Сайт писателя
Андрея Анисимова

Все было очень серьезно. Возле подъезда с селектором, сиял лаком черный представительский Мерседес, а дверь в офис охранял крепкий малый в форменном сюртуке, на рукаве которого красовалась эмблема фирмы. На втором этаже, в огромном холле, сидела Ира. Ее длинные ноги, и некоторая поволока в томном взгляде, для наблюдательного посетителя приоткрывали завесу в интимный мир боса. Леонида Калевина Господь наблюдательностью не обделил, и он отметил не только внешность секретарши, но и великолепный ореховый секретер в стиле ампир, и золоченое кресло рядом. В том, что перед ним настоящая старина, Леонид ни секунды не сомневался.

Эти вещи были ему прекрасно знакомы. Два года назад, когда он решился уйти с работы и полностью отдаться сладостному процессу стихосложения, начинающий поэт принялся распродавать свою антикварную мебель. Первым он продал золоченое кресло, и до сего дня о его дальнейшей судьбе не имел ни малейшего понятия. Сбыл он антиквариат перекупщикам, и встретить свою мебель здесь не ожидал. Теперь история прояснилась. Ореховый секретер он продал, тем же перекупщикам, но немного позже. С креслом Леонид расстался гораздо легче, чем с секретером. Кресло он сам купил в антикварном мебельном магазине, а секретер достался ему от родителей. Предки Калевина когда-то владели крупными поместьями, держали конюшню беговых лошадей и страстно коллекционировали старинную мебель, бронзу, фарфор и живопись. При советах они были арестованы, а затем расстреляны. Особняк, принадлежавший семье, пролетарии разграбили. Каким то чудом сохранилось несколько вещей, которые гегемону не приглянулись. Среди них оказался и ореховый секретер. Видно он стоял у разбитого окна, от дождей разбух и выглядел жалобно. Это и сохранило великолепный экземпляр французской работы начала девятнадцатого века для двух поколений Калевиных. Сам Леонид и свое появление на свет считал чудом. Его отца грудным ребенком в начале большевистской смуты нянька увезла в родную деревню и выдала за своего сына. Ей же и разрешили забрать из разграбленного дома хозяев то, что не приглянулось грабителям. 
- Вы можете подождать немного? – Улыбнулась Ира посетителю: - Геннадий Александрович сейчас закончит говорить с Америкой и вас примет. Он просил извиниться…
- Конечно, могу. – Улыбнулся в ответ Кавелин и присел на краешек золоченого кресла.
- Простите, пожалуйста – смущенно обратилась к нему Ира: - Геннадий Александрович очень дорожит этой мебелью. Не могли бы вы пересесть сюда. – И она указала на кожаный диван в углу холла. Леонид кивнул и пересел на диван.
- Хотите чаю, или кофе? – Предложила секретарша.
- Нет, спасибо. – Отказался Калевин, стараясь не расхохотаться.
Забота бизнесмена о бывшей мебели поэта его развеселила. Ира удалилась в противоположный угол, где стоял ее письменный столик с компьютером и факсом:
«Значит, он держит мой секретер для красоты» – Вывел для себя Леонид. Факт покупки секретера Геннадием Затохиным его не удивил. Они и встретились дней десять назад по тому же поводу. Калевин уже издал два поэтических сборника. Критики высказались доброжелательно. У Кавелина даже появилось несколько поклонников и поклонниц. Но славой сыт не будешь. Продолжая страдать от безденежья, он пытался избавиться от последней антикварной вещи. Это была двуспальная кровать карельской березы. На шкаф и две тумбочки, что составляли некогда цельный спальный гарнитур, нашлись охотники. Их увезли, и ложе осиротело. Чтобы избавиться от кровати, Кавелин бросил клич среди знакомых. Один из них и привез к нему бизнесмена. Поэт немного знал Гену и раньше, они когда-то несколько раз сразились на бильярде. Оба сразу вспомнили друг друга. В те времена у Леонида водились деньги, и он в качестве проигравшего пригласил Затохина в ресторан. Пожалуй, в те дни Кавелин зарабатывал больше, и у персон вроде Затохина, вызывал уважение. Но Геннадий Александрович с тех пор сильно преуспел на торговле мороженным, затем перешел на редкие металлы и теперь слыл преуспевающим дельцом, входившим в обойму самых крутых предпринимателей из русскоязычного клана Республики. А Леонид заделался нищим поэтом.
Кровать карельской березы Затохин не купил, но на прощание крепко жал Леониду руку, и приглашал обращаться в случае надобности. Помимо добрых слов, он оставил ему свою визитку.
Вчера Леониду не выплатили обещанный гонорар, и он остался без средств к существованию. Друзья, к которым можно было обратиться в крайности, он уже давно обратился. Все они помогли поэту, и на повторные просьбы он не отважился. Вспомнив о добрых словах Затохина, Леонид отыскал его визитку, и позвонил. Геннадий тут же пригласил его в офис. И вот теперь, поэт сидел на кожаном диване в холле предпринимателя и смотрел на свой бывший ореховый секретер и золоченое кресло. Раньше, при подобном зрелище, он бы испытал чувство обиды. Но сменив профессию, стал смотреть на все иными глазами. Мир вещей, к которым он раньше питал слабость, свою ценность для него терял. Некоторую сентиментальную грусть он все же испытывал. Знак родового гнезда затронул ностальгические ноты в его сердце. Но это была грусть поэта, будившая в нем желание переложить ее в рифмы, а вовсе не тоска обывателя по утерянному достатку.
- А я вас знаю. – Заявила Ира из глубин приемной.
- Откуда? – Удивился Кавелин.
- Я была на вечере в Ратуше, а вы там читали стихи. Мне очень понравилось…
- Спасибо. – Поблагодарил он. В другой раз поэт бы не преминул воспользоваться случаем и завести знакомство с хорошенькой девушкой. Но здесь, явившись занять у предпринимателя денег, не мог себе позволить флиртовать с его секретаршей. Чтобы уйти от соблазна, он обратил свой взор на антикварную мебель, и решил посвятить своему бывшему секретеру стихотворение. - «Тебе прощу невольную измену» – Закрутилась в голове первая строка, но поэтическую мысль прервали. Дверь в кабинет Затохина широко отворилась и сам бизнесмен с радушной улыбкой возник на пороге:
- Прости, старик. Со Штатами говорил. Там у меня одно дельце
заклинило, надо было потормошить… - Бизнесмен, с протянутой для приветствия рукой, шагнул навстречу посетителю. Леонид отметил краем глаза, что свои короткие ноги Геннадий Александрович ставит косолапо, носком внутрь. В его прошлый приезд, этой особенности в походке Затохина, он не заметил.
- Ничего, Гена. Я не скучал. Тут у тебя мои старые знакомые. Мы прекрасно пообщались.
Круглое лицо бизнесмена выразило удивление, и он ревниво стрельнул взглядом в уголок, где сидела Ира.
- Не волнуйся. – Успокоил его посетитель: - Я о секретере с креслом. Вот уж не ожидал увидеть их у тебя.
- Твои? – Удивился Затохин, и сразу успокоился.
- Да, представь себе, мои. – Подтвердил Леонид.
- Тогда ты сможешь и еще кое что увидеть. Заходи в кабинет. –
Пригласил бизнесмен и тоненько захихикал. Леонид вошел и сразу увидел свои напольные часы и две бронзовых подставки для скульптуры. На каждой из них красовался канделябр золоченой бронзы, изображавшей охотницу Диану со сворой собак. Канделябры к старине отношения не имели. Это был итальянский новодел, из серии шикарных атрибутов для нуворишей.
- Тоже твои? – Предположил Затохин, усаживая посетителя в мягкое кресло, перед своим письменным столом.
- Часы и подставки, мои, а красотки «ваши». – Усмехнулся Калевин: - Прости, Гена, но я бы на твоем месте, сюда их не поставил. Рядом с настоящим ампиром, «богини» пахнут плохо.
- Ничего, побудут, пока подберу что нибудь стоящее. – Успокоил поэта предприниматель и позвал Иру. Секретарша внесла поднос с крекерами и чай.
- Как тебе, вообще, мой офис? – С гордостью поинтересовался хозяин кабинета.
- Вполне. Но из всего интерьера, о твоем вкусе лучше всего, говорит Ирочка.
Геннадий самодовольно хмыкнул:
- И стоит она мне прилично. На другие вещи один раз потратишься
они стоят, денег не просят. А этой все мало… - Не смотря на улыбку, в его голосе прозвучала искренняя печаль. Калевин понял, что расходы на красивую секретаршу босса тревожат не на шутку.
- Ты еще не все видел. Пойдем, покажу свои тайные владения. Геннадий Александрович встал, подошел к обитой шелком стене и нажал на кнопку. Невидимая глазу дверь отворилась, хозяин шагнул внутрь, жестом пригласив Леонида проследовать за ним. Калевин поднялся, вошел в потайную дверь и оказался в зале, посередине которого стоял великолепный бильярдный стол на украшенных резьбой ножках. Заканчивались они бронзовыми копытцами.
- Недурно устроился. – Искренне восхитился Кавелин.
- Надо же иногда отдохнуть от денег. – Улыбнулся Затохин: -
Раскатаем партию? Ставлю сто крон, чтобы интерес маленький возник…
- Не могу. Я, собственно и пришел попросить в займы.
Рассчитывал на гонорар, да издатель подвел. – Покраснел от смущения Калевин.
- Сегодня уже четверо. Вы что, сговорились? – Ухмыльнулся бизнесмен: - Нет, взаймы не дам. Хочешь, сыграем…
- Как же играть, если я пустой? - Возразил поэт.
- Помню, у тебя дома над столом фотография висит. Она в бронзовой рамке. Рамку ценю в пятьдесят баксов. Это шестьсот крон.
- Бабушка в той фотографии. Ее большевики расстреляли. Не хочу играть на это… - Отказался Кавелин.
- Мне твоя бабушка не нужна. Я же о рамке речь веду. Повесишь бабулю без рамки… А вообще, как знаешь.
Леонид подумал и согласился. Жребий выпал начинать бизнесмену. Разбив «пирамиду», Геннадий закатил два шара в лунки. Следующий удар выбил еще два шара. Через пятнадцать минут он выиграл партию:
- У тебя осталось пятьсот? Хочешь отыграться.
Отыграться Кавелину очень хотелось, но он себя пересилил, вынул из кармана бумажник, долго в нем копался и, наконец, извлек синенькую бумажку. Это были последние сто крон, которые поэт хранил на сигареты. Не есть Кавелин мог довольно долго, и голод переносил легко, а воздерживаться от табака у него не получалось: