Намедни Русь пережила два события: уход из жизни великой правозащитницы и тут же – столетний юбилей автора «ГУЛАГА».

Одну оплакали, другому открыли памятник. Оба события отметил своим присутствием президент.
    По поводу Людмилы Алексеевой впервые прозвучало определение «совесть нации». И пусть раньше это звание пытались присвоить академикам Лихачёву и Сахарову, то лишь применительно к покойной оно представляется бесспорным.

    Сахаров – это пример раскаявшегося грешника, сперва создавшего адскую машину смерти, а затем пытавшегося своё злодейство искупить. Лихачёв же в качестве праведника в своих интервью рассказывал, как, находясь в заключении, избежал расстрела, спрятавшись за дровами. Зная сноровку чекистов в делах заплечных, поверить, что от них можно укрыться за поленницей, мудрено. Правдоподобнее выглядит подозрение в сотрудничестве с ними.
    Ничего подобного с Алексеевой не происходило. Эта женщина положила жизнь на спасение других. Она вне сомнений аристократ духа. И память о ней – дань в копилку национальной гордости.
    Что касается столетнего юбилея писателя и монумента в его честь, тут дело вкуса. Александру Исаевичу не откажешь в роли могильщика советской идеологии. Чудесным образом его разоблачительный пафос слился с ненавистью Хрущёва к почившему Иосифу. Сталина Хрущёв ненавидел люто, и было за что. Бедолаге приходилось плясать перед генсеком вприсядку, ползать перед ним на животе, упрашивая за сына, а также подставлять задницу, чтобы принять в неё от холуев вождя клизму с коньяком. Роль придворного шута Никита Сергеевич исполнял не от хорошей жизни и копил обиду. Против живого хозяина Кремля он возражать не смел, а на умершем отыгрался. Поэтому первую лагерную повесть Солженицыну печатать кое-как разрешили. Она лила воду на мельницу хрущёвских разоблачений культа личности Сталина. Но когда Солженицын через Генриха Бёлля передал на Запад «Архипелаг Гулаг» и роман там напечатали, писателя выбросили из страны. Да и Нобелевской премии, не окажись Солженицын в роли борца с «империей зла», ему бы никогда не видать.
   Что не снижает масштаба личности Александра Исаевича. Повести его выдают талант большого мастера, и с этим не поспоришь. Они-то и принесли ему заслуженную славу и статус классика. А вот политические романы, если не считать «Ленина в Цюрихе», откровенно слабые. Что наглядно проявилось при экранизации «В круге первом». Фильм получился пустоватым и не искренним, поскольку в самом романе много картона в персонажах и фальши в сюжетных коллизиях.
    Но все это не отменяет вклада Солженицына в дискредитацию красного режима и его участия в развале СССР. Пожалуй, именно Александр Исаевич открыл глаза «простому советскому труженику», какой социализм он строит. Осознавая это и победоносно возвращаясь из эмиграции на родину, Солженицын и вознамерился занять в новой России пост «державного гуру», чтобы обучать власть, как «обустраивать» страну.
   Не даром на каждой остановке поезда по дороге в столицу он выступал перед народными толпами, наставляя людей к правильному жизнеустройству. По прибытию в столицу писатель был принят первым президентом России. Принят не сразу. По словам «информированных источников», его около часа продержали в приемной, а затем положили перед ним бумагу с его подписью, где он, отбывая срок, соглашался сотрудничать с лагерным начальством. Таким образом Борис Николаевич без лишних слов намекнул писателю, что и в Кремле не лаптем щи хлебают. Документик заставил Солженицына отказаться от многих амбиций, в том числе и от претензий поучать власть. В обмен на скромное поведение Нобелевский лауреат получил особняк в районе Московской кольцевой, где тихо и смирно дожил до смерти. Последняя его основательная работа о российских евреях большого читательского интереса не вызвала, но и того, что он сотворил раньше, вполне достаточно, чтобы назвать именем писателя улицу и поставить ему монумент.
    К слову, на монументы в Москве в последние годы не скупятся, и если уж Владимиру, таинственному князю, и Калашникову, изобретателю автомата Шмайссера, памятники установили, Солженицыну сам Бог велел.