"Усталость через край, пора остепениться:
На брюки заменить короткие штаны,
На возраст не роптать, на лысину не злиться, Не щеголять привычками шпаны...

Далее... »

Сайт писателя
Андрея Анисимова

МУЖИК и РЫБА

Содержание материала


Столько впечатлений - трапеза, состоящая из пурпурных раков, появление ненасытного Жора - не дали стимула к литературному труду. И пообещав себе, что завтра уж наверняка засяду, я намылился на рыбалку.
Червяков я отыскал в грядках хозяйского огорода. Это были жесткие белые шнурки, привыкшие к твердым и сухим грунтам. Я отправился на речку сразу после короткого послеобеденного отдыха. Горные речки Абхазии описать легче кистью художника, нежели пером сочинителя. Они сине-голубые, как южное небо. Очень холодные, потому что текут с гор. Их изгибы и каменные перекаты просятся на полотна итальянцев. А вьющийся, колючий на ощупь и шелковистый на глаз растительный мир шепчет о вечности и терпко пахнет югом.
Я осторожно подошел к омуту. Постарался так устроиться, чтобы куст меня маскировал. Хотел присесть на камень, но почему-то не присел, и хорошо сделал. На камне что-то зашевелилось, превратилось в маленькую зеленоватую змейку и шмыгнуло в колючки. Это что-то, на самом деле весьма ядовитое существо, имеющее свое абхазское название. Русские эту змею здесь зовут медянкой. Змейка освободила мне место, но я еще некоторое время оглядывался.
Глубина омута не превышала метра. Я забросил правее. Там, мне показалось глубже, но тоже метра полтора. Течение тихо кружило и устремлялось в сторону порога. Поплавок не лежал, а немного "присел". Это означало, что свинец груза достал дна. Решил не менять глубину, а подождать. Я не имел ни малейшего представления, что за рыба может оказаться на крючке. Породу рыбьей молоди, которую спугнул накануне, я определить не смог. Для форели тут слишком тепло. Форель так низко к морю не опускается. Может быть, отловлю хариуса. Я его никогда раньше не ловил, или еще кого... Неизвестность всегда придает дополнительный шарм рыбалке на незнакомом водоеме. Поплавок дрогнул, привстал, не прекращая дрожать, и поехал в сторону. Я подсек. Круглая длинная рыбка граммов на пятьдесят, слегка смахивающая на голавля, но мягкая и мясистая, с мелкой серебристо-розовой чешуей. Я положил ее в ведерко и снова забросил. Минут через десять опять поклевка и добыча та же. В этом омуте я отловил три таких рыбки и перешел к следующему. Там вся охота повторилась. Я прошел метров двести и за вечер выудил около двадцати рыбешек.
Вернувшись домой, я был радостно облапан Жором, который прыгал на своих костлявых голенастых ногах и норовил улизнуть меня в лицо, чему я отчаянно противился. Почищенная и обжаренная рыба оказалась очень вкусной и почти без костей, что от нашего голавля ее приятно отличало. Южная ночь наступает сразу. Небо из бирюзового превращается в черное и обсыпается звездами. Начинаются концерты. Кричат цикады, им вторят древесные лягушки. Это маленькие изумрудные создания с темными влажными глазками. Днем они прячутся под листьями цитрусов, а ночью поют. Сразу после войны родители привезли меня младенцем в Абхазию. Они убегали из голодной столицы, и я был одной из главных причин их бегства. Мать устроилась работать фотокорреспондентом в "Советскую Абхазию" а для приработка ходила с отцом по деревням с аппаратом, добывая нелегкие деньги съемкой ребят в школах и вообще всех желающих. Мы арендовали домик в местечке Гумиста под Сухуми. Человеческая память странно хранит впечатления. Не много осталось в голове сюжетных эпизодов. Хорошо помню наших домашних животных. Хрюшку Минку принесли нам в подарок крошечным существом. Она тут же попала в мышеловку и жалобно верещала. Потом Минка выросла в огромную свинью, но о том, чтобы ее зарезать, не могло быть и речи. Минка стала членом нашей семьи и ходила с нами на пляж и горные прогулки. Многие полагают, что свиньи всю свою недолгую жизнь готовят себя, чтобы стать колбасой. Увы, эти мысли - ханжеское самооправдание нашей кровожадности. На самом деле свиньи очень умные, общительные существа и трогательно привязываются к человеку не меньше собаки. Перед отъездом домой в Москву мать продала свинку женщине, обещавшей сохранить ее в качестве производителя поросят. Но с первого раза это не удалось. Свинья вырвалась из рук новой хозяйки и, проделав десять километров, вернулась к нам. При расставании с ней я ревел белугой. Кроме Минки, в нашем хозяйстве прижилась коза Верка. Она тоже ходила с нами гулять на любые расстояния. Но Верка терпеть не могла моря. Когда мы залезали в воду, она бегала по прибрежной гальке, орала, не закрывая рта, и от волнения беспрестанно приседала и мочилась. В отличие от свиньи Минки, Вера угощала нас прекрасным жирным молоком. Ее тоже продали в "хорошие руки", и она так же несколько раз обрывала веревку и возвращалась к нам. Верку я почему-то любил меньше. Свинья Минка была детской душе роднее. Прекрасно помню рыжую дворнягу наших хозяев по кличке Джек. Джека никогда никто не привязывал, но со двора пес не отлучался и сторожил дом верой и правдой. Это был удивительно умный и преданный зверь с чувством собственного достоинства. Со мной он обращался терпеливо и снисходительно. Мне было четыре, потом пять лет. Наших соседей я почти не помню, но прекрасно помню запахи Абхазии и ее ночные звуки. Засыпая в вигваме, я словно уносился в детство. Только тогда к песням цикад добавлялся истошный вой шакалов. Шакалы и волки подходили к самым домам. Еще я помню рой звездочек, летящих в разные стороны. Это были удивительные создания насекомого царства - светлячки. В русском лесу в жаркие летние ночи я тоже встречал светлячков, но те сидели в траве и никуда не летали.
Засыпая на эстонской лежанке в темноте абхазской ночи, я слышал, как Жор, покружив по терраске, плюхнулся у дверей спать. Ночью он пару раз свирепо лаял и бросался куда-то к забору. Жор нес службу. В следующий вояж на базарчик ему уже покупались личные кости и требуха. Жор был поставлен на довольствие.
Три дня я провел в утренних и вечерних походах на речку примерно с одинаковым успехом, а днем стучал на машинке. Работа над повестью пошла резво. На четвертый день я сел писать с утра. Монотонность и однообразие охоты на "абхазских голавликов" мне приелась. Я решил, что первую половину дня поработаю, а после обеда покачу на Бзыбь. Эта серьезная мощная абхазская река обещала быть разнообразнее в рыбном ассортименте. Но в полдень меня прервали. Нагловатые, но доброжелательные и радушные местные начальники прознали, что у них завелся "московский писатель из Эстонии" и приперлись выказывать гостеприимство. Делать нечего, пришлось ехать с ними на торжественный обед в свою честь. Я прекрасно понимал, что моя персона хороша тем, что вносит разнообразие в их сытый быт и дает смысл и повод очередному застолью. Но вида не подавал. Напоили и накормили меня чрезмерно. День и вечер были испорчены.
На следующий день повторилось тоже самое. Я уже хотел запрятать вежливость и скромность гостя подальше и сказать этим милым бездельникам, что приехал вовсе не есть и пить, а творить. Но не успел. Мучители заметили удочки:
- Ты рыбак?
Пришлось признаться.
- Тут ловить нечего, разве это рыба!? - Зацокали они и покачали головами: - Хочешь, организуем тебе рыбалку в горах?
- Форель!? - Дрожащим голосом спросил я.
- Конечно, форель, - прозвучало в ответ. Из ненавистных мучителей мои новые друзья превратились в самых желанных. На следующее утро я, кутаясь в плащ, трясся в грузовике по горному серпантину. Машина, дергаясь и надрывая движок, тянула вверх по каменистой дороге. Часа за три, вытряхнув из меня все потроха, водитель Резо доставил до места. Его командировка радовала, поскольку он совмещал приказ доставить меня на горную речку с возможностью навестить своих стариков. Домик родителей Резо оставался единственным жилым в этих горах. Другие горцы спустились к морю. Гордые старики не захотели перебраться в более цивилизованные районы, и доживали свой век без электричества и других радостей комфорта. Я вылез из кабины. Впереди, в лучах восходящего солнца блистали, слепя глаза, кавказские хребты. Снега начинались далеко, но казалось, вытяни руку и достанешь. В горах расстояния воспринимаются иначе. Реку видно не было, но шум пенящейся воды отчетливо доносился из ущелья. Я попытался разглядеть русло, но тьма еще не отступила, и из ущелья тянуло мраком и холодом. Резо пригласил меня в дом. Я, сперва испугавшись новой порции южного гостеприимства, решил отказаться, но еще раз взглянув в неуютную темноту, согласился.
Милые пожилые горцы по-русски почти не говорили, но были гостеприимны и доброжелательны. В отличие от новых друзей-начальников, их гостеприимство было достойным и очень тактичным. Я с удовольствием отведал кукурузной каши с сыром и ткемали, выпил маленький граненый стаканчик чачи за гостеприимных хозяев и зашагал на свою рыболовную охоту. Не терпелось встретиться с форелью, не в искусственных местах ее разведения, а с живой и дикой.
Я уже знал, что очень крупных экземпляров тут ждать не надо. Горная речная форель весом в сто граммов считается прекрасной добычей. Экземпляры большего размера попадают в рыбацкие легенды. Насадку мне выдали удивительную. Обыкновенную красную икру. На маленький крючок нанизывается несколько икринок и вся наживка. Резо сказал, что я могу спуститься километра на три-четыре и затем ловить, поднимаясь наверх. Если пойду сверху вниз, форель мое присутствие спугнет. Я полез вниз. Именно полез, поскольку прогулкой передвижение по камням сквозь колючки, перелезание через поверженные деревья и прочие препятствия назвать нельзя. Это тяжелый, изнуряющий спуск потребовал не менее полутора часов.

Календарь

Loading ...

Сейчас на сайте

Сейчас 37 гостей и ни одного зарегистрированного пользователя на сайте





1. Главная
2. Блог
3. Магазин
4. Правила покупки
5. Карта сайта

6. Биография

 

andreianisimov1943@gmail.com

Сайт писателя
Андрея Анисимова


Copyright © 2014 Андрей Анисимов. 
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru