радеком - служащим из отдела сервиса, что помог нам удрать.
Остап Георгиевич улыбнулся:
- Славный толстяк. Только табаком от него сильно пахнет.
- Точно. Он втихаря курит сигары.
Электрокар уже подлетал к Таллинну. Остап Георгиевич надел очки и связался с Хантом.
- Вилли, вы где?
- Я у судьи в Карловых Варах. Помните, где мы с вами встретились?
- Не беспокойтесь, старческий маразм пока отдыхает.
- Не сомневаюсь, господин Крымов. Я только что о вас думал. Вы в курсе заявления Ганса Маура?
- Да, как раз везу в Таллинн его заместителя Катрин Ривер. Минут через десять будем у кабин. Катрин спешит в Горицы.
- Скажите ей, чтобы сначала вышла в Карловых Варах. Мы с ней переговорим, а уж потом вместе решим, куда ей отправляться.
Остап Георгиевич вывел связь на салон.
- Она вас уже слышит.
- Прекрасно. Надеюсь, вы ее одну не бросите? Мне бы очень не хотелось еще раз услышать мелодию «Европейского танго».
- Не волнуйтесь, Вилли, не бросим. Оба Крымова эскортом при ней. А что за мелодия?
О музыке Хант предпочел в сети не распространяться:
- Увидимся, я вам ее напою. Но у меня еще одна встреча в Брюсселе. Займет не больше часа. Я одной ногой там, другой здесь. Идите в бар «У Вагнера»», где мы с вами пили пиво, и ждите.
- Понял, так и сделаем.
- А как же Дмитрий? Его кабина может «удалить».
Хант девушку успокоил:
- Не волнуйтесь госпожа Ривер, в пределах Евросоюза ска-дром ему не олпасен. Можете спокойно вместе переместиться из Таллинна в Карловы Вары.
- Да, судья нам это уже сообщил. – Подтвердил Остап Георгиевич
И сняв очки, повернулся к Катрин:
- Ты все слышала?
- Слышала, но не поняла почему не могу сразу отправляться\ на работу. Меня там ждут..
- Вилли все объяснит, – заверил старик и посмотрел в окно. - Кстати, мы на месте.
Электрокар втиснулся в единственный просвет парковки Старого города. «Подождал», пока пассажиры его покинут, и плавно отбыл обратно в родной гараж. А братья Крымовы и Катрин Ривер вошли в кабину и набрали Карловы Вары. Через минуту все троепереместились в центр Европы и влились в шествие «водохлебов» чинно бредущих к источникам с сувенирной посудой для питья целебного напитка.

******
Ганс Маур ходил по кабинету, словно тигр в клетке. Бунт команды профессора Ленца грозил сорвать все его планы. Сначала Маур решил, что его лифты отказали по причинам сбоя техники. Но бригада ремонтников вернулась ни с чем. Охранные роботы не пустили их в шахту. Это означало, что подземные службы перешли на автономный режим и связь с офисом прекращена.
Разговаривать с учеными Маур не решился. Сказать им было нечего, а уговаривать бесполезно. Пришло время заметать следы, и Маур вызвал в кабинет Марта Буденчика. Программист выглядел удрученным. Ганс предложил ему кресло, но Март остался стоять.
- Послушай, Буденчик, информация об удалении Ленца в сетях осталась?
Буденчик смотрел в пол и головы не поднял:
- В наземной базе я ее стер. Если осталась, только на Луне.
- Луна сведений не выдает. Но тебе лучше на время исчезнуть.
Март поднял голову и исподлобья взглянул на патрона:
- Каким образом? «Самоудалиться» через кабину?
- Зачем так мрачно. Отдохни пару недель в Африке или еще где. Главное, вне европейской зоны.
Буденчик криво усмехнулся и снова уставился в пол:
- Африка неплохая идея. Тамошние гурманы ждут не дождутся отведать рагу из жителя Евросоюза.
- Не хочешь Африку, катись в Израиль. Там людей не едят.
- Там в людей стреляют. Предлагаете записаться в армию ортодоксов? Придется учить талмуд.
Маур посмотрел на своего программиста с любопытством:
- А ты, оказывается, шутник. Хорошо, сам решай, куда тебе податься. Важно, чтобы луч «Фокса» тебя потерял. И еще сто тысяч хуаней наличными.
- Я уже свое получил, – напомнил программист, продолжая разглядывать пол кабинета.
- Эти в качестве премии, или командировочных, как тебе нравится.
- Хорошо, господин Маур. Когда можно получить премию?
- Прямо сейчас.
Ганс Маур вызвал Стива и поручил решить финансовые проблемы Буденчика. Оставшись в одиночестве, Маур описал еще один круг, вышел из кабинета и поднялся в операционный зал. Джулия Ривер составляла квартальный отчет по прибылям акционеров и, заметив босса, торопливо поднялась.
- Сидите, госпожа Ривер, - разрешил Маур, подвинул к ней свободное кресло и уселся рядом. - Я подумал о вашей просьбе еще раз.
Джулия выглядела озабоченной и не сразу вникла, о чем толкует патрон:
- Простите, господин Маур, но я не поняла, о какой просьбе вы говорите.
- Вы просили помочь вам с возрастной картой. Так вот, я подумал, что теперь такая возможность у компании может появиться.
- Была бы очень вам признательна, господин Маур, – ответила Джулия, и лицо ее немного просветлело.
Маур это заметил и придал своему тону некоторую теплоту:
- Но и вы для меня, госпожа Ривер, можете кое-что сделать. Как говорят русские, долг платежом красен. А у вас, по-моему, намечается русский зять.
- Я с радостью сделаю все, что в моих силах, – заверила Джулия. – Но чем я, обычная женщина, могу угодить всесильному Председателю?
- Вы же должны знать, после загадочного исчезновения профессора Ленца я назначил вашу племянницу на его место?
- Спасибо, господин Маур, вы очень любезны. Но Катрин уверена, что ее назначили впопыхах, пока не выяснится, куда делся их руководитель. Она считает, что среди его помощников есть специалисты с куда большим опытом и практикой, чем у нее.
Маур усмехнулся:
- Скромность делает вашей племяннице честь. Но я думал иначе – она молодой специалист. Профессор отзывался о ней восторженно. И я решил дать ей шанс.
- Вы очень любезны, господин Маур, – повторила Джулия, – и напомнила: – Так в чем ваша просьба?
- Поговорите с племянницей, пусть она прикажет своим подчиненным прекратить саботаж.
Джулия не слышала заявления Маура по новостному каналу и жила в полном неведении обо всем, что творилось под землей. Но спрашивать у Маура о причинах саботажа постеснялась.
- Конечно, господин Маур, я поговорю с Катрин, когда она вернется из Эстонии.
- Свяжитесь с ней, не откладывая. Это для меня важно. И еще скажите вашей племяннице, что ее должность может измениться, но прежний высокий оклад я ей сохраню.
- Вы очень любезны, господин Маур, – в третий раз повторила Джулия.
Но патрон уже шагал к двери и благодарных слов сотрудницы не слышал.

******
Антонио Верозо сегодня добирался на работу пешком. Сзади, удерживая дистанцию в два шага, семенила старушка в долгополом жакете. Руки пожилая дама держала в карманах, готовая в любой момент выхватить две лазерные аркебузы и уничтожить злодея, задумавшего погубить главу Финансовой комиссии Евросоюза. Робот-телохранитель, сработанный под старушенцию, прекрасно вписывался в основной контингент пешеходов Брюсселя, средний возраст которых колебался от семидесяти до девяноста лет. Верозо несколько раз пытался отказаться от охраны, но руководителю такого ранга она полагалась по закону, и он смирился. К тому же механическая бабка возникала лишь во время его пеших перемещений, а таковые случались редко.
Время подходило к обеду, и Антонио решил по дороге перекусить. Встал он поздно, завтракать не стал, поэтому перед трудами праведными заглянул в итальянский ресторанчик. Родившись и прожив большую часть жизни в Риме, в еде Верозо слыл гурманом. Но именно настоящих гурманов иногда тянет на простецкую кухню дешевых пиццерий или закусочных. Туда, где кормится простой рабочий люд и не подают деликатесов. С Верозо такое случалось нечасто, но наступало время, когда его тянуло разделить трапезу с народом. И сегодня это время настало. Обычно он просыпался раньше и завтракал в кругу семьи. Но следующий день обещал быть трудным. В Финансовую комиссию поступил бюджет секретного проекта, и высшее руководство блока настоятельно просило не тянуть с формальностями. От Верозо требовалось срочно созвать коллегию, получить от каждого ее члена «добро» и поставить свою подпись. Затем согласованный документ надлежало переслать в Хуаньцентр, который и станет проект финансировать. В коллегию входили несколько министров, представители надзорных органов Брюсселя и глава Финансового комитета Европарламента. Собрать всех этих господ в один день, ознакомить их с сутью вопроса и провести успешное голосование - задачка не из легких.

Предвидя завтрашние мытарства, сегодня Верозо позволил себе лениться. Откушав пиццы, он, в сопровождении механической бабульки, совершил пеший променад и явился к месту работы далеко за полдень. В холле небоскреба боевую старушку увели для подзарядки, а ее место занял секретарь Джованни Скориони, поджидавший патрона у лифта. Выслушав доклад секретаря о лицах, проявивших в первую половину дня интерес к его персоне, Верозо сделал вывод, что все они его внимания не заслужили. Постояв возле лифта, он внезапно ощутил душевную тоску - подниматься в кабинет ему стало тошно. Поручив Джованни направить единственного визитера, что он намеревался принять, в биллиардный зал, Антонио отпустил секретаря, и направился в бильярдную.
Сказать, что господин Верозо не любил спорт, мало. Он спорт ненавидел. Спортсменов называл баранами, а болельщиков скотозрельцами. В дни всенародного ликования на родине, когда по случаю победы национальной сборной весь Рим круглые сутки бурлил восторженными толпами, Антонио на улицу не выходил, плотно закрывал ставни и погружался в мрачную меланхолию. Бильярд, единственную игру, заслужившую его снисхождения, спортом не считал. И иногда сам брал кий в руки. Гонять по столу шары, по мнению итальянца, придумали бездельники, чтобы найти себе хоть какое-то занятие. Бездельников Верозо уважал, полагая, что если человек ничего не делает, он, по крайней мере, не вредит другим. Оттого и к собственной деятельности относился не без иронии и старался проводить в служебном кабинете времени как можно меньше. Да и там чаще сидел в лоджии, поглядывая с высоты тридцать второго этажа на суету брюссельских улиц. Мысли, занимавшие голову чиновника, от деятельности Финансовой комиссии витали столь же далеко, как Луна далека от Солнца. Больше всего его заботила судьба дочери. Сорокалетняя девица так и не нашла себе пары. Унаследовав от отца крупный мясистый нос, а от матери привычку рубить правду-матку в глаза, шанса на счастье Чилита себе не оставила. Великовозрастное чадо продолжало жить с родителями. Не имея собственной личной жизни, одинокая дева сопереживала героям сериалов и реалити-шоу. По этой причине и приняла близко к сердцу историю братьев Крымовых. Верозо предвидел – опекать дочь ему придется до конца своих дней. Оттого служебными обязанностями не манкировал, и повода обвинять себя в халатности старался не давать. Еще в бытность министра финансов Италии, Верозо понял: залог успеха любого ведомства - его кадры. И всегда отбирал в команду высоких профессионалов. Так он поступил, и перебравшись в Брюссель. И здесь его сотрудники полностью справлялись с текучкой. Но главным показателем усердия чиновника во все времена считались не результат, а его личное присутствие в служебном кабинете. И Верозо каждый день в нем отмечался.
Но сегодня расслабился. Он бы вообще остался в своем казенном особняке, если бы не встреча с Хантом. Близость журналиста к семье президента Германии заставляла относиться к нему уважительно чиновников любого ранга. Но некоторую вольность Верозо себе позволить мог. Журналист - не дипломат, протокола не требует. К тому же неофициальная атмосфера бильярдного зала настраивала на дружеский лад.
Ждать журналиста не пришлось. Не успел робот построить шары в «пирамидку», как в бильярдной появился Хант. Верозо пожал ему руку и предложил раскатать партию. Но Вилли вежливо уклонился. В отличие от чиновника, он сегодня не расслаблялся с раннего утра. Как гончий пес обегает лес в поисках дичи, так Вилли Хант обежал сегодня несколько столиц Евросоюза. И сейчас ему было не до бильярда. Зато кружку пива в обществе Антонио Верозо он себе позволил. Напряженный настрой журналиста чиновник отметил сразу. Даже лысина Ханта сегодня светилась иначе. Антонио не любил напряженных собеседников и решил разрядить обстановку:
- Вилли, хотите подарок?
- Подарки получать приятно, – расплылся Хант, но глаза его оставались колючими.
Верозо это не остановило:
- Я вам подарю информашку, если дадите слово не превращать ее в злато.
- Я не большой охотник до презренного металла, господин Верозо. И вы это знаете лучше других.
- С чего мне такая честь? - притворно удивился чиновник.
- Честь по должности. Вам доступны счета всех граждан Европы. А мой счет говорит сам за себя.
- Я не запрашивал распечатку вашей кредитной истории. Но репутация Вилли Ханта всем известна. Так даете слово хранить тайну?
- Даю два слова. Слов мне не жалко.
Верозо осмотрелся по сторонам, хотя кроме них в бильярдной торчал только дежурный робот, и загадочно прошептал:
- Всему виной попугай.
- Во-первых, чему виной? А во-вторых, если речь идет о птице, почему так таинственно?
- Речь идет о недавней катастрофе нашей Глобальной системы. Ее нарушил попугай. Он там, на Луне, что-то перекусил.
- Не что-то, а контакт подачи силового луча гемоспектрального синхронизатора, – уточнил Вилли Хант и увидел, как вытягивается лицо итальянца. Затем удивление на его лице сменилось лукавством. Верозо погрозил Вилли пальцем.
- Все ясно. Ты встретился в Бонне с президентом, и он тебе уже все рассказал. - Мужчины незаметно перешли на «ты» и оба от такого сближения ощутили только комфорт.
- Ну что, я прав? – продолжал радоваться своей догадке Антонио, – ты виделся с президентом?
- Я виделся с попугаем, – признался Хант.
Лицо Верозо снова начало вытягиваться:
- Ты был на Луне?
- Кто меня туда пустит?
Верозо облегченно вздохнул:
- Я тоже так думаю. Тогда как ты мог видеть попугая?
- Он сам прилетал ко мне на интервью. Мы с ним дернули по рюмке виски, и он мне все выложил.
Мужчины посмотрели друг на друга и прыснули. Первым рассмеялся итальянец. Верозо любил розыгрыши и знал в них толк.
- Ладно, можешь не раскрывать источника информации, но опустил ты меня крепко.
- Я не ставил себе такой цели, – заверил журналист.
Верозо не обиделся, но решил пояснить свою догадку:
- А ты не удивляйся, что мне пришел на ум немецкий президент. Ты же с ним на короткой ноге?
Хант многолетней дружбы с семейством президента не скрывал. И не стеснялся публично ратовать за него на выборах. Но сегодня эта дружба впервые его напрягла.
- Нет, в Бонне я не был и президента не видел. Но спросить о нем кое-что у тебя хотел.
Верозо насторожился. Одно дело лунный попугай, другое - президент Германии. Конечно, президент не канцлер и реальной власти у него нет. Но его вес на политических весах Евросоюза Верозо оценивал верно.
- Так что ты хотел бы услышать о твоем друге, чего не можешь спросить у него самого?
- Я пытался, но он от меня прячется. И это неправильно. Дружба подлости не оправдывает.
Верозо потрогал свой крупный нос и что-то многозначительно промычал. Что означало мычание итальянца, Хант не разобрал и попросил выражаться яснее.
- Когда мне станет ясно, о чем ты здесь толкуешь, я и буду выражаться яснее, – заверил Антонио, - выкладывай, чего нарыл?
Хант и не собирался скрывать цели визита. Для этого и добился этой встречи, но начал загодя:
- Я сегодня встречался с большими ребятами в семи странах. Все темнят, но я уверен, затевается крупный международный проект, связанный с Горицами. В курсе заявления Ганса Маура?
- Дочь слышала и что-то мне говорила, – ответил Верозо, изображая полное безразличие к поднятой теме.
Хант, наоборот, не скрывал к ней интереса:
- Не знаю, что слышала твоя дочь, однако на карту поставлены жизни трех с лишним сотен пациентов «Эдэмплац». Я полагаю, сегодня они еще живы, а завтра могут умереть. Нельзя же спокойно наблюдать за убийством!
Верозо уже понял, куда клонит журналист, но подыгрывать ему не собирался:
- С одной стороны, почему я должен не верить господину Мауру, а с другой, при чем тут я?
Хант не давал чиновнику увиливать:
- Без хуаней ни один проект не запустишь, а мимо тебя ни один хуань не пронесешь. Речь идет о правительственном ядерном бункере?
- С чего ты взял?
- Провел журналистское расследование. Маур уже привозил к себе проектировщиков из атомного центра Женевы. Тамошние ребята занимаются радиационной защитой от русских. Не темни, Верозо. Бюджет проекта наверняка уже у тебя.
Лицо чиновника помрачнело. Он ясно видел, куда клонит Вилли Хант: Маур - племянник президента. Бункер в Горицах - денежки в семейную копилку. А в финале он, Верозо, участник грандиозного скандала. Хант угадал, именно бюджет по ядерному бункеру завтра и предстояло обсудить на коллегии. Благодаря Ханту он может оказаться по шею в глубокой яме. Итальянский темперамент закипел, как вода в самоваре. Верозо, с его респектабельной должностью, при столь необременительных обязанностях, только не хватало ввязываться в расследования правдоискателя журналиста. Антонио успел подумать о жене и дочери, о прекрасном выходном пособии, что ждало его после отставки. Об артишоках, которые так бесподобно готовит их римская прислуга. Многое успел передумать итальянец за несколько мгновений, пока Вилли Хант ждал от него ответа. Верозо умел также быстро остывать, как и закипал. Он успокоился, оценил риски и понял - надо найти форму поведения, чтобы себя не подвести и журналисту помочь. И нашел.
- Хант, я тебя уважаю, ты порядочный мужик и не похож на дешевого щелкопера. Но есть вещи, о которых я говорить не вправе. Надеюсь, ты меня поймешь?
- Спасибо, Антонио, я все понял. Но здесь разговор идет не о презренном металле, а о жизни людей.
- Замороженных людей, – уточнил итальянец.
- Какая разница. Крымов пролежал у Маура сорок пять лет. А сейчас намылился жениться на молодой девчонке. А те, что сегодня в капсулах, лежат там куда меньше. Я настаиваю, мы говорим о жизни людей.
Верозо посмотрел в глаза Ханта долго и многозначительно.

- Ты умный мальчик, Вилли, и у тебя дьявольский нюх на большие скандалы. Я могу обещать только одно – успеешь за двое суток поднять бучу, я приостановлю рассмотрение бюджета. Но это все, что я могу сделать.
-Я всегда держал тебя за нормального мужика, Верозо. И рад, что не ошибался, – и Хант пожал итальянцу руку. – А теперь мне пора. Меня ждут в Карловых Варах. Верозо проводил Ханта до дверей бильярдной, взял кий, прицелился и разбил «пирамидку». Ни один из шаров в лузу не закатился. Антонио бросил кий и направился к лифту. На работе его уже не ждали. Заметив удивление на лице секретаря, Верозо пригласил его в кабинет.
- Вот что, Джованни, я тяжело болен. Предупреди всех членов коллегии о переносе заседания на два дня.
Секретарь побледнел и уставился на босса:
- Вы больны, господин Верозо?! Чем?
Верозо усмехнулся:
- Не изображай из себя олуха. Ты же не спортсмен. Придумай мне болезнь по своему усмотрению. Иначе зачем я плачу тебе деньги?
- Да, господин Верозо, если вы просите, я придумаю. Вас устроит отравление пиццей?
- Вполне, Джованни. Я сегодня как раз ел превосходную пиццу.
Секретарь еще раз озадаченно взглянул на патрона и задом попятился к двери. Соображал Джованни медленно, но сообразив, исполнял порученное самым наилучшим образом. Верозо не сомневался - все члены коллегии будут оповещены и получат красочное описание его страшного недуга. Недаром председатель Финансовой комиссии уделял столько внимания своим кадрам.

******
В баре «У Вагнера» наблюдался невиданный наплыв посетителей. Утром в Карловы Вары, по случаю автомобильного пробега антикварного германского автопрома, нахлынули толпы немецких туристов. Сорок автомобилей с бензиновыми двигателями утром стартовали в Праге, днем докатили до Карловых Вар, а на следующее утро намеревались продолжить пробег до столицы Баварии. Среди участников и болельщиков пробега оказалось немало патриотов отечественного пива, и в барах, где его подавали, клиентов едва успевали обслуживать. Но Братьям Крымовым и Катрин повезло. Они прождали недолго, пока ватага швабов освободила им столик на веранде. Катрин пива не употребляла, и ей принесли сок. Остап Георгиевич не слыл пивным фанатом, но кружку-другую иногда себе позволял. Дмитрий пиво любил, но далеко не всякое. По своей прошлой жизни, содержа ресторан под Таллинном, он закупал именно баварское. И сейчас, потягивая бочковое монастырское зелье, ностальгировал по прошлому. Хант, как всегда, оказался пунктуален.
- Девочки, мальчики – обратился он к троице – заканчивайте с вашим пивом. Времени у нас в обрез.
- А вы, Хант, не составите нам компанию? Вы же, как я помню, к пиву неровно дышите, – предложил Крымов «старший».
- Остап Георгиевич, сейчас у меня на очереди другое блюдо, и нам надо спешить, чтобы оно не остыло.
- И что за блюдо, если не секрет? – Улыбнулся Остап Георгиевич. И улыбку у него вызвало не таинственное блюдо журналиста, а вид самого Ханта. Таким Крымов его еще не видел. Глаза Вилли горели азартом, лысина порозовела, а в голосе слышались победные трубы.
- Мое блюда, друзья, это вы – Остап Георгиевич на закуску, Дмитрий на десерт, а главное блюдо наша красавица. – И Хант поцеловал Катрин ручку. Отложив все разговоры на потом, Вилли отыскал официанта, поспешно за троицу расплатился и, прихватив Катрин под руку, потянул ее из бара. Братьям ничего не оставалось, как их догонять.
- Если вы меня собираетесь съесть, хотелось бы знать, где это произойдет? – Спросила Катрин, увлекаемая журналистом.
- Закусывать вами буду не я, а вся Европа, и думаю, не только, – ответил Вилли, раскрывая перед ней дверцу электрокара. Братья Крымовы переглянулись и молча уселись в салон. Вилли пристроился рядом с Катрин. И громко, чтобы слышали все, сообщил:
- Мы едем в отель «Карлсбад плаза».
Остап Георгиевич и Катрин имели представление, что это такое. Катрин, потому что родилась и выросла в этом городе, а Остап Георгиевич в «Карлсбад плазе» несколько раз в свои прошлые приезды останавливался. И только для Дмитрия это название ничего не говорило. Почему надо ехать в этот отель, все трое спросить не решились, надеясь, что Хант сам все объяснит. Но путь до отеля оказался недолог, и они так ничего и не услышали. А на парковке было уже не до вопросов. Толпа журналистов обступила со всех сторон. Репортеры тянулись к ним со своей техникой - от допотопных фотокамер на треножниках до последних сетевых трубок. И все это разнообразие щелкало, вспыхивало и жужжало. Отпихивая друг друга, каждый из них старался подобраться поближе и запечатлеть всю компанию в «упор». Хант мощно раздвинул живую массу из коллег по цеху и повел троицу за собой. Старинный особняк отеля простоял тут полтора века, но такой массированной атаки прессы его стены не помнили. Небольшой банкетный зал не мог вместить всех желающих. Репортеры сидели на подоконниках, на спинках кресел. Некоторые, совсем уж обнаглевшие, пытались забраться на столы. Вилли протиснул своих подопечных к маленькой эстраде. На ней уместились три стула и крошечный столик. Усадив Катрин и братьев, Вилли остался без места. Но его это не беспокоило. Ханту не нравился гвалт в зале. И он поднял руку, требуя тишины. Гул, возгласы и трескотня техники начали стихать. Хант дождался тишины и обратился к коллегам:
- Друзья, вы все слышали выступление Ганса Маура. Я пригласил вас, чтобы заявить: его слова – ложь. Утверждаю, что компания «Эдэмплац» прекращает свою деятельность вовсе не по причине катастрофы Глобальной системы. От катастрофы ее клиенты не пострадали. Перед вами официальный заместитель профессора Ленца, доктор Катрин Ривер. Она подтвердит мои слова.
Катрин поднялась, щеки ее горели. К такому бесцеремонному вниманию посторонних людей она не привыкла. Но важность момента оценила и поборола смущение:
- Вилли говорит правду. Температура в хранилище не успела подняться до критического уровня. Каждого, из тех, кто у нас хранится, можно вернуть к жизни. Ганс Маур всех обманывает. Посмотрите на этого мужчину, - Дмитрий Крымов привстал и поклонился. Катрин продолжила: - Он пролежал в нашем «холоде» сорок пять лет. И чтобы вы поверили в его полноценность, признаюсь, я согласилась стать его женой.
Закончив монолог, Катрин опустилась на стул. Лицо девушки пылало уже не от смущения, а от гнева.
В зале поднялся невообразимый гвалт. К Катрин и Дмитрию потянулись десятки рук. Кто-то кричал «Зачем Мауру врать». Кто-то требовал разъяснений об исчезновении профессора. Хант снова жестом успокоил коллег:
- Господа, я утверждаю, что профессор Ленц убит.
Тут уже началось такое, что рука Ханта оказалась бессильна. Репортеры напирали на эстраду, и Вилли пришлось удерживать толпу, напрягая всю свою богатырскую силу. Журналисты выкрикивали вопросы, одновременно пуская в дело свою технику. Катрин обуял ужас, что все эти люди повалят Ханта и навалятся на нее с братьями. Но Вилли устоял, и еще раз добился внимания.
- Господа, дайте мне договорить. Вы спрашиваете, почему Ганс Маур лгал? И зачем убили профессора? Причина банальна, как мир. Все дело в хуанях. В миллионах хуаней. На месте «Эдэмплац» правители Евросоюза задумали создать ядерное убежище. Они боятся русских и хотят на случай еще одной катастрофы Глобальной системы иметь место, где прятать свою задницу. И ради этого они готовы лишить жизни больше трехсот своих пациентов.
Вначале пресс-конференцию из «Карлсбад плазы» транслировал Третий новостной канал. Когда рейтинг трансляции стал зашкаливать, подключились все новостные каналы. И только «Подсознательное вещание» продолжало кормить свою публику конкурсом геев на самый долгий мужской поцелуй. Но это зрелище уже никого не волновало. Люди выходили на улицы, не снимая сетевых очков, на ходу обменивались впечатлениями. В баре «У Вагнера» вместо оперных вокализов, на стену вывели трансляцию пресс-конференции Вилли Ханта. Немецкие туристы забыли об автопробеге старинных авто. Они уже слышали, как Хант обвинил их президента и его племянника в преступном сговоре. Слышали это интервью и сами обвиняемые. Президент сидел на своей вилле под Бонном, а рядом с ним сидел племянник. И оба понимали, что дело пахнет мировым скандалом, каких не было со времен оккупации русскими Молдавии и Приднестровья.
Пресс-конференция давно закончилась, но журналисты не желали расходиться. Администрации отеля пришлось прибегнуть к помощи службы безопасности. Роботы охраны вошли в зал из трех дверей и начали теснить толпу. Перед их стальными мускулами журналисты отступили, и понемногу зал опустел. Только двое продвинутых репортеров, применив против роботов защитные чипы, умудрились остаться. Охранники их не видели. И парочка не пожалела. В зале появился наряд городской полиции. И среди них пожилой родственник Радека из «Эдэмплац». Он и подошел к Ханту:
- Прошу прощения, господа, но вы задержаны.
- Мы задержаны? – Удивился Остап Георгиевич. После всего услышанного он полагал, что задерживать следует совсем других фигурантов.
- Возможно, это ненадолго, – успокоил пожилой коп. – Вы обвиняетесь в клевете на очень уважаемых людей. И до выяснения всех обстоятельств вы арестованы.
- Ну что же, в хорошей компании и в тюрьме не скучно, – ухмыльнулся Хант.
- В тюрьму вас не повезут. Вы под домашним арестом. Отель предоставит вам проживание, а мы обеспечим охрану.
- А мои пациенты? – встревожилась Катрин. Ее команда дежурила в хранилище уже сутки, и она беспокоилась за здоровье стариков.
- К сожалению, барышня, это и вас касается.
- А можно нам с Катюшей в один номер? – Осторожно попросил Дмитрий.
Древний страж не возражал:
- Поскольку с вами дама, вам предоставят два номера, а как вы предпочтете селиться, нас не касается. Наша задача, чтобы вы этих номеров не покидали. Прошу следовать за мной.

Хант и троица его подопечных отправились в номера. А двое продвинутых репортеров выбрались из-под стола и начали спешно передавать своим редакциям новую сенсацию.

******
Джулия плохо разбиралась в политике и не очень ею интересовалась. Слова, вроде «парламентская Ассамблея», или «Комитет по этике», значили в ее жизни не больше, чем название комет или звезд. Она, естественно, пребывала в курсе вечных споров в прессе, надо ли оставлять парламенту штаб-квартиры и в Страсбурге, и в Брюсселе, или объединить их в одном место. Но к симптомам европейского маразма женщина привыкла, и их не замечала. Как не замечает большинство европейцев нелепости средневековых гвардейцев с их идиотскими ужимками возле дворцов пап и королев.
Но после ареста племянницы в ее жизни все изменилось. И ничего ранее не значащее слово «слушания» обрело реальный и зловещий смысл. И сегодня утром эти слушания начались. Джулия не могла усидеть дома и побежала к отелю, где под «домашним арестом» держали ее племянницу.
В «Карлсбад плазу» Джулию не пустили. Она присела на скамейку в саду отеля и стала вглядываться в окна номеров. Но в старинном особняке работал климат-контроль, и окон никто не открывал. Джулия надела сетевые очки. Первый новостной канал транслировал происходящее в парламенте. Джулия еще дома слышала выступления Ганса Маура. Женщина не пошла на работу, потому что в компании шли проверки и большинство работников отправили в бессрочный отпуск. Самого Ганса Маура, до выяснения причин странного исчезновения профессора Ленца, от руководства временно отстранили. Джулия только теперь поняла потайной смысл щедрости патрона. По существу, он предложил ей взятку – соучастие племянницы взамен на возрастную карту тетушке. Теперь этот разговор актуальность потерял, и Джулия больше о нем не думала. Но возмущенную речь Маура выслушала внимательно. Ее отстраненный патрон обрушился на Вилли Ханта. Обвинял журналиста в клевете, клялся, что понятия не имеет, куда делся Ленц. И доказывал, что именно профессор сообщил ему о трагедии в хранилище. Внезапный сбой Глобальной системы отключил «холод» и все пациенты погибли. И если помощники Ленца сейчас утверждают обратное, Маур не виноват. Он поверил словам самого ученого. Все это Джулия выслушала еще дома. Теперь в парламенте выступал глава Финансовой комиссии Антонио Верозо. Поскольку речь его касалась финансирования секретных проектов, картинку на время заменили. Пустили новости культуры и рекламу. По культуре выдали сенсацию - сообщили о первых за три десятка лет гастролях западных артистов в Росси. В Москву ехал Жак Кливанс со своим оркестром. Его выступление включили в торжественный концерт на Красной площади по случаю праздника Русского Духа. Затем пошла реклама. Рекламировали туры на Марс. К осени там обещали установить ска-дромные кабины и закончить отделку гостиничного модуля. За Кливанса Джулия порадовалась, а реклама ее не заводила. Женщина не имела ни денег, ни желания оплачивать марсианский тур.
Внезапно реклама прервалась, и Джулия не поверила глазам. Перед ней возник профессор Ленц собственной персоной. Он начал говорить, и его слова подтверждали правоту ее племянницы. Ленц утверждал: «В хранилище компании «Эдэмплац» сохраняются в холодной анестезии сотни живых людей. Все они имеют почти стопроцентный шанс вернуться к нормальной жизни. Сбой Глобальной системы их физиологии не затронул. И всякие иные утверждения, если таковые возникнут, прошу считать преступным умыслом».
Джулия вскочил со скамьи, подбежала к дверям отеля. Теперь ее обязаны пропустить. Катрин не клеветница, а герой. Она сохранила сотни человеческих жизней. Это Маур лжец и преступник. Он чуть не погубил пациентов профессора. Но Джулию снова не пустили. На входе нес вахту охранный робот. И ему не было никакого дела до эмоций живой женщины. Робот реагировал только на сигнал пропуска. А пропуска Джулии не выдали. Пока она пререкалась с машиной, профессор Ленц продолжал говорить. И Джулия так и не поняла, что внимала не живому человеку, а виртуальной записи. Но депутаты парламента все прекрасно поняли. Маура арестовали прямо в зале. Его дядюшка взял слово и публично отказался от высокой должности. Спикер нижней палаты поставил отставку президента на голосование. И хоть политика Европарламент осудил единогласно, их решение имело лишь рекомендательный характер. Отставку немецкого президента могут принять только депутаты федеральных земель Германии. Джулия всего этого тоже не слышала и не знала. Она увидела много людей. Горожане собирались вокруг отеля. Кто-то нес плакаты с надписью «Хант молодец», кто-то цветы. Вилли в сопровождении братьев Крымовых и Катрин появился на балконе, вызвав шквал эмоций у своих поклонников. Народ приветствовал победителей. Через несколько минут бывшие узники вышли на улицу. Джулия не могла к ним пробиться. Катрин подняли на руки и забросали цветами. Джулия закричала. Племянница узнала родной голос и потребовала свободы. Ее опустили на землю и расступились. Героиня, на глазах восторженной толпы, бросилась в объятья Джулии.
Воспользовавшись моментом, Хант вызвал электрокар, усадил всех в салон, и машина тут же сорвалась с места. Народ потянулся за ними. Но электрокар резко набрал скорость, и толпа отстала. Победу решили отмечать в любимом баре журналиста. Чтобы не провоцировать эмоции горожан, от веранды решили отказаться. Внутри, к удивлению Ханта, вместо музыки Вагнера, звучали речи депутатов. Слушания в парламенте продолжались, и посетители наблюдали их прямую трансляцию.
Свободных мест не нашлось, но для Ханта и его друзей вынесли столик и пиво за счет заведения. Победители уселись, но с тостами пришлось подождать. Выступал депутат Залесский, и его речь непосредственно касалась братьев Крымовых. Поляк старательно избегал этнических акцентов, но скрыть свою ненависть к русским ему не удавалось.
«Коллеги, – обращался он к залу, - Мы сегодня доказали всему миру - европейские законы распространяются на всех. На ваших глазах арестован крупный предприниматель, а президент великой страны подал в отставку. Почему мы должны делать исключение для этого русского? Он нарушил закон и подлежит «удалению».
Виктор Бумже депутата перебил:
- Дмитрий Крымов - личность уникальная ипопадает под параграф о «ценности личности». Удалять его никто не имеет права.
В зале раздались одобрительные возгласы. Залесский терпеливо переждал взрыв эмоций и довел свою мысль до конца:
– Хорошо, вы против его «удаления». Но пусть он платит за свою жизнь, как все европейские старики. Нам не от хорошей жизни пришлось отказаться от пенсий по старости. Европа стареет. Не может один молодой человек прокормить сотни стариков. И мы с вами приняли закон, по которому старики платят за образование и медицину своих внуков. Дмитрий Крымов и так восемь лет уклонялся от оплаты возрастной карты. Пусть вернет нам все эти деньги, и мы их потратим на наших детей. Ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы этот русский не ушел от закона?
И в зале парламента, и в баре, наступила мертвая тишина. Посетители невольно повернулись к братьям. Под скулами Ханта заходили желваки гнева. Катрин не могла понять, что там, в парламенте происходит. Она тронула журналиста за руку и спросила:
- Почему он говорит такие гадости?
- Потому что он сволочь – ответил Вилли.
В парламенте закончилось голосование. За Крымова проголосовали двести пятьдесят депутатов, против - двести восемьдесят.
Решение было принято. Завтра Дмитрию предстояло явиться на Большое жюри и получить предписание парламента.
Праздновать друзьям расхотелось. Даже всемогущий Хант изменить решение парламента Евросоюза был не в силах. Заплатить за просроченные Дмитрием восемь лет Остапу Георгиевичу денег не хватало. Катрин и Джулия не знали, что теперь будет с компанией «Эдэмплац» и как им жить дальше. А безработный Дмитрий денег не имел вовсе.
- Давайте убежим, – предложила Катрин братьям.
- Пешком, – кисло улыбнулся Дмитрий. Его уже однажды предупредили, что любая кабина при отсутствии возрастной карты его автоматически «удалит». А до самолета не допустит полиция. Да и куда бежать? В Африку? Там съедят.
- Бежать я вам помогу, – тихо, но уверенно пообещал Хант.
- Куда? – Вздохнул Остап Георгиевич. Старик был готов подарить свою карту брату, но его жертва проблему не решала. Через несколько месяцев ему предстояло продлевать свою. И еще вопрос, разрешит ли Большое жюри такую замену. Вилли Хант вернул себе оптимизм, или постарался показать, что вернул. Но голос его звучал бодро:
- Не вешайте нос, друзья. Куда вам бежать, я пока не знаю. Но место на земле, где можно жить без карты и людоедов, наверняка найдется.
- Я согласна, - Катрин для себя уже все решила. Она пойдет за любимым хоть на край света, но как оставить Джулию. - Тетя, бежим с нами?
Джулия погладила племянницу по головке:
- Детка, бегать мне уже не по возрасту. Да и зачем я вам? У вас своя молодая жизнь, а мне осталась немного. В конце года мой печальный юбилей и Большое жюри.
- Джулия, не говорите глупости, – возмутился Остап Георгиевич. - Коль мы решимся бежать, денег на вашу возрастную карту мы вам оставим. Я же богач, у меня почти четверть миллиона хуаней. Положу вам на счет сто тысяч, сможете еще десять лет оплачивать вашу карту. А проживете дольше, Дмитрий с Катрин вас не оставят. Брат еще молодой и крепкий мужик – сумеет заработать.
- Благородная и верная мысль, – поддержал Хант Крымова. – Не будем терять время. До утра Дмитрия никто не тронет. Большое жури назначено на завтра. Пока работает Хуаньцентр, решайте ваши финансовые дела и ждите моего сигнала.
Праздник закончился бедой. Столик «победителей» опустел. Пиво осталось нетронутым. Но, как говорится, надежда умирает последней.

******

Виктор Бумже вернулся в кабинет мрачнее тучи. Спускаясь после слушаний на свой этаж, он в лифте столкнулся с редакторшей «Подсознательного вещания». Марта Блум светилась радостью. Квадратная дама точно знала, сколько хуаней на счету у Крымова, и уже прикинула в уме, когда «удалят» обоих русских. Смерив чиновника уничижительным взглядом, Блум презрительно отвернулась. Хорошо, что ему не пришлось делить с ней кабину слишком долго. Этаж его ведомства и зал заседаний разделяли всего два пролета. Виктор уселся в свое служебное кресло и машинально стал переворачивать страницы настольного календаря. Дел Бумже на сегодня не планировал, да и настроение к занятиям не располагало. Он прекрасно подготовился к слушаньям, и был уверен в успехе. Казалось, ничто не сможет помешать подвести Крымова под параграф «ценность личности». Но пресс-конференция Ханта, а главное, потустороннее послание профессора Ленца все перевернули с ног на голову. Разоблачение Маура и его сговор с влиятельным дядюшкой затмили в умах депутатов тему возрастной карты Крымова. И виноват в этом Вилли Хант. Оттого, завидев на пороге массивную стать журналиста, Бумже, вместо приветствия, спросил:
- Доигрался, правдоискатель?
- Не думал, что все так обернется, – ответил Хант, пожимая чиновнику руку.
- С такой светлой головой мог бы и подумать, – устало заметил Бумже, намекая на лысину журналиста. – С чем пришел?
- Скажи, Виктор, ты как старший инспектор Большого жюри, можешь смягчить Крымову условия оплаты?
- Случайно, не с Луны свалился? – Спросил Бумже журналиста, покрутив пальцем у виска.
- Пока нет, – Хант туда как раз собирался и подумал, не читает ли француз его мысли.
Но Бумже мыслей Вилли не читал, а упомянул Луну в качестве фигуры речи.
- Значит должен понимать, для нашей конторы решения парламента закон. Не выполню - «удалят» меня. Что, кстати, для твоего Крымова ничего не изменит.
- Понял. Выходит, шансов остаться в Евросоюзе у него нет?
- Почему нет? Заплатит по двадцать пять тысяч за каждый просроченный год, да пятьдесят тысяч штрафных, и заживет припеваючи.
Хант что-то промычал себе под нос и оставил Бумже в одиночестве. Вилли спешил на Луну. Для этого ему предстояло спуститься вниз, войти в соседний подъезд небоскреба и там правдоподобно свалять дурака.
Начальник штабов оборонного ведомства на его удачу дремал в своем кабинете. Собственно это занятие и являлось его главной функцией. И генерал, ее точно выполняя, занимал кресло в девять утра, освобождал в шесть вечера.
В лифте Хант продумывал убедительный предлог, по которому он снова нарушал покой генерала. В прошлом интервью, изобретая вопросы, Хант и так чрезмерно перегрузил свой интеллектуальный потенциал. Но тогда ему требовалось время, чтобы вызубрить код, подглядывая его на столе генерала. Сегодня он код помнил, и пришел только за пропуском в ска-дромный зал генералитета.
Генерал принял журналиста далеко не столь любезно, как в прошлый раз. Чиновные воины редко владели приемами светской беседы, и встречи с прессой их утомляли. Поэтому Хант сразу взял инициативу на себя:
- Господин генерал, я забыл задать вам один вопрос, который очень волнует подписчиков моего журнала.
- Валяй свой вопрос, и будем закругляться. Рабочий день через пять минут заканчивается, – напомнил хозяин кабинета, и ткнул пальцем в строну часов.
- Господин генерал, готовы ли наши доблестные защитники отразить удар русских, если Глобальная система вновь окажется там же, где недавно оказалась?
Старый воин мгновенно утратил сонливость: на эту тему он сам неоднократно размышлял, и даже отправил запрос в Еврокомиссию с просьбой о финансировании устаревшего ПРО. Но получил отказ. Для европейского руководства такой проект стал бы позором и означал откат к далекому прошлому. Все это начальник штабов пережил и передумал, но делиться своими тревогами с прессой не собирался:
- Официально я на такой вопрос отвечать отказываюсь. А между нами, мы все окажемся в том же месте, где недавно оказалась Глобальная система.
Хант удовлетворенно улыбнулся:
- Спасибо за откровенность, генерал. Больше я вас не смею отвлекать. Только одна личная просьба. Могу я еще раз воспользоваться кабиной вашего ведомства?
- Пользуйся, – проворчал генерал и вызвал адъютанта. – Спусти ему пропуск в ска-дромный зал. - Оставшись в одиночестве, старик про себя подумал, что все журналисты любят халяву, и от души растянул рот зевотой.
Хант спустился в холл, показал документ дежурному офицеру и поспешил в кабину. Заветный код набран, и перед ним лунный купол. Теперь Хант не блуждал по модулю в поисках живой души, он знал, где ее искать, и направился прямо туда. Но в ангаре застал пустой гамак и клетку со злополучным попугаем. Хозяина нигде не было. Но вскоре раздались пудовые шаги и в огромном скафандре появился господин Ван Дер Мэйн, а для своих Деррик. Скрутив с головы пудовый шлем, Деррик спросил:
- Сигареты принес?
- Прости, Деррик, забыл. Сегодня у меня день тяжелый. Помощь твоя нужна.
- Желаешь еще раз Европейское танго послушать. Оно как раз недавно звучало.
- По какому случаю?
Деррик сперва вытянул руки из рукавов лунного костюма и лишь затем ответил:
- Чех Март Буденчик сам себя «удалил». И кстати, в той же кабине, где удалили твоего академика.
- Уверен, что он сам себя? – недоверчиво переспросил Хант.
- Без вопросов. Он набрал «удалить», когда вошел в кабину. Совершить это мог только профессиональный программист ска-дромной сети. Он и заявление посмертное сделал – повинился за гибель профессора Ленца. Могу показать. Заодно и музыку послушаешь.
Ханту предложение пришлось не по душе:
- Спасибо, с этой музыкой я еще подожду. Я тебя хочу попросить о другой услуге. Найди кабину в нормальной стране, вне зоны Евросоюза. Только не Африку и не Антарктиду. Страну, где нормальный климат, и без злых туземцев.
- Я видел в сети, какой шорох ты навел в Карловых Варах. Подставил своего друга президента и решил дать деру. Мести боишься?- Не прерывая беседы, Деррик продолжал выбираться из тяжелого скафандра: – Видишь, вмятина? Камешек поймал, пока менял антенну. Будь он грамм на двести больше, ты бы меня тут уже не дождался.
Вилли с интересом осмотрел вмятину, потрогал ее пальцами.
- Рад, что тебе повезло. А теперь по поводу мести. Я бежать никуда не собираюсь. Знаешь, Деррик, в жизни случаются моменты, когда приходится выбирать – оставаться другом подлеца или приличным человеком.
Деррик не прослезился.
- Выбрал, и молодец. Бежать, то кому?
- Если смотрел мою пресс-конференцию, ты их знаешь. Это братья Крымовы и Катрин Ривер.
- История русских братков мне знакома. Иногда от скуки реалити-шоу поглядываю. - признался Деррик, забираясь в гамак.
Хант утвердительно кивнул:
- Этому мужику и грозит «удаление».
- Все так сурово?
- К сожалению, других вариантов у них нет. Нет и времени. Заседание Большого жюри назначено на завтра.
- Хорошо, передашь им - через два часа со шмотками на выход. Откуда твоим друзьям удобнее стартовать?
- Из Карловых Вар.
Деррик посмотрел на часы:
- Сейчас половина шестого. Ровно через два часа сообщу номер кабины. Выставлю в ней маршрут и отключу режим «удаления». Войдут в другую – услышат «европейское танго».
- Все понял, – заверил Хант, – Путать кабину нельзя.
- Неплохо, если и они это поймут. А теперь проваливай. У меня секретный объект и при тебе шарить по базе не буду.
Вернувшись на Землю, Хант связался с братьями и назначил общий сбор у Колоннады.

******
Джулия устроила прощальный ужин. Братья Крымовы, бритые и приодетые во все чистое, сидели за столом друг против друга. Катрин тоже успела приодеться и навести марафет. Самое необходимое сложили в три небольшие спортивные сумки. Прощались недолго. Растроганная тетка обняла сначала племянницу, затем Дмитрия. И последним Остапа Георгиевича. Она несколько раз отказывалась принять его деньги. Но братья вместе с племянницей Джулию уломали. С главным доводом, что привела племянница, тетке пришлось согласиться. Катрин заявила, что оставив Джулию без денег, они сами испортят себе жизнь. Мысли об ее возрастной карте не позволят ей с Дмитрием радоваться своему счастью.
Настал момент расставаться. Джулия перекрестила братьев и племянницу и потом долго смотрела из окна им вслед. Ровно в назначенное время все трое подошли к Колоннаде. Хант уже ждал.
- Готовы?
- А куда мы бежим? – спросила Катрин.
- Этого я не знаю. Но, вас опекает нормальный мужик и, думаю, в дыру не ушлет.
- Звучит не слишком радужно, - заметил Остап Георгиевич. - Надеюсь, хуани там в ходу?
- Хуани везде в ходу, – ответил Вилли и в тот же момент услышал сигнал и надел очки. Деррик сообщил ему номер кабины.
- Идите в седьмую.
Катрин успела подумать о семерке, как о счастливом числе. В кабину она вошла первой и зажмурилась. За ней шагнули братья. Это был последний шаг, который они сделали по территории Евросоюза. Хант закрыл за ними свинцовую дверь и сжал кулаки на удачу.

*****
Они вышли из кабины и оказались на площади южного городка. По соседству красовалась еще одна кабина из синего пластика, откуда доносился резкий неприятный запах. Обе кабины украшали странные флаги с изображением летящего лебедя на фоне старинного струнного инструмента. Тут же за железным столом восседал пожилой инвалид. У его ног лежала вислоухая сука. Хвост псины собрал несколько колючих репейников, а под шкурой проступали ребра. Завидев незнакомцев, дворняга завиляла хвостом и потянулась к ним. Инвалид огрел животину костылем. Собака взвизгнула и улеглась на место. Катрин в испуге огляделась, нет ли рядом полиции. За подобный проступок гражданину Евросоюза впаяли бы лет десять.
- Вы откуда будете, господа хорошие? – Спросил суровый собаковод, подозрительно оглядывая пришельцев.

- Из Европы, вестимо, – косясь на присмиревшую псину, в тон ему ответил Остап Георгиевич.
Инвалиду ответ понравился, и он подобрел лицом.
- А в туалет не хочете? Европа эвон где, небось, приспичило. У нас недорого. Всего десять тысяч. И помочиться можно, и по-большому сходить. Втроем пойдете – пять сотен скидка. А можем и поторговаться. Я тут и кассир, и владелец бизнеса в одной личности. Рублики-то дешевеют, народ оправляться стал реже.
- Рублики? - переспросил Дмитрий, и братья переглянулись.
Катрин смысла их взглядов не поняла:
- Что такое рублики и куда мы попали?
Инвалид постучал по щербатому асфальту костылем и гордо объявил:
- Вы, господа хорошие, в русском славном городе Керчь. Слыхивали про такой?
- Мы в Крыму, – догадался Дмитрий. И только теперь заметил, что на столе инвалида, рядом с рулоном туалетной бумаги лежит самый настоящий картуз, а единственная нога деда обута в лапоть.
- С возвращением на родину, братец.
- И тебя с тем же, - И братья Крымовы пожали друг другу руки.
Катрин не выдержала:
- Джентльмены, умоляю, отойдем отсюда. Меня от этого амбре сейчас вывернет.
- Родина не всегда приятно пахнет, детка, – поделился жизненным опытом Остап Георгиевич, но даму от кабин увел. Дмитрий вспомнил детскую песенку, которая начиналась словами «хорошо в краю родном», а заканчивалась совсем не поэтично.
Инвалид поглядел вслед иноземным туристам, извлек из-за пазухи мобильный телефон и позвонил, куда нужно. Он хоть и считал себя бизнесменом, но при этом оставался бдительным гражданином и настоящим патриотом своего отечества. Запрятав трубку обратно за пазуху, воровато огляделся. Но, кроме собственной дворняги, поступок сознательного предпринимателя никто не оценил.
Иноземные туристы, не догадываясь о доносе, пытались осмыслить свое новое положение. Братья Крымовы переваривали нежданное обретение исторической родины, а Катрин ее потерю. Она до самого последнего момента сомневалась в счастливом исходе их опасного предприятия. Шагнув в кабину, готовилась исчезнуть из мира живых. А оказалась если и не в раю, то во всяком случае, и не в преисподней. Если бы не «аромат» инвалидного промысла, все вокруг выглядело вполне сносно. Они удалились от кабин в другой конец площади. Рядом с ними на небольшом, крытом тентом из линялой парусины рынке так же висело несколько флагов с непонятной братьям символикой. Но по соседству красовались и российские державные. Под флагами дородная молодуха разложила овощи. За другим прилавком две бабки торговали семечками. Все три дамы украсили головы кокошниками, но в качестве обуви, логично полагая, что их ноги под прилавками не видны, использовали не лапти, а домашние шлепанцы.
- Где тут отель, красавица? – спросил Остап Георгиевич у молодухи с овощами.
- Знамо дело, в центре, где ж ему еще быть, – и красавица указала перстом нужное им направление. Одна из бабулек с семечками оказалась куда щедрее на информацию..
- У нас тут краешек города. Вашу-то кабину олигарх Никитка гулящей Нинке подарил. А Нинка на площадь выставила. Ей-то куда ходить. Она с хатой, к ней ходят. Вот и стоит тут эта нечисть окаянная без делу. Раньше в ней шпана мочилась или кто на рынок приходил. По весне инвалид Митяй свой малый бизнес рядом пристроил. За одно, и вашу кабинку отмыл с шампуней. Она ему солидность придает – вещь-то заморская. При ем в вашу кабину гадить перестали.
Дмитрия необычная судьба объекта их спасения заинтересовала:
- А нашей кабиной по назначению кто-нибудь пользуется?
- По какому такому назначению? – переспросила бабка.
- По прямому – уточнил Остап Георгиевич – для путешествий.
- Вы первые, кто из нее по такому значению вышли.
- Раз ты про все знаешь, – польстил Остап Георгиевич торговке – скажи, что это за странные флаги с лебедями у вас везде висят?
Отозвались все три дамы разом. Пришельцы с трудом разобрали, о чем им толкуют. А дамы возмущались их неосведомленностью. Сегодня в России большой праздник – День Русского Духа. И эти флаги вывешиваются только раз в году. Лебедь и гусли, на фоне которых он летит, означают чистоту и поэтичность этого самого Духа. Так же путешественникам доложили, что по случаю праздника весь город собрался в центре, где проходят митинги и концерты. Оттого и рынок обезлюдил. Остап Георгиевич поблагодарил женщин за ликбез, взял брата и Катрин под руки и повел, куда молодухи указала перстом. Но добраться до цели, сегодня беглецам было не суждено. Не успели они пересечь площадь, как услышали в небе жуткий треск. Одновременно подняли головы и увидели летоплан. Летательный аппарат походил корпусом на привычный европейцу воздушный транспорт, но вместо бесшумного экологичного полета, этот издавал грохот и оставлял за собой смрадный след выхлопных газов. Чудище стремительно приземлилось перед путешественниками. Из него, в распахнутом до живота кителе, выбрался хорошо упитанный, красномордый городовой.
- Здравия желаю, господа. Я лейтенант Понасенко – громко представился страж порядка, перекрывая хрипловатым басом грохот от движка летоплана – попрошу ваши документики.
Крымовы и Катрин добыли пластиковые жетоны Евросоюза. Понасенко долго крутил их в руках, и увиденным остался недоволен.
- А нормального паспорта у вас нема?
Дмитрий Крымов извлек бумажный паспорт, выданный ему еще полвека назад Эстонской республикой. Понасенко удовлетворенно хмыкнул и стал внимательно всматриваться в незнакомый текст. Слов он не понял, а цифры его озадачили. – Что здесь за чертовщина. Дывлюсь, личность на фотке, вроде, гражданин, ваша. А даты чудные. Что же вам его в двенадцатом году выдали? С какого же вы года будете?
- Я с тысяча девятьсот пятьдесят седьмого. – Выкрикнул Дмитрий, стараясь перекричать треск летательной машины. Лейтенант сообразил, что его механика затрудняет общение, и выключил движок. На площадь снизошла благодатная тишина. Понасенко снял фуражку и почесал темя:
- Постой, хлопец, не тот ли ты Крымов, о ком по телевизору бачили? Там мужик полвека в холодильнике отлежал.
- Да, это мой брат, Дмитрий, – подтвердил Остап Георгиевич.
Лейтенант пару минут оставался в прострации, задумчиво повторяя «Дмитрий Крымов, значит». Казалось, слышно, как трудно и неспешно шевелятся мысли в его голове. Закончив трудоемкий процесс, мыслитель внимательно оглядел Остапа Георгиевича:
- А ты разумею, его брат, Остап?
- Так точно товарищ лейтенант.
Басок Понасенко потеплел.
- Имя-то у тебя наше, хохляцкое. Украинец?
- Никак нет, товарищ лейтенант. Тарас Бульба любимая книга мамы, а Остап ее любимый герой. Она и назвала меня в его честь Остапом.
- Вот, что я тебе скажу, Остап.- И Понасенко вернул фуражку на затылок: - Положение ваше дюже поганое. По закону я вас должен заховать в СИЗО до разбору всех обстоятельств вашего незаконного пересечения державных рубежей. Как с иностранцами, с вами маята долгая. А еще ты, Димка, по паспорту без году сто лет, а по харе мне ровесник. Доказывай, что ты из холодильника. У тебя же справки о том нема. А люди вы вроде гарные, мытарить вас негоже. Вот и гадаю, как с вами поступить, по закону или по совести?
- Не надо нас мытарить. Мы ничего плохого не сделали, – забеспокоилась Катрин.
Понасенко поморщился:
- Ты, дивчина, когда человики мозгуют, не встревай. С тобой о делах гутарить пустое, – офицер взял Остапа Георгиевича под локоток и отвел всторону.
Дмитрий с Катрин слышали, как Понасенко быстро что-то объяснял Крымову, но кроме слова «хуани» ничего расслышать не смогли. Переговоры продолжались долго. Наконец, Понасенко вернул старика назад. Судя по лицам обоих, договориться мужчинам удалось.
- Ну и что теперь? – спросил Дмитрий переговорщиков.
Понасенко широко улыбнулся:
- Порядок в танковых войсках. Ховайтесь в мой пердоплан и полетим до хаты.
Лейтенант занял место в кабине первым. Трое пассажиров едва поместились сзади. Половину салона летной машины занимал огромный бак, судя по запаху, под завязку наполненный соляркой. Понасенко крутанул ручку, раздался оглушительный треск и аппарат взмыл над площадью. Катрин увидела море и дернула Дмитрия за рукав. Говорить или кричать было бесполезно. Грохот двигателя мог заглушить только бас самого водителя. И Понасенко мощь глотки продемонстрировал - поведал историю своего стального «Пегаса».
- Эту хрень нашему горотделу презентовали турки – орал Понасенко, выписывая немыслимые виражи. – А толку что? У нас ваша Глобальная система не пашет. А без нее это кусок железа. Вот и пришлось помозговать. Движок от «Урала» навесил, помпу от «Газона» так и собрал. А теперь сами бачите - летает паскуда. Ни один шаромыжник от нее не удерет.
В чем бывшие европейцы не сомневались. Хотя ни о каком автопилоте или навигаторе речи не шло. Понасенко рулил вручную, и рулил лихо. Но, к радости пассажиров, недолго. Не прошло и десяти минут, как летающая чудо-машина совершила посадку во дворе двухэтажного кирпичного особняка. Понасенко заглушил двигатель, выбрался наружу и галантно помог высадке Катрин.
- Ну вот, гости дорогие, вы дома. Второй этаж хаты полностью вам. Нарисуем документики, свадьбу Димки с Катькой сыграем, и жилье молодым прикупим. Крым это Россия. А в России хорошие люди всегда договорятся.
- Что правда, то правда, – согласился Остап Георгиевич и тяжело вздохнул.
Радушный хозяин горечи в замечании старика не заметил:
- Вы пока осмотрите ваши комнаты, а жинка моя на стол соберет. Надо же ваш приезд по-людски отметить. Как-никак до родины вертанулись. За одно и праздник отгуляем.
С балкона второго этажа открывался вид на Керченский пролив. По огромному мосту, уходящему в закатное марево, катили автомобили и тянулся длинный состав поезда. Солнечный диск краем зацепил горизонт. Очередной день земного бытия клонился к концу, а для бывших европейцев все только начиналось.

- А что там такое странное гремит и движется? – Спросила Катрин, указывая на товарняк с цистернами на мосту.
- Катюша, это товарный поезд. В нем нефть перевозят. – И мечтательно добавил, обнимая девушку: - кажется, я совершил обратное путешествие во времени.
- Главное, что мы вместе, – на всякий случай напомнила Катрин любимому. Немного помолчала и спросила уже с властными нотками будущей супруги - И долго мы будем жить в чужом доме?
Остап Георгиевич ее успокоил.
- Сашок за неделю обещал управиться.
- А кто такой Сашок?
- Наш хозяин, лейтенант Понасенко.
- С чем управиться? – Продолжала допрос Катрин.
- С документами. Через неделю ты из Катрин Ривер превратишься в Екатерину Ревякину, а мы с братом, как были Крымовы, так ими и останемся. Только возраст нам приведут в соответствие. И не переживай, Катюша, скоро станешь Крымовой и ты. За сто хуаней вас поженят в тот же день, как появятся паспорта.
Дмитрий насторожился:
- А сколько хуаней стоят сами паспорта и весь остальной сервис нашего нового друга?
Остап Георгиевич прижал палец к губам:
– Тише, брат, это вопрос деликатный и тебя не касается. И потом, ты же сам слышал – с нами поступили не по закону, а по совести. А совесть у каждого имеет свою цену. У нашего хозяина цена вполне божеская.
Остап Георгиевич оставил влюбленных любоваться морским закатом и вернулся в отведенную ему комнату. Погрузившись в кресло, взял с журнального столика пульт и включил телевизор. В вечерних новостях показывали Путина. Стареющий монарх восседал на троне царей Романовых и выслушивал доклад молодого премьера. Тот в лаптях и шитой красными нитками косоворотке докладывал престарелому монарху о новом успешном наступлении его правительства на злостных коррупционеров. Путин похвалил премьера, но велел действовать еще решительнее.
Крымов переключил канал и опять увидел Путина, на сей раз в обществе спикера Думы. Думский глава принес на подпись новый закон о «Великом Русском народе». Закон Путин подписал. Отныне каждый, кто осмелится произнести слова «русский народ», не поставив перед ними слово «великий» будет нести уголовную ответственность, вплоть до пожизненного заключения.
Остап Георгиевич было испугался, но потом вспомнил их радушного хозяина, который поступал не по закону, а по «совести», и тут же успокоился. Если стареющая Европа, принимая нелепые законы, их неукоснительно соблюдала, то российские законы носили чисто декларативный характер. Старик усмехнулся, снова переключил канал и увидел Красную площадь. У стен древнего Кремля давал свой первый гастрольный концерт популярный европейский музыкант Жак Кливанс. Его оркестр на фоне огромного задника с летящим лебедем и гуслями, исполнял Европейское танго. На главной площади необъятной державы под музыку французского маэстро танцевали тясячи пар. Юноши в шитых рубахах и залихватски надвинутых на затылки картузах, девушки в сарафанах и кокошниках создавали впечатление огромной массовки на съемках исторического блокбастера. Оператор выхватывал из толпы танцующих молодые здоровые лица. И хоть их не отметила печать интеллекта, выглядели они сытыми и счастливыми. Остап Георгиевич давно не наблюдал столько молодежи, собранной в одном месте. Танцоры отплясывая танго в сыромятных одеждах, выглядели смешно, но Остапу Георгиевичу они нравились, как нравилась ему и музыка Жака Кливанса. Его Европейское танго Крымов слышал впервые, так и не успев узнать ритуального предназначения мелодии. Но старика это уже не касалось. Здесь сочинение француза звучало совсем по другому поводу. Историческая родина отмечала праздник Русского Духа. Остап Георгиевич смотрел на него через экран забытого европейцами ящика и задавал себе извечный российский вопрос «кто прав». Западники, что видели будущее России, как прогрессивного и развитого государства в составе европейского клуба. Или славянофилы, утверждавшие, что у них своя православная, указанная самим Господом, дорога. По их мнению, главное, чтобы люди радовались всему праведному и гнали прочь извращенцев. А прогресс, это от лукавого.
Крымова всегда интересовало, кто определяет путь того или иного народа. Но ответов на эти вопросы у человечества нет. Как нет ответа и на вопрос о самом Создателе. Видно, венец природы - человек - сгинет раньше, чем поймет, кто все это затеял, а главное, зачем.
Дослушать Европейское танго Крымову не пришлось. Внизу жинка лейтенанта полиции Сани Понасенко накрыла на стол. И хозяин пригласил бывших европейцев «отметить чем Бог послал» два крупных события – День Русского Духа и возвращение братьев Крымовых на историческую родину.
Смогли ли два бывших эмигранта и девушка с еропейским воспитанием вписаться в реалии современной России, и как сложилась семейная\ история Дмитрия Крымова и Кати Речниковой это уже сюжет другого романа, к теме «Европейского танго» отношения не имеющего. Но будем надеяться, что все у наших героев сложится хорошо. Потому, что как известно – Надежда умирает последней.

КОНЕЦ
Эстония. Кохила 2914 год

Сайт писателя
Андрея Анисимова

Неопубликованное

Последние посты блога

Последний пост

ПОД ОДНУ ГРЕБЕНКУ

Популярные посты

Календарь

Сейчас на сайте

Сайт писателя
Андрея Анисимова