Сайт писателя
Андрея Анисимова

Судириус безнадежно махнул лапкой: разве в этом дело... И строго приказал Блохину привести пьяного кота в порядок к началу банкета. Туалетов в новой квартире было три, столько же и ванных комнат с душевыми. Исполнить приказ хозяина Блохину было здесь легче, чем на старой чердачной мансарде.
Первым из приглашенных явился Буль под лапку с Кошкой Легкого Поведения. У входа волкодав отдал им честь, а Кошка, увидев реакцию Судириуса на ее манто из мышиных шкур, поспешила успокоить поэта, сообщив, что мех — искусственный. Затем прибыл живописец Кролик с Крольчихой. Крольчата шли за родителями строем, ухо в ухо. Судириус был рад старому другу и повел показывать, где теперь висит натюрморт с овощами его кисти... Белочка из Общества Грызунов пришла на банкет с супругом. Им, на удивление Судириуса, оказался старый однозубый Суслик — председатель Общества. Он нес молоточек и еще много разных приспособлений, помогающих, при наличии одного зуба, управляться с угощениями. Из зоопарка специального режима по просьбе Судириуса и под охраной двух овчарок был доставлен арестованный за недостачу Хомяк.
Судириус хотел видеть завмага на банкете, поскольку считал, что случай в бакалейном магазине привел его к сегодняшнему триумфу.
Последними прибыли Меховский с Хвостаной. Кошка Легкого Поведения зашипела на Хвостану. Та, дрожа, спряталась за спину литератора.
— Мышку завел!? Этого еще не хватало... — злилась Кошка.
Меховский успокоил Хвостану.
— Не бойся, дорогая. Она не посмеет тебя тронуть. Ей известно, какие клыки у Меховского!
Гости выстроились в холле. Меховский предупредил Судириуса о приготовленном для поэта сюрпризе. Бобер поднял лапу жестом дирижера, и гости хором стали читать строки из поэмы Судириуса “Подпольная звезда”:
Меня твой хвост волнует тонкий
И шерстка мягкая усов
И белых острота зубов
И бисер глаз, как иглы, колких.
Я в мышеловку с радостью ворвусь,
С улыбкою отдамся кошке в зубы,
Или погибну в лапах грубых
Или твоим я назовусь!
Судириус, услышав сюрприз гостей, зажал уши лапками и в панике убежал.
— Какие прекрасные строки: “отдамся кошке в губы”, — мечтательно заметила Кошка Легкого Поведения.
— Не губы, а зубы, — поправил Меховский. — А куда делся поэт?
— Он смутился! — пискнула Хвостана своим тонким голоском. — Судириус такой застенчивый.
Буль одобрил скромность поэта и стал вспоминать, как в собачье-кошачью войну один бульдог проглотил кошку целиком и из скромности никому не сказал об этом. О подвиге узнали после гибели воина, когда сделали вскрытие...
Воспоминания хозяина “Мертвой хватки” перебил черный кот в фартуке и с бабочкой на шее. Даже самая опытная легавая собака никогда не догадалась бы, что перед ней разыскиваемый уголовный кот, Васька Блохин. Васька громким мяуканьем пригласил гостей в столовую.
— Жратва подана! Прошу не давиться...
Повторного приглашения не потребовалось, и вся компания, отпихивая друг друга, поспешила в столовую Судириуса. Огромный стол, убранный белоснежной скатертью, в прямом смысле ломился от множества блюд и напитков. Сервировка стола отличалась от сервировки столов на человечьих банкетах только тем, что вместо фарфора и стекла гостям предлагались миски и кружки из алюминия. Ложки с вилками, не говоря уже о ножах, не полагались...
Гости Судириуса с ворчанием и урчанием накинулись на еду. Громкое чавканье изредка прерывалось раздраженным покусыванием соседа, желающего залезть в чужую миску. Миски с грохотом крутились на столах. Вылизывали их до блеска.
— Считаются интеллигентными животными, а жрут как каторжники... — подумал Васька Блохин, со стороны наблюдая за трапезой.
Покончив со своей миской и оглядев пустые миски соседей, Буль сообщил, что все съедено и пора по домам. Прощаясь с Судириусом, Меховский, которому угощение пришлось по вкусу, обещал выдвинуть поэму “Подпольная звезда” на ежегодную премию “Золотой Грызун”.
— Знай, мышъ! “Мертвая хватка” для тебя всегда открыта, — растрогался на прощание Буль.
Он тащил к выходу Кошку Легкого Поведения. Та упиралась:
— Я немного задержусь... Судириус — геройский мужчина.
— Я тебе задержусь, шлюха! — рассвирепел Буль.
Схватил Кошку за загривок и выпихнул вон. Судириус вышел проводить гостей из квартиры. Помахал им вслед лапкой, оглядел охранника-волкодава, застывшего в почтительном приветствии, и медленно побрел в свое опустевшее жилище.
Глядя в окно на подернутый дымкой звериный город, с высоты даже крупные звери казались муравьями, Судириус с грустью констатировал, что новое удивительное его положение не приносит счастья. Обиды на Хвостану в сердце поэта не было. Судириус немного удивился, что белая мышка нашла в Меховском. Ведь литератор — уже немолодое и женатое животное.
— Как все тяжело и пошло... — думал поэт. — Где моя мечта о настоящем, о любви?
Неизвестно, куда бы завело Судириуса течение его невеселых мыслей, если бы не Брысь. Кот доложил, что хозяина желает видеть белая аппетитная мышка, та, что была на банкете с бобром...
Судириус принял Хвостану в кабинете.
— Я пришла навсегда! — категорически заявила представительница прекрасного подпола... Я тебя люблю и жить без тебя не могу!
— А как же Меховский? По-моему ты теперь любишь его? — поинтересовался поэт.
Вопрос не смутил Хвостану.
— Бобер женат. И теперь ты ничуть не хуже Меховского.
Судириус грустно покачал головой.
— Извините, Хвостана. Это невозможно...
— Как? Разве ты меня больше не любишь?! — возмутилась мышка. — А поэма?! Кому как не мне посвящены строки: “Меня твой хвост волнует тонкий?”
— Поэму я посвятил своей мечте... Мечта так и останется со мной навсегда.
Но Хвостана продолжала бороться за свое счастье.
— Не ради меня ли ты покорил этих чудовищ?
Судириусу пришлось согласиться. Да, ради Хвостаны или обиды на предмет увлечения. Судириус решил доказать, что поэт не может быть трусом. А сидит на чердаке и пишет стихи не от безделья, а по призванию сердца. Но Хвостана поняла Судириуса по-своему.
— Прощай! Конечно, в своем положении ты теперь сможешь сделать лучший выбор...
Хвостана покинула Судириуса теперь уже навсегда.
Судириус размышлял, как он был наивен в желании найти понимание в любовной привязанности. Но, с другой стороны, без мечтаний о любви не может быть поэта. С этими мыслями Судириус бродил по своему необъятному жилищу и тихонько добрел до столовой.
Коты, не замечая Судириуса, приводили в порядок помещение после опустошительного нашествия гостей. Подбирали с полу обглоданные кости, скатывали перепачканные скатерти со следами грязных лап и пятнами от жирной пищи. Коты не замечали хозяина и продолжали разговор. Сиамский Трагик икнул, собрал алюминиевые миски одна в одну и заявил:
— Позор! Сиамский Трагик, первый зверь-любовник — в прислугах у поганого мыша! Мерзкий мыш воспользовался моим тяжелым положением... Все равно съем его!
Васька Блохин бросил подметать пол, подошел к Трагику и, выгнув спину, заорал:
— Я тебе съем, шкура! Что ты стоишь без мыша!
И еще сказал несколько слов, которые мы опустим на всякий случай. Кто знает, станется, и наш роман попадет в руки прекрасному полу...
Брысь, долизывавающий в это время миски за гостями, попросил котов не ссориться.
— мышъ он и останется поганым мышем. Если бы мне кто другой дал живой рыбки, я бы тогда, конечно, открутил ему голову. Но предложений нет. Придется смириться.
Трагик, почувствовав поддержку, встал в позу.
— Мы, благородные коты, сделали ему карьеру! Построили квартиру! Слава, известность — на блюдечке поганому мышу...
Васька Блохин съездил Трагику по скуле, и тот очутился на полу рядом с поэтом. Коты заметили Судириуса, но не знали, что он слышал, а что — нет. Судириус слышал все.
— Уважаемые коты, можете оставаться в этой прекрасной квартире. Мне она не нужна. Зачем мышу нора Бегемота. Живите себе на здоровье, раз я вам так мешаю...
Брысь и Трагик стали упрашивать Судириуса. Ссылались на нетрезвость. Вставали на колени. Но поэт был неумолим.

Вместо эпилога
Удивленные горожане стали еще раз свидетелями потрясающего зрелища. По улице решительной походкой шагал мышъ, неся под мышкой натюрморт живописца Кролика. Рядом с ним, стараясь двигаться в ногу, шел перекрашенный в черный цвет Васька Блохин. Кот тащил над головой реставрированное семейное кресло Судириуса. Друзья возвращались на чердак.
И пусть чердачная квартира поэта не так вознеслась над городом зверей, как оставленные ими апартаменты, но по ночам звезды из нее были видны намного отчетливее.

Москва
1973 гг. (в авторской редакции 1981г.)

br /