Сайт писателя
Андрея Анисимова

СТАРЫЙ ДОМ

Старый дом за углом покосился крылом,
По ночам в нем скрипят половицы.
Привиденья кишат, в коридорах шуршат,
И мелькают их бледные лица.

Там никто не живет, только дождик плюет
Ему в окон пустые глазницы.
По ночам там шуршат, привиденья кишат,
Да скрипят без конца половицы.

За доской половой задремал домовой,
Ему время давнишнее снится.
Молодая вдова да дурная молва ―
И решила вдова удавиться.

С тех пор дом за углом покосился крылом,
По ночам в нем скрипят половицы.
Привиденья кишат, в коридорах шуршат,
И мелькают их бледные лица.

***

Дочери друга

Затихли вы, свернувшись, как котенок,
На ложе кабинетном в час дневной.
Вы взрослый удивительный ребенок
Из века нового, где я уже чужой.

Над вами на стене в багетах паутинных,
Бесстрастное молчание храня,
Мерцали миражи, застывшие в картинах,
Как летопись случайная моя.

В ней башни сван, соседствуя с Азовом,
И призраки болот, игриво хоронясь,
Вели свой разговор, не прибегая к слову,
На вас, на спящую, любуясь и дивясь.

И думал я, быть может, вам приснится
В моем мирке, безумном и смешном,
Мелькнувшая в судьбе моей Жар-птица,
Что тронула меня своим крылом.

А к вам она окажется добрее,
Распустит веер-хвост у ваших ног
И сделает ваш путь счастливей и светлее,
Чтоб вы нашли все то, что я найти не смог.

Москва, 1998

ВЕСЕННЯЯ ПЕСЕНКА

Мне в окно синица по утрам свистела
Мне весной синица не давала спать
Улетай, синица, что тебе за дело
Меня милый бросил ― незачем вставать.

Мне весною солнце зайчиком влетало
Прыгало в подушку, жмурило глаза.
“Ты от света плачешь?” ― Солнце вопрошало.
Меня милый бросил, потому слеза.

Мне весенним громом угрожала туча.
Барабанил дождик и долбил в окно.
Я просила тучу: «Ты меня не мучай.
Меня милый бросил, на душе темно».

И сказало Солнце из-за тучи строго:
«Ты синицу-птицу зря отогнала.
Твой любимый рядом мокнет у порога.
Спишь ты слишком долго, счастье проспала».

МАРТ

Весна задышала в затылок,
Влетела в окно со двора.
Уходит старушкой постылой
Зима на свои севера.

Никто с ней не хочет прощаться,
Никто не поклонится вслед.
«Не вздумай, карга, возвращаться!» ―
И слова ей доброго нет.

Девчонка-Весна обнаглела,
Со смехом ручьями звенит
И танцем своим ошалелым
Мальцов по ночам ворожит.

Мне жаль почему-то старушку,
Ее прошлогодних снегов,
И жаль своей жизни осьмушку,
И прежних друзей и врагов.

Ах, если бы молодость знала ―
Тогда бы и старость могла,
Весна бы меня не пугала
Да Осень меня не ждала...

Москва, март 1998

***
Ольге Покровской

Мы встретились с тобой на станции почтовой.
На свежих лошадей надели наш хомут.
Немного отдохнем и запряжемся снова,
А если повезет, нас парой запрягут.

Я старый жеребец, ты юная кобыла,
И верстовых столбов считать поменьше мне.
Не станем вспоминать о том, что раньше было.
Про сочную траву в заоблачной стране.

Мы встретились с тобой на станции почтовой.
В разбойничьем краю наш постоялый двор.
Немного пожуем и запряжемся снова,
Вот только сено дрянь, да Ванька кучер ― вор.

Москва, 1995

НА ДАЧЕ
Татьяне М.

Мне грустно одному, на даче опустелой
Осенний дождь зудит и всасывает грязь.
Намокли лепестки левкоев томно-белых,
И голый сад застыл, печально ободрясь.

Мне грустно одному, влекут воспоминанья
И хочется дорог, свиданий и весны.
Потухшие давно, затеплились желанья,
Былые дни в мозгу проносятся, как сны.

Мне грустно и смешно, что жизнь все повторяет,
И будет у тебя и осень и любовь.
Потом придет огонь и в сердце заиграет,
А солнце, разойдясь, затопит землю вновь.

Мне грустно одному на даче опустелой,
Пускай потом опять в весеннем дыме сад.
Но мокнут лепестки левкоев томно-белых
И прошлую весну мне не вернуть назад ...

Переделкино, 1979

ИППОДРОМ

Елене Поляковой

Еще полкорпуса, еще полкруга.
Молчит тыщеголосое зверье.
Желанней женщины, дороже друга
Летящее гривастое копье.

И лижет ветер с влажных крупов пену.
И трет кору иссохших губ язык.
И напряженной кровью вздулись вены.
И тишина взрывается на крик.

В закате крыша городского поля.
Лишь цифры звездами, бесчувственно табло.
Пятерка счастья на десятку горя.
Где вы, гусары, дамы и вино?

Асфальт усыпан листьями картона ―
Их рвали с дерева несбывшейся мечты,
Испачканные желтые жетоны,
Тотализатора бесплодные цветы ...

Москва, Беговая 7 - 9; 1975

***

Я дворнягу завел, не завел ― завелась:
Мне подарок всучили и хлопнули дверью.
Минул год, и она из щенка раздалась,
Стала хитрой, мохнатой, привязчивой зверью.

Мне пороть ее жаль, и нельзя не пороть:
Впустишь в комнату ― в душу залезет с ногами,
В том вины ее нет: в ней плебейская плоть ―
Будет руки лизать, хоть забей сапогами.

Вмиг сопрет со стола, ты следи не следи,
Вместо миски своей завернет на помойку
И невинно потом на тебя поглядит,
Замерев удивленно в лакейскую стойку.

Раньше я заводил экстерьерных собак.
С них в жару с языков шла слюна голубая,
Был хозяин им друг, а чужой им был враг,
И платилась цена за щенков дорогая.

Я дворнягу завел, не завел ― завелась,
Словно месть за былое собачее чванство,
Как намек, что персона моя создалась
Из восточных вельмож и российского хамства.

Потому, что я сам генетический сброд,
Непонятной породы людская скотина,
Оттого мне в собаке достался урод,
И теперь доживать без порядочной псины.

2001

МАТЬ

В чужой стране пустынный кров.
В нем одинокая старуха
Без порчи зрения и слуха,
Но с тяжестью лихих годов.

Ей снятся злые комиссары,
На вышках крики часовых,
Черты замученных родных,
Снегов Карелии кошмары.

Из кухни в комнаты она,
Шурша, тихонько переходит.
За ней воспоминанья бродят.
Как долог день, она одна.

Молчит бесстрастный телефон,
Звонок не частая отрада.
Собака гавкает из сада ―
Безрадостный старенья фон.

Просвета нету впереди,
Одно ее спасает средство ―
Картинка светлая из детства
Порою душу бередит.

Она ― ребенок в кружевах,
Рядом отец в парче халата.
Мерцают канделябры златом,
Пейзажи дремлют на стенах.

И улыбается она,
Разглаживает лоб, морщины.
Вот бы еще дождаться сына,
А там, глядишь, придет весна.

Москва
25 декабря 2000 года

ЛАЗУРНЫЙ БЕРЕГ

Безлюден модный Канн в разгар междусезонья.
Заякоренных яхт немая маята,
У столиков бистро застыла жизнь гарсонья,
Следов нет на песке, на пляжах пустота.

Два пожилых рантье обедают при клубе.
Заказан сей обед еще три дня назад.
Один из них ест суп, другой есть суп не любит,
Он медленно жует улиток и салат.

Над Каннами февраль, но солнце лупит сильно.
Подставил я ему белесые бока.
Ласкает ветерок, и щурюсь я умильно:
Пока туристов нет, бесплатно все пока.

Но налетит сезон, заполнятся отели,
Круговорот валют сметет уютный рай.
Шикарный Кот д'Азюр, от Ниццы до Марселя
Кино и казино, люби, танцуй, играй!

Но ты мне, Канн, без суматохи ближе.
И отраженный в синеве Антиб.
Пока туристы топчутся в Париже,
Я как в украденном дворце Магриб.

Слоняюсь вдоль мостков и пялюсь на причалы,
Завистливо считаю мачты яхт,
Смазливеньких Жаннетт в охотку примечаю,
Что по пустым кафе за стойками торчат.

И подленькая мысль приходит в радость:
Пока мне здесь адреатично и тепло,
Над домом тучи, мокрый снег и гадость
И пол-Москвы от гриппа полегло.

Валорис, февраль 1992